Технология любви - Иван Сохатов

Технология любви

Иван Сохатов

© Иван Сохатов, 2017

ISBN 978-5-4485-1911-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Технология любви

Первая часть. Аптекарский Огород.

Сон этот снился мне несколько раз – не навязчиво, но в моменты переломные, и вызывал у меня недоброе предчувствие.

Было несколько вариантов – он обрывался или начинался с середины. Приведу самый полный.

Что-то, не проявлявшее себя явно, подспудно влияло на меня. Откуда оно шло, я не понимал. Несомненным было только его существование. Позже я выскребу из этого некий смысл, но это уже не будет иметь значения, а сон ещё долго не оставит меня в покое.

Брат просит отвезти его на огород. Я переспрашиваю – куда?

Брата я не вижу, но иронию в его словах чувствую:

– На Аптекарский огород – не знаешь? Ещё Пётр распорядился об устройстве специального огорода для посадки лекарственных растений. Красивый жест – не правда ли? Монарх заботился о здоровье подданных. Теперь там Ботанический сад.

В следующем кадре поваленное ветром огромное дерево перегораживает аллею, по которой мы неспешно шагаем. Оголённые коричневые корни торчат в разные стороны. Ветви сломаны, по стволу широкая трещина. Сочное нутро дало смолистые потёки. Я про себ констатирую, что смерть дерева выглядит не так отталкивающе, как смерть животного или человека.

– Лиственница, – говорит брат со знанием дела, – крона слишком развесистая, а земля мягкая, вот и не удержалось.

– А ствол, почему сломался?

– Грохнулось о землю и надломилось. Дерево-то не прочное, но в воде не гниёт. Из него раньше пристани строили.

Он меряет шагами длину лежащего на земле ствола.

– Давно собираюсь купить маленькую пилораму и пилить такие деревья на доски. Выгодное дело – дубы тоже падают. Их отдают практически бесплатно. Увезёшь – и на том спасибо.

Невдалеке от нас парень в рабочей робе возится с бензопилой. Из тулова вырывается сноп сизого дыма. Пошла работа: безвольно падают отделённые от ствола ветки. Я увожу брата от погибшего дерева. Надумает ещё что-нибудь.

Мы переходим к каменным горкам, и брат надолго погружается в созерцание мхов. На меня они не производят впечатления. В наших северных лесах похожая растительность занимают целые поляны, а здесь пятнышки по метру шириной. Я спохватываюсь в последнее мгновение, чтобы не сказать об этом брату. Болезнь отменила для него странствия с рюкзаком за плечами.

Раскидистые кроны деревьев с пожелтевшей листвой плавно раскачиваются над нами в голубом небе. Тёмно-красный кустарник вдоль аллеи колышется в такт с ними. Справа от нас стеклянный бок теплицы.

Брат жалуется на усталость, и мы возвращаемся. Большая часть упавшего дерева уже превратилась в аккуратно напиленные полешки. Одно, не замеченное, откатилось в сторону. Я нажимаю на угол ногой, и опилок встаёт вертикально. С торца виден коричневый круг, а крайние кольца желтые. Брат выглядывает из-за моего плеча:

– Это не гниль, – говорит он, – деловая древесина – годится в работу.

Брат отходит в сторону. Я достаю из кармана перочинный ножичек и быстро пробую торец: на краю твёрдо – в центре лезвие легко углубляется сантиметра на два.

Брат медленно продвигается к скамейке и не видит этого. Я догоняю его и ничего не говорю ему о гнилом нутре дерева. Мы присаживаемся отдохнуть.

Напротив нас, на такой же скамейке, устроились две старушки. Одна прогуливает пуделька – другая подвижного внучка в яркой курточке. Они согласно бегают друг за другом по газону.

Мы говорим мало: брату ещё трудно, а я не знаю о чё и моё нежелание обсуждать всякую белиберду выталкивает меня из сна.

Ночь прошла тревожно. Утром я проснулся под вой ураганного ветра. Наверняка в Неве поднялась вода. Куда поедешь в такую погоду? Я подчинился лени: устроил себе английское воскресенье или еврейскую субботу – это уж как больше нравится – и плевать мне на то, что этот день пришёлся на среду.

К тому времени у меня образовался небольшой денежный запас. О средствах можно было не беспокоиться. Непродолжительная праздность благотворно сказывается на состоянии духа. Это все знают. Поваляться на диване, почитать, скосить глаз в телевизор и не спешить никуда – вот оно счастье! Даже в магазин можно не ходить: в холодильнике съестного навалом. Кофе и сигареты я купил в ночном ларьке вчера вечером. Уже тогда задувало, и я поставил машину не у дома, как обычно, а на проезжей части улицы – подальше от деревьев, чтобы сорванные ветки не попортили краску.

Босыми ногами я протопал к окну. Мой дромадер был на своём месте.

После ночной работы усталость сковывает движения.

Тугая струя воды хлопнула по дну ванной. От долгого сидения за рулём с трудом разминалось затекшее тело. Подождал, пока наберётся достаточно, и медленно погрузился в тёплую воду.

Провести бы так – в блаженстве – весь день. Но через полчаса пора выбираться. Растёрся полотенцем до красноты. Стало легче, но на кухне, мне опять кажется, что руки лежат на руле. Специфическое такое ощущение появляется после долгого вождения автомобиля.

Сытный завтрак не слишком оживляет меня и не поднимает настроение. Я не могу ничего делать и сижу в апатии. Я ещё в ночном городе под жёлтым светом фонарей, на чёрных улицах в постоянном движении. Хочется как-то вырваться из этого состояния. Читать трудно – в глаза, как песку насыпали. Телевизор скучен. Разве что, приедет Никита, за ключами от квартиры. Ему негде трахаться со своей подружкой и он пользуется для этого моим апартаментом. Площадей у него хватает – квартира в городе, дача. Но на даче соседи, а место работы жены недалеко от квартиры – может неожиданно появиться; забежит перекусить – и застанет.

Только подумал о нём – стук в окно. Неоспоримое преимущество проживания на первом этаже: гостям не обязательно звонить в дверь. Можно запросто, как в деревне, постучаться в окно.

Никита широко улыбается мне, задрав вверх голову.

По жизни Никита увалень, но живётся ему неплохо: он получает приличную пенсию. Выслужил, охраняя стратегически важный объект – тот же космодром, на котором мне приходилось бывать в командировках. Там мы и познакомились. Вопреки расхожему мнению, что из любого военного, можно сделать приличного администратора, из него ничего не получилось. Служба его сводилась к слежению за тем, как другие исполняют не им отданные приказы. Он и сам говорил, что служил тихо, ни во что не вмешивался, а по выслуге лет демобилизовался при первой возможности.

Мы частенько парились в его баньке на даче. Выбирали, когда его жена, не слишком меня жалующая, работала в ночную смену и угощались пивом. К утру, ко времени её появления, перегар изо рта выветривался, и я спокойно уезжал в город, избегая лишних нравоучений.

Баня у него небогатая, но в есть всё, вплоть до мягких кресел у камина, создающих уют старого доброго дома. Друг мой аккуратист. К помывке у него заготовлены шуршащие крахмалом простыни, махровые полотенца – себе и гостям. Сервирован стол: тарелки, вилки и прочий инструментарий.

Датское пиво нашего питерского производства. Мы пьём его из поместительных кружек – банка ровно на кружку. Удобно считать, сколько выпили – по пустым банкам. Копчёная рыба свежего привоза, кастрюля с варёной картошкой в укропе. В камине колеблется пламя. Приятнейшее времяпрепровождение.

Я завариваю кофе – он развлекает меня разговором. Про извоз в основном. Раздаётся телефонный звонок. Я доверяю кофеварку Никите. Брат из больницы, как я и думал. Он там после инфаркта, осложнённого инсультом, ему ещё трудно говорить. Он тянет слова, путает согласные, медлит. Просит привести к нему подругу свою – актёрку. Она очень устаёт. Поэтому я должен тащиться за ней через весь город. Я отказываюсь, выдвигая предлогом пробки и занятость.

– Так Папулю то, всё равно, повезёшь, – настаивает брат.

– Ну, то Папуля, – парирую я.

Никита слышит в открытую дверь мои реплики и согласно кивает головой. Он тоже живёт с извоза и понимает, как тяжело лишний раз тащиться в запруженный машинами центр города. Вешаю трубку и жалуюсь ему на то, что болезнь не уменьшила романтический пыл брата – он влюблен в свою актёрку по самые уши.

Никита соглашается, что для инфарктника это лишнее.

– Пойдёт так дальше – тебе и её родственников возить придётся, – заявляет он, подчёркивая, что он на моей стороне.

Я улыбаюсь, но грешно не только смеяться, но и подтрунивать над больным человеком, особенно за глаза. Никита бормочет что-то примирительное, но вставляет всё же:

– Под каблуком он у неё.

Это правда.

– Ей бы крепкого парня с котлетой зелёных.

Ясное дело. На том разговор о брате обрывается. Чтобы не вешать неловкую паузу зову его в комнату, показать, как раскладывается диван. Он у меня с норовом: заедает правую пружину. В прошлый раз Никите пришлось повозиться. Выдаю ему пару простынок, для комфорта. Завтра я еду в больницу к брату, потом работать. Меня не будет часов десять – справится.