Личные вещи. Стихи - Влад Южаков

Личные вещи

Стихи

Влад Южаков

© Влад Южаков, 2017

ISBN 978-5-4485-7186-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Личные вещи

Когда его терпение иссякло,И стало жить совсем невыносимо,Он вышел из себя и по вселеннойПомчался вдаль мерцающей звездой.А тело без него мешком обмяклоИ виделось чужим и некрасивым.И всё, что было, показалось бреннойИ никому не нужной ерундой.

Внизу вокруг него кипели страсти:Там в трубки телефонные орали,И про уколы в сердце говорили,И делали дыхание рот в рот.А он парил в невиданном пространстве,Пронизывая времени спирали,И пребывал в нездешней эйфории.Но всё ж вернулся, сделав поворот.

Пришел в себя, порылся торопливо,Забрал в былом двенадцать точных строчек,Шесть добрых слов, четыре главных встречи,Пейзаж в окошке с видом на прибой,И твой давнишний взгляд – ещё счастливый,Внимательный, влюблённый и порочный.И вышел вон. Теперь уже навечно.И дверь прикрыл тихонько за собой.

Странные сны

Бахтиёра измучили странные сны:Будто он дворянин, будто он генерал,И ему император огромной страныПоручает войну на Востоке. Ура!

Генерала в поход собирает жена:«Это ужас – без ванны, в крови и в грязи…Понимаю, какие гостинцы… Война!Но подарок с изюминкой всё ж привези».

Оставляя на пыльных дорогах следы,За колонной колонна шагают войскаВ те края, где всегда не хватает воды,Но в избытке верблюдов, жары и песка.

А когда впереди показались враги,Под разрывы картечи и маты командГенерал направляет в атаку полкиИ решительным штурмом берёт Самарканд.

Откупиться желает коварный эмир.Генерал благороден, но грозен: «Шалишь!».И везёт императору славу и мир,А красотке-жене – самаркандский кишмиш.

Возвратившись в столицу, идёт во дворец —Получать за победу разнос от царя.Он мечтает спокойно поспать наконец,А вельможи вокруг говорят, говорят…

Генералу пора, он глядит на часы,Но какой-то зарвавшийся пьяный майорПреграждает дорогу, топорща усы:«Регистрацию мне предъяви, Бахтиёр!».

Он садится на койке в холодном поту.За промёрзшими стёклами вьётся метель.Он не может понять, отчего ерундуВидит каждую ночь, утыкаясь в постель.

Бахтиёр обдаёт кипятком «Доширак».Испарилась бесследно дворянская стать.Он выходит из дома в четыре утраИ Дворцовую площадь идёт подметать.

Чашка

Вроде, только вчера алым шёлком осины рдели,А сегодня лишь кружевом чёрных ветвей качают.Как мучительны ночи в холодной, пустой постели…Раз опять до утра не уснуть, то хоть выпить чаю…

И она поспешила на кухню в ночной рубашке,На конфорку поставила чайник и газ включила.И достала из шкафа чудесной работы чашку —Ту, что он в феврале подарил ей на годовщину.

Был фарфор удивительно тонок, почти прозрачен,И блестел золотой ободок волоска не шире.И неважно уже, кто тогда эту ссору начал,Если нынче так пусто и тихо в большой квартире.

По каким океанам мотает её скитальца?Сколько можно в подушку бессильно рыдать ночами?И она всё крутила изящную чашку в пальцах,И безмолвно пыхтел на плите полусонный чайник.

А когда телефон затрезвонил, в мгновенье окаТишину распугав, пустоту разорвав на части,Чашка звякнула об пол, разбившись на сто осколков…Может, люди не врут, утверждая, что это к счастью?

Мост

Он мякиш бросает на лёд с мостаИ шёпотом жарко взывает: «Боже!Как я ненавижу все эти рожи…Я всех бы убил, чтоб начать с листа!

Какую бы я причинил им боль!Дай, Господи, силы начистить мордуЛюбому из них, разнести всё к чёрту!».И Бог отвечает: «Ну что ж, изволь…».

***С утра потеплело, и снег раскис —Тяжёлая, серая в комьях каша.«Четвёртый, нас мочат! Где, сука, наши?!», —По радиосвязи орёт танкист.

И слышит сквозь грохот: «Назад нельзя!Тебе на подмогу послали роту!».Он видит из люка скульптуры Клодта.Он слышит: «Минута – чтоб мост был взят!».

На грязном мосту удивлённый коньТаращит глаза на колонну танков —Машины на Невский ползут с Фонтанки,Нестройно ответный ведя огонь.

Но первый в колонне уже горит,Стволом упираясь в фасад старинный.Осколки и пули секут лепнину,И сыплется гипс на сырой гранит.

Танкист получает приказ: «Вперёд!»,А вслед за приказом – осколок в ухо.Стучат пулемёты незло и глухо,Роняя фигурки людей на лёд.

Танкист обмякает. В предсмертном снеОн, брызгая кровью, хрипит: «Конечно…Всё так неустойчиво, так не вечно,Как этот размокший декабрьский снег»…

***Мираж растворился, и прежний видВернулся: прохожие, грязь, окурки…И он, изумлённый, в промокшей курткеС батоном в руке на мосту стоит

И хлебные крошки бросает вниз,Туда, где по льдине гуляют утки.А в пробке на Невском гудят маршрутки.С утра потеплело, и снег раскис.

Генеральская дача

Генеральская дача стоит за высокой оградой —Ну, не любит хозяин себя выставлять напоказ…Никого из чужих, а внутри тишина и прохлада.И задёрнуты шторы от слишком внимательных глаз.

Вот и нынче на чёрной служебной машине подъехал,Безучастно взглянул на гуляющий в шортах народ,Ухмыльнулся собачьему лаю и детскому смеху,И исчез во дворе за железом тяжёлых ворот.

А на улице август – палящее солнце в зените.Отгремела гроза и куда-то бесследно ушла.И ни облака в небе – лишь две размахрённые нитиТянет ввысь за собой самолёта стальная игла.

Это лето окрашено в жёлтый, зелёный и синий.Этим летом, похоже, не в моде другие цвета.И на тысячу вёрст – одуряющий запах полыни,И дождинки блестят на отмытых от пыли листах.

И пока не с руки вспоминать про снега и морозы,Детвора по ночам залезает в чужие сады,Над высокой травой пролетают шмели и стрекозы,И срываются с веток созревшие к сроку плоды.

Если б людям почаще вдыхать ароматное лето,Больше было бы счастья и реже бы грызла тоска…Генерала нашли на ковре – с именным пистолетом,В орденах и медалях, и с дыркой в районе виска.

Мёртвые поэты

В погожий полдень, посреди недели,Купив пол-литра водки на обед,Два гражданина в рюмочной сиделиИ выясняли, кто из них поэт.

Один махал рукой: «Неправ был классик,Считая, что прекрасен наш союз!Я с ним принципиально не согласен,И говорить об этом не боюсь!

А всё из-за колхозных менестрелейИ прочих рифмоплётов от сохи,Что букваря ещё не одолели,Но без стыда берутся за стихи!

Нигде от вас, невежд, спасенья нету,Плебеи, графоманы, алкаши!Увы, но лишь почившие поэтыТалантливы, умны и хороши!».

Второй сверкал глазами: «Осторожней!Не распугай гекзаметром народ!Не лезь в литературу с умной рожей,Раскрепощённый нравственный урод!

Люблю принять на грудь, и не скрываю!Но что с того, что я бываю пьян?Зато моя поэзия – живая!Её поют на праздник под баян!

А вы высокомерные эстеты —Вам изъясняться внятно не дано!Да, без сомнений, лучшие поэтыНаш грешный мир покинули давно!».

Мог диспут завершиться мордобоем,Но спор кассирша Галя прервала:«Я вас, козлов, убью сейчас обоихЗа гнусные и подлые дела!

Кто здесь побил посуду прошлым летом?Вы – перегной, навоз, гнилая слизь!Дерьмо собачье вы, а не поэты.А лучшие ещё не родились».

Скандал затух. У Гали, если честно,Удар такой – костей не соберёшь…Усопший гений – это очень лестно,Но лучше быть живым, едрёна вошь…

Спина

Ливень тяжёлыми каплями бил в стекло.Он закурил сигарету, взглянул в окно.Там, за окном, было мокро и с крыш текло.Здесь было душно, томительно и темно.

Чтоб не спугнуть ненароком ночной покой,Сзади тихонько его обняла онаИ осторожно прильнула к спине щекой.Ей целый свет заменяла его спина.

В жизни, где буйствует ветер, где дождь стеной,Где облака закрывают небес лазурь,Всё ненадёжно. И лишь за его спинойМожно укрыться от самых жестоких бурь.

И безразлично, что там у других, извне —Рушится мир, или просто гремит гроза.Всё, что ей нужно – прижаться к его спине,От ощущения счастья прикрыв глаза.

Он докурил, повернулся спиной к окну,Женские слёзы представил в который раз,И прошептал: «Обожаю тебя одну»,Вновь не придумав для правды достойных фраз.

Честно