Божественная комедия - Данте Алигьери

       Спускаются ли с первой той ступени[85],

       Где лишь надежда в душах умерла?"

19 Так я спросил; и он: "Из нашей сени

       По этим, мною пройденным, тропам

       Лишь редкие досель сходили тени.

22 Но некогда я здесь прошёл и сам,

       Злой Эрихто[86] заклятый, что умела

       Обратно души призывать к телам.

25 Едва лишь плоть во мне осиротела.

       Сквозь эти стены был я снаряжён

       За пленником Иудина предела[87].

28 Всех ниже, всех темней, всех дальше он

       От горней сферы, связь миров кружащей[88];

       Я знаю путь; напрасно ты смущён.

31 Низина эта заводью смердящей

       Повсюду облегает скорбный вал,

       Разгневанным отпором нам грозящий".

34 Не помню я, что он ещё сказал:

       Всего меня мой глаз, в тоске раскрытый,

       К вершине рдяной башни приковал,

37 Где вдруг взвились, для бешеной защиты,

       Три Фурии, кровавы и бледны

        И гидрами зелёными обвиты;

40 Они как жены были сложены;

       Но, вместо кос, клубами змей пустыни

       Свирепые виски оплетены

43 И тот, кто ведал, каковы рабыни

       Властительницы вечных слез ночных,

       Сказал: "Взгляни на яростных Эриний.

46 Вот Тисифона, средняя из них;

       Левей — Мегера: справа олютело

       Рыдает Алекто"[89]. И он затих.

49 А те себе терзали грудь и тело

        Руками били; крик их так звенел,

        Что я к учителю приник несмело.

52 "Медуза[90] где? Чтоб он окаменел! —

        Они вопили, глядя вниз. — Напрасно

        Тезеевых мы не отмстили дел"[91].

55 "Закрой глаза и отвернись; ужасно

        Увидеть лик Горгоны; к свету дня

        Тебя ничто вернуть не будет властно".

58 Так молвил мой учитель и меня

       Поворотил, своими же руками,

       Поверх моих, глаза мне заслоня.

61 О вы, разумные, взгляните сами,

       И всякий наставленье да поймёт,

       Сокрытое под странными стихами!

64 И вот уже по глади мутных вод

       Ужасным звуком грохот шёл ревущий,

       Колебля оба брега, наш и тот, —

67 Такой, как если ветер всемогущий,

       Враждующими воздухами взвит,

       Преград не зная, сокрушает пущи,

70 Ломает ветви, рушит их и мчит;

       Вздымая прах, идёт неудержимо,

       И зверь и пастырь от него бежит.

73 Открыв мне очи: "Улови, что зримо

       Там, — он промолвил, — где всего черней

       Над этой древней пеной горечь дыма".

76 Как от змеи, противницы своей,

       Спешат лягушки, расплываясь кругом,

       Чтоб на земле упрятаться верней,

79 Так, видел я, гонимые испугом,

       Станицы душ бежали пред одним,

       Который Стиксом шёл, как твёрдым лугом.

82 Он отстранял от взоров липкий дым,

       Перед собою левой помавая,

       И, видимо, лишь этим был томим.

85 Посла небес[92] в идущем признавая,

       Я на вождя взглянул; и понял знак

       Пред ним склониться, уст не размыкая.

88 О, как он гневно шёл сквозь этот мрак!

       Он стал у врат и тростию подъятой

       Их отворил, — и не боролся враг.

91 "О свергнутые с неба, род проклятый, —

        Возвысил он с порога грозный глас, —

        Что ты замыслил, слепотой объятый?

94 К чему бороться с волей выше вас,

       Которая идёт стопою твёрдой

       И ваши беды множила не раз?

97 Что на судьбу кидаться в злобе гордой?

       Ваш Цербер, если помните о том,

       И до сих пор с потёртой ходит мордой"[93].

100 И вспять нечистым двинулся путём,

        Нам не сказав ни слова, точно кто-то,

        Кого теснит и гложет об ином,

103 Но не о том, кто перед ним, забота;

        И мы, ободрясь от священных слов,

        Свои шаги направили в ворота.

106 Мы внутрь вошли, не повстречав врагов,

        И я, чтоб ведать образ муки грешной,

        Замкнутой между крепостных зубцов,

109 Ступив вовнутрь, кидаю взгляд поспешный

        И вижу лишь пустынные места,

        Исполненные скорби безутешной.

112 Как в Арле[94], там, где Рона разлита,

        Как в Поле[95], где Карнаро многоводный

        Смыкает Италийские врата,

115 Гробницами исхолмлен дол бесплодный, —

        Так здесь повсюду высились они,

        Но горечь этих мест была несходной;

118 Затем что здесь меж ям ползли огни,

        Так их каля, как в пламени горнила

        Железо не калилось искони.

121 Была раскрыта каждая могила,

        И горестный свидетельствовал стон,

        Каких она отверженцев таила

124 И я: "Учитель, кто похоронен

        В гробницах этих скорбных, что такими

        Стенаниями воздух оглашен?"

127 "Ересиархи, — молвил он, — и с ними

        Их присные, всех толков; глубь земли

        Они устлали толпами густыми.

130 Подобные с подобными легли,

        И зной в гробах где злей, где меньше страшен".

        Потом он вправо взял, и мы пошли

133 Меж полем мук и выступами башен.

ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

1 И вот идёт, тропинкою, по краю,

      Между стеной кремля и местом мук,

      Учитель мой, и я вослед ступаю.

4 "О высший ум, из круга в горший круг, —

      Так начал я, — послушного стремящий,

      Ответь и к просьбе снизойди как друг.

7 Тех, кто положен здесь в земле горящей,

      Нельзя ль увидеть? Плиты у могил

      Откинуты, и стражи нет хранящей".

10 "Все будут замкнуты, — ответ мне был, —

       Когда вернутся из Иосафата[96]

       В той плоти вновь, какую кто носил.

13 Здесь кладбище для веривших когда-то,

       Как Эпикур[97] и все, кто вместе с ним,

       Что души с плотью гибнут без возврата

16 Здесь ты найдёшь ответ речам твоим

       И утоленье помысла другого[98],

       Который в сердце у тебя таим".

19 И я: "Мой добрый вождь, иное слово

       Я берегу, в душе его храня,

       Чтоб заповедь твою[99] блюсти сурово".

22 "Тосканец, ты, что городом огня

        Идёшь, живой, и скромен столь примерно,

        Прошу тебя, побудь вблизи меня.

25 Ты, судя по наречию, наверно

       Сын благородной родины моей,

       Быть может, мной измученной чрезмерно".

28 Нежданно грянул звук таких речей

       Из некоей могилы; оробело

       Я к моему вождю прильнул тесней.

31 И он мне: "Что ты смотришь так несмело?

       Взгляни, ты видишь: Фарината встал.

       Вот: всё от чресл и выше видно тело".

34 Уже я взгляд в лицо ему вперял;

       А он, чело и грудь вздымая властно,

       Казалось, Ад с презреньем озирал.

37 Меня мой вождь продвинул безопасно

       Среди огней, лизавших нам пяты,

       И так промолвил: «Говори с ним ясно».

40 Когда я стал у поднятой плиты,

       В ногах могилы, мёртвый, глянув строго,

       Спросил надменно: «Чей потомок ты?»

43 Я, повинуясь, не укрыл ни слога,