Всего лишь несколько лет… - Фаина Оржеховская

И все же лучше жизнь, чем смерть. Хорошо, что она спит за стеной, а не лежит растерзанная на станции… Что завтра маленькая девочка откроет глаза и увидит свою мать…»

Будь это год назад, Коля именно так закончил бы свое сочинение. У него даже был готов эпиграф — из стихотворения Михаила Светлова:

Я сам лучше кинусьПод паровоз,Чем брошу на рельсы героя.

По теперь, в седьмом классе, Коля зачеркнул эпиграф и прибавил такие строки:

«А как же та свеча, которая озарила для нее и жизнь, и людей, и все человеческие поступки? Как же та правда, которая открылась ей перед самым концом? Ведь это голос и думы самого Толстого, сама тогдашняя жизнь! Нет, здесь не может быть счастливой развязки…»

Глава одиннадцатая

ПОД НОВЫЙ год

Тридцать первого декабря в Большом театре шел балет «Щелкунчик». Ученики музыкальной школы получили билеты. Маша достала еще билет для Дуси; обе сидели близко и все хорошо видели.

Был как раз день рождения Маши; она родилась под Новый год.

Она уже побывала в Большом на «Евгении Онегине». Еще до начала оперы лестница, ложи, потолок с люстрой — все ослепило ее.

Когда же в зале начало темнеть, и люстра побледнела, и дирижер взмахнул палочкой, реальный мир исчез для Маши и сама она стала невесомой.

Но что значили эти первоначальные впечатления перед могуществом самой музыки?

В «Щелкунчике» участвовали ученики хореографического училища. Главное действующее лицо — Мари (тоже Маша) — была девочка лет двенадцати на вид. Но в ее музыке было что-то напоминающее «Онегина»; должно быть, Татьяна была в детстве такая же.

Большая елка, увешанная игрушками, стояла в самой середине сцены. Дуся ахнула. Ее поразило зрелище; музыка была лишь фоном. Впрочем, незаметно для Дуси музыка помогла ей осмыслить действие. Раза два Дуся толкнула Машу, но та отмахнулась. Она слушала.

Несмотря на зрелище веселого бала и новогодней елки, несмотря на то, что девочка Маша и ее гости резвились и танцевали, а взрослые делали вид, что и они готовы превратиться в детей (а может быть, и веселились искренне), несмотря на то, что музыка была светла, особенно вначале, Маша чувствовала какую-то тревогу.

Она не знала либретто, не читала сказки Гофмана, но что-то говорило ей, что веселье будет непродолжительным. Это подсказывал ей слух, внимательно следящий за оркестром.

Несчастье подкрадывается незаметно, но его предчувствуют. Вот, например, большие часы, висящие на стене. Причудливые, в виде совы, они не могут не внушить подозрений. Вот они пробили девять. И мало того что сова хлопает крыльями и у нее загораются глаза при каждом ударе, музыка, сопровождающая этот бой, таинственна и зловеща. Не может быть, чтобы это ничего не значило!

Смотрите: открылась дверь, и на пороге показался старик с крючковатым носом, странным образом похожий на ту сову. Нет сомнения, что зловещие часы были его подарком. Потому что мертвенная музыка, возвестившая приход старика, напоминает музыку стенных часов. И вы еще сомневаетесь, что он ваш недруг, а сова — его сообщница? Он оставил ее в вашем доме, чтобы она все выследила: каковы здесь нравы, кого следует опасаться, в ком найти союзника? Сам-то он бывает у вас редко. Но приносит зло.

И теперь он также принес подарки, этот человек. Его неестественный, угрожающий смех напоминает клекот ворона — прислушайтесь к оркестру! Но хозяева думают, что это лишь одно из чудачеств советника Дроссельмейера, и благодарят за внимание.

Он вынимает из необъятного кармана куклу-уродца, длиннозубого, с большой головой и выпученными глазами. Младший сын хозяев, Фриц, оставляет своих солдатиков, схватывает Щелкунчика, засовывает ему в рот самый большой орех, и — крак! — у бедного уродца сломалась челюсть. А советник Дроссельмейер не сердится, он даже рад этому.

Казалось бы, что особенного? Мальчик сломал игрушку; ее починят или купят новую. Но если верить музыке — а ей Маша верила больше всего, — то в происшествии был особый, трагический смысл. В семье с этих пор уже не будет так весело и безмятежно, как прежде. Особенно должна это чувствовать дочь хозяев, Маша. Ее детство, в сущности, уже кончилось и началось отрочество. Иногда эту грань переходишь легко и незаметно, а бывает, что тут-то и узнаешь горе. Именно теперь от тебя требуется мужество — большее, чем возможно в твои годы.

Маша оглянулась на Дусю, но у той на лице ничего нельзя было прочитать, кроме любопытства. Дуся не прислушивалась к оркестру, колдун ей нравился так же, как и его жертвы.

— Они все очень смешные, — сказала она в антракте. — А сова кто? Артистка или так сделано, что крылья хлопают? А старик-то! Я думала, Дед-Мороз. Хорошо, что купила программку.

— Ты еще не все знаешь!

— А что?

Маша округлила глаза.

— Помнишь, у нас агитатор читал? Про человека, который подослал чумную крысу?

— Загнула! То, что мы смотрим, — это двести лет назад было.

— Неважно, когда это было.

— Ну и выдумщица! Здесь, правда, будут мыши… Вот почитай.

— Не хочу.

— Разве тебе не интересно, что будет дальше?

— Сама услышу. А этот Фриц — знаешь, из него вырастет большой негодяй.

— Да что ты в самом деле!

— Солдатики. Марши… Вояка!

— Все мальчики такие.

— Нет, не все.

— Вот странная! Прочитай, что здесь написано. Возьми, говорят тебе!

— Не хочу, — повторила Маша.

У нее сильно забилось сердце, когда вновь открылся занавес. На сцене было темно, только лунный зеленый луч проникал через большое окно. Девочка Маша поднялась с постели. Была глубокая ночь, а она не могла уснуть. И не напрасно она боялась.

Нашествие мышей! Их еще не видно, но в оркестре слышится визг, писк, беготня. И главное, приближение чего-то страшного.

У Щелкунчика свои солдаты, но их мало. Может быть, все сейчас зависит от девочки, которая стоит посередине комнаты, оцепенев от страха? Да, теперь самое главное — преодолеть свой страх. Как это удается человеку? Какая сверхъестественная сила нужна для этого?

И видит Маша, как погасшая елка начинает светиться. Она растет ввысь и вширь, упирается в потолок, почти касается стен. На ней зажигаются огни и с каждой минутой прибавляются новые игрушки.

Так ли это? Нет. Елка все та же, что и в первом действии, но в оркестре вступают в строй все новые инструменты. И они заглушают мышиную топотню и визг.

Что же означает это непрерывное, нарастающее усиление звука? Пришла подмога? Да, только не численная. Это означает, что девочка победила свой страх. Не елка увеличилась в объеме — душа девочки вырастала и крепла.

И Маша, сидящая в ложе, вся подалась вперед. Она уже не отделяла себя от той Маши. В оркестре все так и гремело. «Теперь пора», — подумала она и встала. И, словно повинуясь этому немому призыву, хозяйка Щелкунчика бросила свой башмачок прямо в Мышиного царя. И его солдаты дрогнули и разбежались.

«Ну и что же? — спросят те, кто только смотрит, но не слушает. — Девочка бросила башмачок в мышей, и они убежали». Но знают ли эти люди, чего это стоило — перестать бояться?

— Сядьте! — зашептали сзади. — Ничего не видно.

Маша села дрожа. Дуся испуганно посмотрела на нее, но тут же снова устремила глаза на сцену, потому что там происходило чудо: при свете луны, но не зеленом, а розовом, Щелкунчик обрел прекрасный человеческий облик.

В следующем антракте Маша оставалась на своем месте. Дуся покинула ее и пошла бродить по театру. Это было продолжением ее праздника. Вернувшись, она сказала:

— Ей-богу, как будто снится. — И протянула Маше горстку леденцов, купленных в буфете. — А знаешь, там тоже будут леденцы.

— Там?

— На сцене. Видишь, написано: «Царство сластей».

Дети плыли по розовому морю — Маша и Принц, бывший Щелкунчик. Прогнав мышей, девочка сняла с него чары. Они плыли по певучим волнам, а потом попали в какое-то счастливое царство. Только в одном месте музыка была печальна — из-за медленного восточного мотива. И неведомый Маше инструмент с приятной монотонностью повторял: «Та-ри, та-ри» — так ей казалось.

А потом начался вальс цветов — пожалуй, слишком красивый, обильный, роскошный и только в напеве виолончели задумчивый, задушевный.

Но особенно хорош был конец. Девочка и ее брат спали, как будто ничего не произошло. А музыка провожала их детство, приветствовала отрочество и радовалась новому дню.

Когда уже расходились, Маша взяла Дусину программку и небрежно прочитала конец. Оказывается, Принца и его спасительницу принимала у себя в замке какая-то фея Драже и угощала их леденцами и пирожными.