Слепень - Вадим Сухачевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, правда, Полина и Викентий напоследок устроили им… Ах, дети, дети! Вначале хай подняли, а когда их попытались силой вывести из военкомата… Долго еще у военкоматовских синяки будут проходить, и мебель, наверно, новую приобретать придется, а двоих неотложка увезла – вправлять вывихнутые руки и челюсти. А когда милиция приехала, дети выпрыгнули в окошко со второго этажа и были таковы.
Юрий думал: ну вот, сейчас приедут их арестовывать, адрес-то свой нахаловский они в военкомате засветили. Но то ли из-за всеобщей неразберихи, то ли по распоряжению полковника Ничипоренко никто этого, слава богу, делать не стал.
– Очередь, понимаешь, у них до женщин не дошла! – уже дома бурчала Полина. – Дойдет она у них, как же! Может, через полгода! К тому времени война уже давно кончится!
Ни Юрий, ни Катя не стали ей возражать, хотя оба душой чувствовали, что полугодом дело никак не обойдется.
* * *Из документов первых дней войны[14]«Опыт первого дня войны показывает неорганизованность и беспечность многих командиров, в том числе больших начальников…
…Раненых с поля боя не эвакуируют, отдых бойцам и командирам не организуют, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу».
Из директивы Военного совета
Западного фронта от 23 июня 1941 г.
……………………………………….
Командующему 10-й армией
«Почему механизированный корпус не наступал, кто виноват? Надо бить врага организованно, а не бежать без управления.
…Найти, где 49-я и 113-я стрелковые дивизии, и вывести. Исправьте свои ошибки…»
……………………………………….
…Большинство военных без оружия… Под вечер 24 июня уже встречались солдаты, переодетые в гражданскую одежду…
……………………………………….
…Вероятно, персонал, поспешно всё бросив, бежал, и поэтому из госпиталя к дороге двинулась колонна раненых, многие из которых были на костылях, двигались с трудом. Толпа перебинтованных и окровавленных людей остановилась на обочине дороги, многие из них стали умолять: «Братишки, не бросайте нас, заберите с собой».
Никто не отзывался на мольбы о помощи. Тогда группа раненых вышла на проезжую часть дороги, перегородив её своими телами. Несколько автомобилей с находящимися в них гражданскими людьми с разбегу врезались в толпу. Раздался треск костылей, хруст человеческих костей, образовалось кровавое месиво кричащих и стонущих людей, но на них никто внимания не обращал – машины спешили на восток…
……………………………………….
«Положение фронта.
8-я армия, понесшая 40 % и более потерь, отходит на северный берег Зап. Двины.
2-я танковая дивизия, видимо, уничтожена. Положение 5-й танковой дивизии и 84-й моторизованной дивизии неизвестно.
11-я армия как соединение не существует.
Положения 5, 33, 188, 128, 23 и 126-й стрелковых дивизий неизвестно.
41-й стрелковый корпус – состояние неизвестно.
Связи для твердого управления не имею…»
Из донесения командующего войсками
Северо-Западного фронта от 28 июня 1941 г.
……………………………………….
«Бюро Гомельского обкома информирует Вас о некоторых фактах, имевших место с начала военных действий и продолжающихся в настоящее время.
Деморализующее поведение очень значительного числа командного состава: уход с фронта командиров под предлогом сопровождения эвакуированных семейств, групповое бегство из частей разлагающе действует на население и сеет панику в тылу. 27 июня группа колхозников Корналинского сельсовета задержала и разоружила группу военных около 200 человек, оставивших аэродром и направлявшихся в Гомель…»
Из доклада Гомельского обкома ВКП(б) от 29 июня 1941 г.
……………………………………….
«…В Пинске сами в панике подорвали артсклады и нефтебазы и объявили, что их немцы бомбами подорвали, а начальник гарнизона и обком партии сбежали к нам в Лунинец… Эти факты подрывают доверие населения. Нам показывают какую-то необъяснимую расхлябанность…»
Из телефонограммы секретаря райкома от 29 июня 1941 г.
И так далее, до дурной бесконечности…
Сейчас, в конце декабря сорок первого года, после того, как немцев отогнали от Москвы на двести километров, генерал ГРУ Н. Н. Николаев перечитывал в своем кабинете те сов. секретные июньские документы и думал: ну а могло ли тогда, в том злом июне, все сложиться иначе?
Были, конечно, и очаги героического, яростного сопротивления, но именно что – лишь отдельные очаги. Весь отборный первый эшелон наших войск, десятки армий, сотни дивизий, десятки тысяч танков и самолетов, больше ста тысяч орудий – все это тогда за считаные дни сгинуло в никуда, точно приземлились какие-то инопланетяне и унесли все это с собой. Ничего не дали расстрелы генералов и офицеров – от Павлова[15] до начальника минского военторга (вот уж истинный виновник всего!), – даже этим нельзя было сильнее запугать уже запуганную за десять последних лет страну.
И пресловутый фактор внезапности едва ли полностью все объяснял, ведь потом последовали Смоленский котел, уже в августе, Вяземский и Киевский – в сентябре и октябре, – какая уж тут внезапность? Нет, тогда, в июне (как потом и в августе, и в сентябре, и в октябре), и не могло по-другому произойти. Ибо запуганный человек чувствует себя рабом, а рабы – они если и выигрывают битвы, то разве что против своих хозяев.
Вот после того, как люди почувствовали, что судьба страны решается не богом из Кремля, а здесь, каждым из них, в каждом окопе, а германский фюрер несет рабство еще более тяжелое и унизительное, – вот тогда и случилась победа недавняя. И будут, будут другие победы, теперь уже их не может не быть! И окончательная победа будет за нами – не потому, что так сказал в своем выступлении по радио кремлевский небожитель, а потому, что недавние рабы уже начали распрямлять спины…
Н. Н. Николаев убрал папки с этими, хоть и с грифом «Сов. секретно», но уже не имевшими никакого значения документами о том позорном разгроме, и достал из сейфа другую, по-настоящему секретную папку. Здесь были расшифровки отчетов, присланных разведчиками.
Увы, отчетов этих было крайне мало, и далеко не все были на сто процентов достоверными. Генерал Н. Н. Николаев едва не выругался вслух, вспомнив о том, как в 37-м, при наркоме Ежове, зачем-то погубили почти всю разведку Коминтерна. Хорошо внедренных, с большим опытом разведчиков вызывали в Москву и здесь ставили к стенке. Один Рамзай[16] остался в живых, да и то лишь потому, что сделал вид, будто не получил вызов. Ну еще группа, которую, как он знал, в СС называли «Rote Kapelle»,[17] – но эта группа уже находилась «под колпаком» у немцев, и жить ей оставалось, по всему, недолго.
Те, чьи отчеты он сейчас перечитывал, были, конечно, людьми исключительной храбрости, но опыта у них пока было маловато, еще толком не наладили хорошие агентурные связи, близко не стояли к каким-нибудь тамошним верхам, и оттого их сведения были не столь уж большой важности. Н. Н. Николаев их нисколько за это не винил, ведь настоящий разведчик вызревает годами, когда-нибудь шаг за шагом и они продвинутся повыше, но то произойдет, конечно, нескоро…
Не лучшим образом обстояли дела и с ближней, тактической разведкой, работавшей на оккупированной территории СССР. Едва ли не девятеро из десяти засланных туда разведчиков либо сразу проваливались, либо тут же начинали работать под контролем абвера.
Немецкие разведчики, заброшенные сюда, проваливались гораздо реже – и вовсе не потому, что у них в абвере служили спецы намного лучшие, чем здесь, в ГРУ; в отделе у Н. Н. Николаева тоже работали истинные знатоки разведывательного дела, имевшие огромный опыт. Просто немцам было из кого выбирать людей для заброски – вон, у них по лагерям для военнопленных сидят миллионы наших, довольно многие соглашаются служить новым хозяевам, русскому языку и обычаям их обучать не надо, и связи имеются по всей стране, а у нас многие месяцы уходят на обучение каждого.
Вчера ему, Н. Н. Николаеву, представили пятерых, приготовленных к заброске, – так он всех пятерых вынужден был забраковать. Один по-немецки говорит с калужским акцентом; другой попросту глуповат, что он, Н. Н. Николаев умел выявлять сразу и безошибочно; третий, как он выяснил, прежде был стукачом, а человек, привыкший предавать, не остановится и перед новым предательством; четвертый в фашистской демагогии не силен, все норовит перескочить на нашу, отечественную, сермяжную. Ну какой из него унтерштурмфюрер СС, разве что политрук из рязанской пожарной команды…
Что же касается пятого, то он по всем параметрам вроде бы и подходил, но показался генералу Н. Н. Николаеву больно уж службистом, слишком выкатывал грудь колесом, слишком звонко каблуками прицокивал, слишком подобострастно выпаливал «так точно!» да «есть!». Н. Н. Николаев сразу почувствовал, что застрял в нем какой-то рабский хрящик, а даже чуть-чуть раб не может быть настоящим разведчиком, это – как гений и злодейство, то есть «две вещи несовместные», такой просто не способен на неординарные решения, без чего весьма часто разведчику невозможно обойтись.
