Стихотворения - Павел Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
30 июня 1932 г.
Кунцево
Август
Угоден сердцу этот образ
И этот цвет!
Языков1Еще ты вспоминаешь жаркий день,Зарей малины крытый, шубой лисьей,И на песке дорожном видишь теньОт дуг, от вил, от птичьих коромысел.
Еще остался легкий холодок,Еще дымок витает над поляной,Дубы и грозы валит август с ног,И каждый куст в бараний крутит рог,И под гармонь тоскует бабой пьяной.
Ты думаешь, что не приметил яВ прическе холодеющую проседь, —Ведь это та же молодость твоя, —Ее, как песню, как любовь, не бросить!
Она — одна из радостных щедрот:То ль журавлей перед полетом трубы,То ль мед в цветке и запах первых сот,То ль поцелуем тронутые губы…
Вся в облаках заголубела высь,Вся в облаках над хвойною трущобой.На даче пни, как гуси, разбрелись.О, как мычит теленок белолобый!
Мне ничего не надо — только бытьС тобою рядом и, вскипая силой,В твоих глазах глаза свои топить —В воде их черной, ветреной и стылой.
2Но этот август буен во хмелю!Ты слышишь в нем лишь щебетанье птахи,Лишь листьев свист, — а я его хвалюЗа скрип телег, за пестрые рубахи,
За кровь-руду, за долгий сытый ревТуч земляных, за смертные покосы,За птиц, летящих на добычу косо,И за страну, где миллион дворовРодит и пестует ребят светловолосых.
Ой, как они впились в твои соски,Рудая осень! Будет притворяться,Ты их к груди обильной привлеки, —Ведь лебеди летят с твоей руки,И осы желтые в бровях твоих гнездятся.
3Сто ярмарок нам осень привезла —Ее обозы тридцать дён тянулись,Все выгорело золотом дотла,Все серебром, все синью добела.И кто-то пел над каруселью улиц…
Должно быть, любо августовским днемС венгерской скрипкой, с бубнами в РоссииКривлять дождю канатным плясуном!Слагатель песен, мы с тобой живем,Винцом осенним тешась, а другие?
Заслышав дождь, они молчат и ждутВ подъездах, шеи вытянув по-курьи,У каменных грохочущих запруд.Вот тут бы в смех — и разбежаться тут,Мальчишески над лужей бедокуря.
Да, этот дождь, как горлом кровь, идетПо жестяным, по водосточным глоткам,Бульвар измок, и месяц большерот.Как пьяница, как голубь, город пьет,Подмигивая лету и красоткам.
4Что б ни сказала осень, — все права…Я не пойму, за что нам полюбиласьПодсолнуха хмельная голова,Крылатый стан его и та трава,Что кланялась и на ветру дымилась.
Не ты ль бродила в лиственных лесахИ появилась предо мной впервыеС подсолнухами, с травами в руках,С базарным солнцем в черных волосах,Раскрывши юбок крылья холстяные?
Дари, дари мне, рыжая, цветы!Зеленые прижал я к сердцу стебли,Светлы цветов улыбки и чисты —Есть в них тепло сердечной простоты,Их корни рылись в золоте и пепле.
5И вот он, август, с песней за рекой,С пожарами по купам, тряской ночьюИ с расставанья тающей рукой,С медвежьим мхом и ворожбой сорочьей.
И вот он, август, роется во тьмеДубовыми дремучими когтямиИ зазывает к птичьей кутерьмеЛюбимую с тяжелыми ноздрями,С широкой бровью, крашенной в сурьме.
Он прячет в листья голову свою —Оленью, бычью. И в просветах алых,В крушенье листьев, яблок и обвалах,В ослепших звездах я его пою!
Август 1932 г.
Кунцево
«В степях немятый снег дымится…»
В степях немятый снег дымится,Но мне в метелях не пропасть, —Одену руку в рукавицуГорячую, как волчья пасть,
Плечистую надену шубуИ вспомяну любовь свою,И чарку поцелуем в губыС размаху насмерть загублю.
А там за крепкими сенямиЛюдей попутных сговор глух.В последний раз печное пламяОсыплет петушиный пух.
Я дверь раскрою, и потянетУгаром банным, дымной тьмой…О чем глаз на глаз нынче станетКума беседовать со мной?
Луну покажет из-под спуда,Иль полыньей растопит лед,Или синиц замерзших грудуИз рукава мне натрясет?
1933
Каменотес
Пора мне бросить труд неблагодарный —В тростинку дуть и ударять по струнам;Скудельное мне тяжко ремесло.Не вызовусь увеселять народ!Народ равнинный пестовал меняДля краснобайства, голубиных гульбищ,Сзывать дожди и прославлять зерно.
Я вспоминаю отческие пашни,Луну в озерах и цветы на юбкахУ наших женщин, первого коня,Которого я разукрасил в мыло.Он яблоки катал под красной кожей,Свирепый, ржал, откапывал клубыПеска и ветра. А меня училиБеспутный хмель, ременная коса,Сплетенная отцовскими руками.
И гармонист, перекрутив рукав,С рязанской птахой пестрою в ладоняхПошатывался, гибнул на ладах,Летел верхом на бочке, пьяным падалИ просыпался с милою в овсах!..
Пора мне бросить труд неблагодарный…Я, полоненный, схваченный, мальчишкойСтал здесь учен и к камню привыкал.Барышникам я приносил удачу.Здесь горожанки эти узкогруды,Им нравится, что я скуласт и желт.
В тростинку дуть и ударять по струнам?Скудельное мне тяжко ремесло.Нет, я окреп, чтоб стать каменотесом,Искусником и мастером вдвойне.Еще хочу я превзойти себя,Чтоб в камне снова просыпались души,Которые кричали в нем тогда,Когда я был и свеж и простодушен.
Теперь, увы, я падок до хвалы,Сам у себя я молодость ворую.Дареная — она бы возвратилась,Но проданная — нет! Я получуБарыш презренный — это ли награда?Скудельное мне тяжко ремесло.Заброшу скоро труд неблагодарный —Опаснейший я выберу, и пустьПогибну незаконно — за работой.
И, может быть, я берег отыщу,Где привыкал к веселью и разгулу,Где первый раз увидел облака.Тогда сурово я, каменотес,Отцу могильный вытешу подарок:Коня, копытом вставшего на бочку,С могучей шеей, глазом наливным.
Но кто владеет этою рукой,Кто приказал мне жизнь увековечитьПрекраснейшую, выспренною, мнойНе виданной, наверно, никогда?Ты тяжела, судьба каменотеса.
25–26 января 1933 г.
«Пó снегу сквозь темень пробежали…»
Пó снегу сквозь темень пробежалиИ от встречи нашей за версту,Где огни неясные сияли,За руку простились на мосту.
Шла за мной, не плача и не споря,Под небом стояла, как в избе.Теплую, тяжелую от горя,Золотую притянул к себе.
Одарить бы на прощанье — нечем,И в последний раз блеснули и,Развязавшись, поползли на плечиКрашеные волосы твои.
Звезды Семиречья шли над нами,Ты стояла долго, может быть,Девушка со строгими бровями,Навсегда готовая простить.
И смотрела долго, и следилаПапиросы наглый огонек.Не видал. Как только проводила,Может быть, и повалилась с ног.
А в вагоне тряско, дорогая,И шумят. И рядятся за жизнь.И на полках, сонные, ругаясь,Бабы, будто шубы, разлеглись.
Синий дым и рыжие овчины,Крашенные горечью холсты,И летят за окнами равнины,Полустанки жизни и кусты.
Выдаст, выдаст этот дом шатучий!Скоро ли рассвет? Заснул народ,Только рядом долго и тягучеКто-то тихим голосом поет.
Он поет, чуть прикрывая веки,О метелях, сбившихся с пути,О друзьях, оставленных навеки,Тех, которых больше не найти.
И еще он тихо запевает,Холод расставанья не тая,О тебе, печальная, живая,Полная разлук и встреч земля!
1933
