Стихотворения - Павел Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1934
«Опять вдвоем…»
Опять вдвоем,Но неужели,Чужих речей вином пьяна,Ты любишь взрытые постели,Моя монгольская княжна!
Напрасно, очень может статься…Я не дружу с такой судьбой.Я целый век готов скитатьсяПо шатким лесенкам с тобой,
И слушать,Как ты жарко дышишь,Забыв скрипучую кровать,И руки, чуть локтей повыше,Во тьме кромешной целовать.
Февраль 1934 г.
Шутка
Негритянский танец твой хорош,И идет тебе берет пунцовый,И едва ль на улице СадовойРавную тебе найдешь.
Есть своя повадка у фокстрота,Хоть ему до русских, наших, — где ж!..Но когда стоишь вполоборота,Забываю, что ты де-ла-ешь.
И покуда рядом нет Клычкова,Изменю фольклору — каково!Румба, значит. Оченно толково.Крой впристучку. Можно. Ничего.
Стой, стой, стой, прохаживайся мимо.Ишь, как изучила лисью рысь.Признаю все, что тобой любимо,Радуйся, Наталья, веселись!
Только не забудь, что рядом с нами,Разбивая острыми носамиВлаги застоялый изумруд,По «Москве» под злыми парусамиСтруги деда твоего плывут.
Март 1934 г.
Стихи в честь Натальи
В наши окна, щурясь, смотрит лето,Только жалко — занавесок нету,Ветреных, веселых, кружевных.Как бы они весело леталиВ окнах приоткрытых у Натальи,В окнах незатворенных твоих!
И еще прошеньем прибалую —Сшей ты, ради бога, продувнуюКофту с рукавом по локоток,Чтобы твое яростное телоС ядрами грудей позолотело,Чтобы наглядеться я не мог.
Я люблю телесный твой избыток,От бровей широких и сердитыхДо ступни, до ноготков люблю,За ночь обескрылевшие плечи,Взор, и рассудительные речи,И походку важную твою.
А улыбка — ведь какая малость! —Но хочу, чтоб вечно улыбалась —До чего тогда ты хороша!До чего доступна, недотрога,Губ углы приподняты немного:Вот где помещается душа.
Прогуляться ль выйдешь, дорогая,Всё в тебе ценя и прославляя,Смотрит долго умный наш народ,Называет «прелестью» и «павой»И шумит вослед за величавой:«По стране красавица идет».
Так идет, что ветви зеленеют,Так идет, что соловьи чумеют,Так идет, что облака стоят.Так идет, пшеничная от света,Больше всех любовью разогрета,В солнце вся от макушки до пят.
Так идет, земли едва касаясь,И дают дорогу, расступаясь,Шлюхи из фокстротных табунов,У которых кудлы пахнут псиной,Бедра крыты кожею гусиной,На ногах мозоли от обнов.
Лето пьет в глазах ее из брашен,Нам пока Вертинский ваш не страшен —Чертова рогулька, волчья сыть.Мы еще Некрасова знавали,Мы еще «Калинушку» певали,Мы еще не начинали жить.
И в июне в первые неделиПо стране веселое веселье,И стране нет дела до трухи.Слышишь, звон прекрасный возникает?Это петь невеста начинает,Пробуют гитары женихи.
А гитары под вечер речисты,Чем не парни наши трактористы?Мыты, бриты, кепки набекрень.Слава, слава счастью, жизни слава.Ты кольцо из рук моих, забава,Вместо обручального надень.
Восславляю светлую Наталью,Славлю жизнь с улыбкой и печалью,Убегаю от сомнений прочь,Славлю все цветы на одеяле,Долгий стон, короткий сон Натальи,Восславляю свадебную ночь.
Май 1934 г.
Горожанка
Горожанка, маков цвет Наталья,Я в тебя, прекрасная, влюблен.Ты не бойся, чтоб нас увидали,Ты отвесь знакомым на вокзалеПригородном вежливый поклон.
Пусть смекнут про остальное сами.Нечего скрывать тебе — почто ж! —С кем теперь гуляешь вечерами,Рядом с кем московскими садамиНа высоких каблуках идешь.
Ну и юбки! До чего летучи!Ситцевый буран свиреп и лют…Высоко над нами реют тучи,В распрях грома, в молниях могучих,В чревах душных дождь они несут.
И, темня у тополей вершины,На передней туче, вижу я,Восседает, засучив штанины,Свесив ноги босые, Илья.
Ты смеешься, бороду пророкаВетром и весельем теребя…Ты в Илью не веришь? Ты жестока!Эту прелесть водяного токаЯ сравню с чем хочешь для тебя.
Мы с тобою в городе как дома.Дождь идет. Смеешься ты. Я рад.Смех знаком, и улица знакома,Грузные витрины Моссельпрома,Как столы на пиршестве, стоят.
Голову закинув, смейся! В смехе,В громе струй, в ветвях затрепетав,Вижу город твой, его утехи,В небеса закинутые вехиНеудач, побед его и слав.
Из стекла и камня вижу стены,Парками, теснясь, идет народ.Вслед смеюсь и славлю вдохновенноХод подземный метрополитенаИ высоких бомбовозов ход.
Дождь идет. Недолгий, крупный, ранний.Благодать! Противиться нет сил!Вот он вырос, город всех мечтаний,Вот он встал, ребенок всех восстаний, —Сердце навсегда мое прельстил!
Ощущаю плоть его большую,Ощущаю эти этажи, —Как же я, Наталья, расскажи,Как же, расскажи, мой друг, прошу я,Раньше мог не верить в чертежи?
Дай мне руку. Ты ль не знаменитаВ песне этой? Дай в глаза взглянуть.Мы с тобой идем. Не лыком шиты —Горожане, а не кто-нибудь.
Сентябрь 1934 г.
Клятва на чаше
Брата я привел к тебе, на голосОбращал вниманье. Шла гроза.Ядра пели, яблоко кололось,Я смотрел, как твой сияет волос,Падая на темные глаза.
Голос брата неумел и ломок,С вихрями грудными, не простой —Ямщиковских запевал потомок,Ярмарочный, громкий, золотой.
Так трехкратным подтвержденьем славной,Слыханной и прочной простоты,Тыщи лет торжествовавшей, явной,Мы семьей сидели равноправной —Брат, моя поэзия и ты.
Брат держал в руках своих могучихЧашу с пенным, солнечным вином,Выбродившим, выстоянным в тучах,Там в бочáгах облачных, шатучих,Там, под золотым веретеном!
Брат рожден, чтоб вечно отражаласьВ нем страна из гнева и огня,Он — моя защита и родня,Он — все то, что позади осталось,Все, что было милым для меня.
Чаша у тебя в руках вторая…Ты ее поднимешь вновь и вновь,Потому что, в круг нас собирая,Вкруг нее, горя и не сгорая,Навсегда написано: любовь.
Как легко ты эту держишь тяжесть —Счастие, основу, вечный свет!Вот он бродит, пенясь и куражась,Твой настой из миллионов лет!
Сколько рук горячих исходилаЭта чаша горькая, покаИ твоя в ней потонула сила?Я ее, чтоб ты сильней любила,Поцелую в мутные бока.
Я клянусь. На чем мне больше клясться?Нет замены, верен твой сосуд —Начиная плакать и смеяться,Дети, им рожденные, теснятся,Громко матерям соски сосут.
Ну, а я? На лица глядя ваши,Радуюсь, скорблю, но, на беду,Я средь вас, соратник ваш, без чаши…Где ее, скажите мне, найду?
Я стою пред миром новым, рукиОпустив, страстей своих палач,Не познавший песни и науки.Позади — смятенье и разлуки,Хрип отцовский, материнский плач.
Впереди, с отставшим не считаясь,Часовые заняли места.Солнце косо вылетит. Шатаясь,Гибельная рухнет чернота.
Так смелей! Сомнения разрушу,Вместе с ними, молодость, вперед!Пусть я буду проклят, если струшу,Пусть тогда любовь мою и душу,Песнь мою гранатой разорвет!
1934
