Новатерра - Георгий Булавин

      Комбат снова вздохнул. Эх, кофеёк!.. При первом их знакомстве в Ереване Карапет насильно затащил нового русского друга - изрядно пьяѓненького - в гости. Не ранее пяти утра. С толпою однокашников в придачу. Супруга ждёт, мол... Ты предупредил?.. Зачем?! Пошли, братишка-джан, не сомневайся!.. И что? Действительно, ждала. Что характерно, встретила их с неподдельной радостью в глазах. Больших глазах. Огромных! Просто колоссальных!!! А кофе под арахис, шоколад и 'Ахтамар' показался лейтенанту, изумлённому приёмом и девѓчонкой, таким... Волшебным. Сказочным. Потусторонним. Запредельным. В какой-то миг на месте Гаянэ ему пригрезилась супруга. Увы, отнюдь не в пользу благоверной вышло то сравнение... Красавица же неотступно преследовала парня по ночам. Ласкала тёплым взглядом лейтенанта. Поглаживала кончиками пальцев локоть бравого поручика. Что-то нежно шептала на ухо издёрганному службой капитану. Ждала с очередной войны майора...

      Что удивительно, и впрямь ждала! Все эти годы...

      В начале мая здесь уже, в провинциальном Нилгороде, Карапет поѓвёз Робертика...

      Они же с Гаянэ...

      Утром поклялись забыть, ни коим образом не вспоминать об ЭТОм и никогда отныне так не поступать!

      Забыли и не поступали! Аж до веѓчера... Потом даже с работы оба отпросились. На целую неделю. Чтобы не вспоминать. Потому что в процессе ЭТОго дела воспоминания априори излишни, каждый следующий миг дарует новые сладостные впечатления...

      С тех самых пор, вот уже два месяца, Александр не видел Гаянэ и вообще не бывал у Данилянов, под надуманными предлогами отклоняя чуть ли не каждодневные приглашения хлебосольного Карапета. Попросту не представлял себе, как будет смотреть обоим в глаза... Сейчас же в голове его промелькнула шальная мысль: а почему бы не пойти, раз уж завтра всё и так провалится в тартарары?! Но лишь промелькнула. Консервативный рассудок, проводив шалую гостью укоризненным взглядом, отдал языку привычную команду: 'Отставить!'..

      - Ох, Коля-джан, мы бы и рады, да со службы отлучиться не можем - командир здесь, московская инспекция...

      К счастью, Карапет не стал настаивать. Лишь саркастически заметил:

      - Служба, значит, тяжела, отлучиться не можете, а водку под сырок запланировали!

      - Так у москвичей банкет, наши с Доком 'по триста пятьдесят' никто и не заметит.

      - Понятно... В таком случае встречаемся возле твоего любимого ресторанчика 'У Митрофаныча', это от вашей службы - пять минут. По-пластунски. С похмелья... Отговорки не принимаются!

      - Это, конечно, другое дело, -- с одной стороны, облегчённо, однако в большей степени самодовольно улыбнулся комбат. Он, как всегда, на высоте! - Только вот... ну... заведение это - не по нашим с Доком финансовым возможностям.

      - Что, плохо зарплату платят?

      - Почему же? Платят хорошо! Жаль только, очень редко, раз бы в десять чаще...

      - Ладно, Саня-джан, хорош прикалываться, у меня 'труба' садится. Денег - как грязи, сказал же, праздник у меня... Всё, жду под вывеской!

      Шаталин, слышавший разговор от начала до конца, давно ёрзал на табурете, закатывал глаза, причмокивал, стучал кулаком по лбу, то бишь всячески демонстрировал своё несогласие. Комбат прекрасно разобрался, в чём оное заключалось.

      - В тошниловку однозначно не пойдём! - осадил он Дока.

      - Ну, почему же? 'Нильский прибой' - вполне приличное заведение, и не в пример дешевле...

      В прямой связи с Шаталиным комбат вот уже три года не мог разобраться в двух вещах. Во-первых, - всегда удивлялся он, - почему, интересно, работников стерильных профессий, рафинированных, как правило, интеллигентов (пусть даже к конкретному Доку это относилось в меньшей степени), на уровне безусловного рефлекса тянет в откровенное дерьмо? И во-вторых, как соотносятся, пусть даже образно, не говоря уже о практике, понятие 'прибой' и мерзкая стоячая речушка Нильва?

      - Да кто бы спорил?! Вполне приличное, в чём-то даже экзотическое кафе 'Прибой': прибьют облезлого бродячего кота, сдерут шкуру, выпотрошат, приготовят жаркое из кролика... Всё, шагом марш! К 'Митрофанычу'...

      ...У перехода на перекрёстке улицы Ленина и проспекта Нила Сорского сверхобщительный Док по обыкновению кого-то повстречал и 'зацепился' языком. Комбат не стал задерживаться в их компании, чтобы не выслушивать от малознакомого военного пенсионера беспардонных вопросов 'как живёшь? где подрабатываешь? сколько получаешь?', перебежал в неположенном месте проспект, ловко увернувшись от бампера старенькой 'Ауди', через плечо кратко и выразительно указал водителю, куда ему идти, и крепко обнял щупленького носатого брюнета Карапета Даниляна, одетого, по давней армянской традиции, в широченные белые брюки и наглухо застёгнутую черную атласную рубашку со стоячим воротом и обильной узорчатой вышивкой.

      - Добрый вечер, Коля! С праздником тебя!

      - Ох, Саня-джан, какой-то недобрый этот вечер, - пристально поглядел на Александра Карапет, и в потухших глазах его изморозью проступила смертная тоска. - И праздника, соответственно, не ощущается. Мой старый друг Ваграм, федаин в Арцахе, рассказывал, что однажды, в первой половине 90-х, ощутил нечто похожее. А утром был бой, и его ранили в горло... Пошли, брат-джан, просто тупо забухаем!

      - Пошли! Только, пожалуйста, не каркай. У самого на душе будто целое стадо котов облегчилось...

      - Коты живут прайдами, - поправил Данилян, входя в холл полуподвального заведения, - а поздней осенью, перелетая к тёплым морям, сбиваются в многотысячные косяки... Здравствуйте, любезный мэтр!

      Гостям с достоинством поклонился благообразный старичок в затейливой форменной ливрее.

      - Здравствуйте, милостивые государи! Чудный вечер, не правда ли?!

      В дежурной фразе явственно просквозила фальшь.

      - Дай Бог, не последний, - пробормотал Твердохлеб.

      - Дай Бог! Не помешало бы... - отвёл глаза мэтр.

      Этот милейший старикан с замашками английского дворецкого слыл одной из достопримечательностей областного центра. В прошлом троекратный чемпион Союза по боксу в сложнейшем полусреднем весе, Алексей Митрофанович на заре перестройки стал учредителем первого в Нилгороде кооперативного кафе, ныне самого крохотного, но и самого модного ресторана, перепоручил функции управления исполнительному директору, а сам от души наслаждался, встречая и провожая дорогих гостей. Между прочим, давно будучи если не валютным миллионером, то уж всяко весьма состоятельным человеком, охотно принимал чаевые, причём делал это до того манерно, что последнему сквалыге тут же хотелось накинуть червонец, лишь бы ещё раз почувствовать себя гуляющим набобом. Естественно, проблем с провинциальным рэкетом у ветерана ринга не возникало никогда, а хулиганские выходки случились бы скорее где-нибудь в родильном доме, церкви или областной администрации, нежели в этом благопристойном заведении. К тому же Митрофаныч, так уж получилось, был дедушкой солдата срочной службы из батальона гвардии майора Твердохлеба...

      - Ваш столик забронирован, чанахи на подходе, а специально для господина майора у нас сегодня настоящая донская селёдочка. Милости просим!

      Друзья с достоинством на лицах прошагали в пиршественный зал.

      - Ты, значит, предварительно позвонил ему, да? - с упрёком бросил Карапету Александр. - А ещё домой звал!

      - Я знал, что ты не пойдёшь, - невесело усмехнулся тот. - Не понимаю только, почему...

      И очень тихо добавил уже не для ушей приятеля:

      - Хотя кое о чём догадываюсь...

      И приятель не услышал. Приятелю в этот момент казалось, что уютный ресторанчик тепло и от души приветствует все органы измаявшихся чувств, от обоняния до пресловутого шестого. Шестого, которое выкручивало душу, будто половую тряпку: что-то будет...

      Что-то точно будет, ибо это неспроста!

      Между тем обстановка совершенно не располагала к сплину: два зала по четыре круглых столика, тканая зелёная обивка стен, пузатые фужеры со свечами, картины, ценные породы дерева, порядок, чистота, скрипач и сногѓсшибательные ароматы кухни. Как выражался полковой начальник тыла - всё у них под дуб, под ясень и под фаллос дядин Васин. Комбату, как обычно здесь, вдруг заѓхотелось почувствовать себя Алексан Санычем: метнуть на спинку полустула-полукресла сюртук английского сукна, пригладить бороду, одёрнуть атласный жилет, небрежно щёлкнуть крышкою хронометра. Мол, время есть. О деле после, господа! В 'американку'?..

      Он вопреки обыкновению даже устыдился своего видавшего виды камуфляжа. Впрочем, совсем немного, да и ненадолго, потому что терзали его совсем другие мысли и высшие проявления эмоций, в простонародье называемые чувствами, главное из которых, позволившее Homo Sapiens выжить в непростых условиях дарвиновского естественного отбора, - предчувствие неведомой, невидимой, незнаемой угрозы...