Новатерра - Георгий Булавин

      Завтра, - думал он, - получу информацию и возьму в оборот этого мальчишку. Пусть он профан, не при делах, он даже не подозревает, вероятно, ни о чём. Однако рядом с ним - Она! Она была Там, видела, распробовала, знает. Разговорим Её - средства найѓдутся, - а там, глядишь, и до Неё дотянемся, до Цели.... Лишь бы сегодняшний кретин назавтра не подвёл! В одном он прав - задерживаться не с руки, всё же заочная высшая мера, пусть даже её сейчас не исполняют, заменяя на пожизненное... Впрочем, сколько мне осталось этой самой жизни?!..

      Эх, если бы седовласый господин мог знать, до какой степени серьёзно встал этот вопрос недобрым вечером 11-го июля сего невесёлого года!..

      ...А в неведомом Запределье величественный седовласый старец, чуть пригубив духмяный травяной отвар, устало опустился на скамью.

      - Такие вот дела... Впустую, о Великий, всё впустую! Столько трудов, столько оши-бок, столько лет...

      Ни жалости. Ни скорби. Ни досады. Ни разоѓчарования. Всё это не его удел. А жаль... Знать бы ему, как это - 'жаль'!.. Старец не ЧУВСТВОВАЛ. Старец лишь ПОНИМАЛ. Его чудовищно логичный Разум, бездонный кладезь Опыта и Знания тысячелетий, шептал - неправильно, ошибка, нонсенс!

      - И ничего уж не поправишь, - думал он. - Никаких сил не хватит, чтобы остановить безѓжалостную Волю неисчислимых мириадов крохотных существ, слеѓпо движущихся к Высокой Цели. Завтра... Прощайте, Дети! И проѓстите этот безжалостный Мир. Ведь вы, в отличие от Остальных, умеете проѓщать! И не прощать. Любить. Мечтать. Страдать. И раѓдоваться жизни... Так возрадуйтесь! Возрадуйтесь сегодня, ибо немногим из вас завтра это будет суждено. Редчайший случай, когда Будущее растворило двери Тайны... Прощайте, Дети! Час настал...

      ...Час настал. В ближнем Внеземелье вражьи полчища рассредоточились по рубежу броска в атаку. Уже забились в ярости передовые эшелоны армии прорыва. По фронту разнеслись команды: к бою! на́ конь! примкнуть штыки! вздуть фитили! шашки долой! враг перед вами! целься!.. Вот и всё!

      Теѓперь уж точно - всё! Последнее для Человека завтрашнее Утро наступило. Утро Вселенской казни. Бледная Чума...

      Всё теперь против нас, будто мы и креста не носили,

      Словно аспиды мы басурманской крови.

      Даже места нам нет в ошалевшей от боли России,

      И Господь нас не слышит, зови - не зови...

      И глядят нам во след они долго в безмолвном укоре,

      Как покинутый дом на дорогу из тьмы.

      Отступать дальше некуда - сзади Японское море,

      Здесь кончается наша Россия и мы...

      (из реп. Ж. Бичевской)

      Армагеддон

      Уходя, гасите всех...

      Шутливый афоризм

      (Г.Б.: дальше писать 'анекдот' и 'шутливый афоризм' под эпиграфами не стану, пусть они идут, так сказать, по умолчанию)

      Комбат Александр Твердохлеб пробудился от внезапного болевого ощущения в той области своего гвардейского организма, где ствол седалищного нерва выходит через подгрушевидное отверстие и, благополучно минуя большую ягодичную мышцу, устремляется к подколенной ямке. Проще говоря, от пинка под зад. Да не обычного, походя, как бы мимоходом, нет! Пинка увесистоѓго - куда до такой увесистости мастерам сумо?! Пинка крепкого, как Николай Валуев. Обидного, словно плевок в лицо. Акцентированного не меньше, чем язык борца за чистоту ислаѓма.

      Впрочем, сказать, что гвардии майор ВДВ России прямо так уж взял да пробудился, было бы преувеличением. Просто перешёл из кромешного мрака в некое сумеречное состояние. Рассудок, пару раз чихнув, будто непрогретый двигатель 'копейки', с горем пополам заработал, воспринял пинок как объективную реальность, данную комбату в пресловутом болевом ощущении, оценил информацию и спросонья измыслил вот какую крамолу: дескать, Александр Твердохлеб, православный христианин, должен бы отреагировать на гнусное посягательство адекватно - подставить под удар вторую из пары соответствующих мышц...

      Но комбат был прежде всего офицером ВДВ и только потом христианином - да и то, если честно, лишь по факту обряда крещения, - потому холодный рассудок оказался тут же урезонен мятущимся разумом: никакого спуску врагу! Око за око, зуб за зуб, ягодица, соответственно, за ягодицу...

      Но комбат при всём при этом был, во-первых, сонным, а во-вторых, неразворотливым, ленивым, 'тормозны́м' по жизни десантником. Ну, пнул его кто-то по заднице, и что теперь? Наверняка ошибся адресом. С кем не бывает? Зачем же сразу, с кондачка, не разобравшись, записывать ближнего во враги?! Может, он попросту хотел ударить немощного старика, беременную женщину или безгрешного ребенка, только и всего, а на проверку вышел вот такой конфуз? В следующий раз будет повнимательнее, и тогда - без проблем! Дескать, все довольны, все смеются, всем спасибо...

      Но душевный (тот, который - в глубине души) десантник переполошился: 'Подъём, лежебока! Вспомни вчерашнее предощущение Беды! Может - вот она, первая ласточка, а? Размером со страуса нанду'...

      'Ах, оставьте, господин торопыга! - отмахнулся от него сонный ленивец. - Наше с вами лежачее тело, как ни крути, витязь, богатырь, хранитель Земли Русской, а не орнитолог. Ему что ласточка в пролёте, что синица в руках, что журавль в небе, что страус за пазухой - до пресловутого заднего места... А вот каким на супостата выходить, если не отдохнёт от пуза, - вопрос как собственной безопасности, так и будущего Отчизны. Илюша Муромец, вон, вполне легитимно тридцать лет и три года на лавке провалялся - такова их доля богатырская, так им Уставом внутренней службы предписано, дабы силушки могутной вдосталь подкопить. Чем Саша Ростовец хуже? Ему ещё три годка отдай, да не под расписку, а за просто так, на веру... Короче, всем спокойной ночи!'

      - С добрым утречком! - по-стариковски прошамкал кто-то за спиной 'чудо-богатыря' Саши Ростовца. - Подём!

      И нанёс новый оскорбительный пинок под зад.

      И это уже ни в какие ворота не лезло! Может, где-то там, у них, в Стране Ночных Галлюцинаций (СНГ), и принято лупцевать гвардейских офицеров по чему ни попадя, но у нас, слава Богу, Россия - правовое государство с богатейшими воинскими традициями, где борьба с пережитками тёмного прошлого в армейской среде поставлена с ног на голову... ну, в смысле, во главу угла. И вдруг - на тебе, дедовщина в прямом смысле слова! Правильно учили на политзанятиях: всё наше зло из-за 'бугра' привнесено...

      'Доколе?! Хватит!!! Натерпелись!' - праведно возмутился в глубине души комбат. Настала пора действовать решительно и бескомпромиссно! Он, словно бы по мановению руки волшебника - следует читать: словно бы по приказу Верховного Главнокомандующего или даже самого́ командира полка, - превратился в могучий боевой механизм. Следует читать: медленно, через нехочу, приотворил веки... Ну, и что увидел? Ничего, кроме смазанного частокола ресниц на странноватом бледно-розовом фоне. И снова затворил. И...

      И в следующий миг распахнул глаза так, что яблоки их чуть было не выскочили из глазниц на подушку. На подушку, которая слишком уж напоминала облако. В наволочке, расшитой ангелочками. Живыми! Весёлыми розовощекими ангелочками. Глумящимися над ним, гвардии майором Александром Твердохлебом, командиром третьего парашютно-десантного батальона, вчера ещё вполне психически здоровым человеком...

      - Подём! - снова раздался за спиной старческий голос.

      И зазвонили где-то вдалеке колокола.

      И невидимый хор затянул: 'На кого ж ты нас, сирот, покинул, Саша?! Только на тебя была надежда наша!'..

      И дружно рассмеялись ангелочки, целя из луков в ошалелые глаза комбата.

      - Ну-ка, вы, нишкните! - шепеляво цыкнул на них старец. - Ишь, развеселились, как бесенята! - и снова пнул майора. - Хватит валяться, соколик залётный, подём!

      Комбат накрепко зажмурился и свернулся калачиком. Чудо-богатырь земли Русской страшился даже представить, куда его поведёт сейчас престарелый санитар. Наверняка на инъекцию галоперидола. В особо прочной на разрыв смирительной рубашке...

      - Не пойду! Я боюсь уколов, - попытался уклониться он.

      - Гы-гы, с тобой не соскучишься! - хихикнул старец. - Да и сам гони кручину, соколом гляди! Ты ведь, считай, своё уже отбоялся...

      Возникла пауза, и лишь невидимый хор голосами кастратов плаксиво затянул а капелла:

      Отлетался сокол ясный, отметался

      Оторвался, отбрехался, отмотался.

      Отгулялся сокол ясный, отсвистелся,

      Опростался, оконфузился, отпелся.

      Отстрелялся сокол ясный, отбомбился...