Между двух миров - Эптон Синклер

Юноша прекрасно понимал, что отец пытается окружить свое нефтяное предприятие романтическим ореолом. Робби Бэдд не хотел отказаться от надежды произвести на сына такое же впечатление, как в былые годы, когда пылкий мальчик упивался его рассказами о торговле пулеметами и радовался всякой возможности помочь отцу. Но теперь — увы! — Ланни был настроен иначе: он забрал себе в голову, что нефть причина войны. Когда он узнал, что отец «принял в дело» Захарова для того, чтобы заполучить английскую канонерку, которая станет на якорь в бухте возле его нефтяных полей, Ланни не был удивлен, он не намерен был никого порицать, но предпочитал оставаться в Жуане и играть на рояле.

— То, что ты делаешь, доставляет тебе удовольствие? — спросил отец немного погодя.

— Большое, Робби. Ты и представления не имеешь, сколько замечательных книг в нашей библиотеке. Каждый раз, когда я открываю новую книгу, мне кажется, что я увидел жизнь с новой стороны. Ты, я надеюсь, не думаешь, что я даром трачу время.

— Вовсе нет. Ты знаешь, чего хочешь, и если именно это и получаешь, ну, значит, все в порядке.

— Пойми, я не собираюсь жить на твои средства всю жизнь, Робби. Уж я найду способ приложить к делу то, чему научился.

— Об этом забудь, — был. ответ. — Пока у меня есть деньги, я готов их делить с тобою.

Это было сказано от чистого сердца, но Ланни понимал, что отцу нелегко; ведь это значило для него отказаться от давно взлелеянной мечты о совместной работе с Ланни, о том, что сын будет продолжать начатое отцом.

Восемнадцать месяцев — слишком малый срок, чтобы восстановить транспорт во Франции, и по главному шоссе, тянувшемуся вдоль Средиземного моря, не было такого движения, как в былые дни. Они мчались мимо холмов и долин, голубых озер и скалистых берегов и, наконец, приехали в Монте-Карло, на его высокий мыс. Захаров жил все в том же отеле, где Ланни когда-то, когда был еще мальчиком, ухитрился выкрасть его письмо; здесь ему были отведены целые апартаменты соответственно его, положению, как кавалера Почетного легиона и командора ордена Бани. Робби рассказал Ланни, что Захаров теперь владелец отеля и что ему принадлежит большое количество акций казино в Монте-Карло, того самого казино, которое в Европе считалось золотым дном.

Король вооружения казался более бледным и еще более усталым, чем тогда, когда Ланни видел его в последний раз, — во дворце на авеню Гош, в Париже. Там они с Робби были в гостях, а здесь по делу, и кроткая герцогиня со своими дочерьми не вышла к ним. Робби явился с портфелем, набитым документами, чтобы доложить о ходе дел и получить совет у бывшего константинопольского пожарного, который поручил его заботам миллион или два долларов.

Ни у кого не было более вежливых манер, чем у Захарова, более мягкого и вкрадчивого голоса; но Ланни показалось, что в отношениях между ним и Робби произошла чуть заметная перемена: его отец теперь был подчиненным, Захаров — хозяином. Может быть, это показалось ему потому, что Ланни так живо помнил случай, когда левантийский торговец предложил от имени фирмы Виккерс скупить акции компании Бэдд, а Робби сладким голосом ответил, что компания Бэдд как раз подумывает о том, чтобы скупить акции Виккерса. Много прошло времени, и прав оказался Захаров: гордая мечта Робби о величайших в мире военных заводах на берегу реки Ньюкасл, казалось, навсегда увяла. Бэдды вынуждены были в значительной степени сдать позиции, а Виккерс — да, Виккерсу тоже пришлось туго, так сказал Робби, и старик это подтвердил, но Англия и Франция намерены сохранить свою военную промышленность — и в обеих странах всем этим по прежнему будет заправлять тучный грек с крючковатым носом, с белой эспаньолкой, которая тряслась, когда он говорил, и синими, как сталь, глазами, которые никогда не улыбались, даже когда губы складывались в улыбку.

Ланни нечего было делать — только слушать, в то время как отец доставал документы и объяснял. Если Ланни когда-нибудь придется бурить скважины на нефтяных полях, он будет знать, чего это стоит. Он будет также знать, что арабские шейхи, такие романтичные на киноэкранах, оборачиваются хищными грабителями и поджигателями, когда дело касается нефтяных компаний. Захаров знал, что он разговаривает с опытным дельцом, и свои предписания облекал в форму советов. Он говорил о своем недоверии ко всем мусульманским народам, совершенно лишенным коммерческой порядочности и уважения к инвестированному капиталу. С той откровенностью, которая всегда удивляла сына Робби Бэдда, говорил он о подготовке переворота в Константинополе — городе, в котором он, Захаров, начинал свою карьеру. Он защищал право греческого народа вернуть себе землю, когда-то отнятую у него турками. Надо, сказал он, чтобы союзники раз навсегда выгнали турок из Европы. Ланни еще раз заглянул за кулисы мирового кукольного театра и увидел, откуда идут ниточки и кто их дергает.

Он увидел, что эти ниточки дотягиваются даже до той отдаленной «страны свободы», которая, как ему внушали, была его родиной. Оружейный король хотел знать о том, чего можно ожидать на выборах президента в Соединенных Штатах; он знал имена кандидатов и внимательно слушал, когда Робби описывал их характеры и связи. Услышав, что Бэдды рассчитывают оказать влияние на выборы и добиться избрания надежного человека, он заметил: — Вам могут понадобиться средства. Обратитесь ко мне, я вложу свою долю. — Робби не ожидал такого оборота и сказал об этом Захарову, на что хозяин Европы ответил — Раз я вкладываю деньги в американскую компанию, значит, я становлюсь американцем, разве не так? — Это замечание Ланни запомнил на всю жизнь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Причуды сердца

Робби отплыл на родину через Марсель, и Ланни отвез его на машине к пароходу. Это дало им возможность еще раз поговорить по душе. Робби хотел знать, как его сын относится к проблеме, которая мучит многих мужчин: как он думает наладить свою личную жизнь? Робби обсуждал этот вопрос с матерью Ланни. Для Бьюти общество теперь представлялось ареной сплошного заговора матерей и дочерей с целью поймать в сети ее сокровище, этого слишком завидного жениха. Куда бы он ни являлся, его подстерегали жеманные девицы, которые тотчас принимались обстреливать его улыбками, в то время как крючконосые мамаши с ястребиным взглядом заходили с флангов. Бьюти отлично знала всю эту тактику, она не раз была свидетельницей того, как они злоумышляли против других жертв. Молодых девушек специально тренировали перед тем, как вывести на эту ярмарку невест, они наряжались для этой цели, учились ходить и разговаривать, танцевать и флиртовать. Перед столь высоким искусством несчастный мужчина становился беспомощным, как мотылек, попавший в огонь.

— Не легко тебе будет найти женщину, которая угодила бы на вкус Бьюти, — сказал Робби улыбаясь. — А все-таки непременно советуйся с ней, ведь это по ее ведомству.

На этом разговор прервался. Ланни проводил отца на пароход, дал письма для многочисленных Бэддов, крепко обнял его. Долго стоял он на набережной, следя за тем, как пароход на буксире выводят из гавани. Он махал рукой удалявшейся фигуре и думал: что за чудесный мир, что за благословенная пора, когда можно видеть, как твой отец отъезжает на палубе комфортабельного плавучего отеля, и знать, что ни в Средиземном море, ни в открытом океане нет подводных лодок, которые ждут случая послать его на дно!

Большая белая яхта тихо вошла в гавань. Флаг показывал, что владелец на борту, а спустя некоторое время стал показывать, что владельца там уже нет. Звали владельца Иеремия Уэгстаф, и был он филадельфийский банкир. Богатство досталось ему по наследству, уже три поколения владели им, а в Америке этого срока достаточно, чтобы гордыня человеческая воздвиглась, подобно башне. Башней мистера Уэгстафа была его жена. Она командовала всеми, как фельдфебель на плацу, и на человеческий род взирала сквозь лорнетку.

Они только что закончили «прогулку» по Средиземному морю, вместе с ними путешествовала племянница, мисс Нелли Уэгстаф. Она была на год старше Ланни — обстоятельство, не очень приятное, но оно искупалось тем, что Нелли Уэгстаф была сирота и обладала собственным большим капиталом. У нее были бледно-голубые глаза и красивая белая кожа, спокойная манера держаться и кроткий характер — черта, которую должен был оценить общительный и доверчивый юноша. Она не кичилась своими деньгами, как ее тетка. Эмили Чэттерсворт позвонила в Бьенвеню и сообщила Бьюти, что ее старые друзья будут в «Семи дубах» к завтраку; пусть Ланни приедет один, так как романы пышнее расцветают в отсутствии матерей. Ланни догадался, в чем дело — это случалось уже не впервые.

Мистер Уэгстаф был низенький круглый джентльмен, в белом спортивном костюме, с белыми усами на огненно-красном лице. Ланни знал по собственному опыту, что на яхтах люди хорошо обедают и что африканское солнце в апреле греет жарко. Он знал также, что значит подвергнуться осмотру сквозь золотую лорнетку, но не очень трусил. Ему было известно, что в присутствии молодой лэди, у которой есть несколько миллионов долларов, вложенных в ценные бумаги, полагается быть живым и остроумным и блистать красноречием. Единственное, что его беспокоило, — это мистер Уэгстаф. У мистера Уэгстафа был богатый запас анекдотов, пожалуй и неплохих, но он припоминал их по всякому поводу, и для других разговоров за столом не оставалось места.