Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы - Роберт Хайнлайн

Экзогены, после того как их произведут, возьмут на воспитание и вырастят до зрелого возраста, со временем будут насчитывать миллион дополнительных предков будущего человечества планеты Растум. Они просто необходимы.

— Уверяю вас: Джудит получила неплохое образование.

— О, конечно. Я не… я имел в виду… — Коффин сжал кулаки. — Простите меня, миссис Свобода.

— Ничего, — сказала она, но в голосе ее не было теплоты.

Коффин не верил, что эта вспышка раздражения со стороны Джудит была вызвана его ложным шагом. Но тогда чем же? Тем, что он назвал экзогенных детей «долгом»? Но разве это было не так?

Молчание слишком затянулось, поэтому Коффин вздохнул с облегчением, услышав, что приехал Ян Свобода. Звук его аэрокара был похож на затихающий вой, постепенно переходящий в тонкое урчание по мере того, как машина снижалась. Предусмотрев необходимость транспортировки, Свобода построил свой дом по соседству с рудным месторождением, между своей шахтой и сталеплавильным заводом в Анкере.

Вой возобновился, но вскоре затих совсем, когда машина вновь взлетела и удалилась.

В комнату величественно вошел Свобода. Его штаны были заляпаны маслом, а куртка покрыта красными пятнами железняка.

— Здравствуйте, — резко сказал он.

Коффин встал. Их рукопожатие было коротким.

— Мистер Свобода…

— Я слышал о вашем мальчике. Это очень печально. Я бы прилетел и сам помог в поисках, но Иззи Штайн сказала мне, что ваши соседи обшарили все, что было можно.

— Да. Они смогли бы это сделать, если бы хотели, — и Коффин высказал Свободе все, о чем недавно рассказывал Вульфу.

Свобода посмотрел сначала на жену, потом на мэра, потом снова на жену.

Она стояла, закрыв ладонью рот, и смотрела на него расширенными глазами. Выражение же лица самого Свободы оставалось абсолютно равнодушным, когда он спросил без всякого выражения:

— Так, значит, вы хотите, чтобы я спустился с вами в Расселину? Но если мальчик ушел туда, значит, он уже мертв. Простите, что я выразился так жестоко, но ведь это правда.

— Вы уверены? — спросил Коффин. — Хорошо, конечно, сидеть дома и рассуждать, что все равно уже его не спасти.

— Но… — Свобода засунул руки в карманы, уперся взглядом в пол, а потом вновь поднял глаза. По скулам у него заходили желваки. — Будем честными до конца, — предложил он. — Я считаю, что вероятность найти мальчика живым ничтожно мала, в то время как возможность потерять убитыми или ранеными несколько человек из группы поиска довольно велика. Для Растума, где каждая пара рук на вес золота, это было бы большой потерей.

Коффин почувствовал, как внутри него поднимается ярость.

— Да, мистер Свобода, вы остаетесь честным не только до конца, но даже, я бы сказал, до крайности.

— Ваш сарказм весьма не похож на ту позицию, которую вы занимали в Год Болезней, утверждая, что мы не должны заваливать могилы умерших камнями, чтобы не тратить на это лишние силы. А ведь вы прекрасно знали, что в таком случае твари, питающиеся падалью, разроют могилы и сожрут останки людей.

— Тогда мы испытывали гораздо больший недостаток в рабочей силе. К тому же мертвым было все равно.

— Но их семьям было не все равно. И ради Бога, почему вы решили обратиться именно ко мне? Я занят.

— Приготовлениями к свадьбе! — фыркнул Коффин.

— Ее можно отложить… если ты непременно должен идти, — прошептала Джудит.

Свобода подошел к ней, взял ее за руки и мягко спросил:

— Ты считаешь, я должен?

— Я не знаю. Это тебе решать, Ян, — Джудит высвободила свои руки. — У меня для этого не хватит смелости.

Она быстро выскочила из комнаты. Мужчины слышали, как она пробежала через холл к спальне.

Свобода рванулся было за ней, но остановился и повернулся к гостям.

— Я остаюсь при своем мнении, — сухо сказал он. — Хотел бы я знать, осмелится ли кто-нибудь назвать меня трусом?

— Я думаю, ты должен пересмотреть свое решение, Ян, — вмешался молчавший до сих пор Вульф.

— Ты? — удивленно воскликнул Свобода.

— Вы? — почти одновременно со Свободой крикнул Коффин.

Оба воззрились на дородную фигуру посреди дивана. Тот самый мэр, который голосовал против каменных насыпей на могилах в памятный страшный год, который отговорил фермеров от истребления рогатых жучков, поскольку более целесообразно было нести потери в урожае по известной людям причине, чем заставить будущие поколения страдать от непредсказуемых последствий возможного нарушения экологического баланса; тот мэр, который шантажировал Гонзалеса, чтобы тот отказался от своего непрактичного плана запрудить речку Смоки, пригрозив ему судебным процессом; который удержал молодого Тригниса от постройки завода стиральных машин, ибо — как он чувствовал — она потребовала бы слишком много ресурсов из тех, что имелись тогда в распоряжении колонистов, и удержал тем, что просто-напросто выиграл весь капитал Тригниса в астрономический покер. Этот самый мэр теперь хотел, чтобы Свобода наплевал на себя и свою семью и отправился на поиски какого-то мальчишки, который, скорее всего, был давно мертв.

— Я не думаю, что твои шансы на успех были бы так уж ничтожно малы, — добавил Вульф.

Свобода взъерошил волосы, у корней их заблестел пот.

— Я не хочу сказать, что надо вообще отказываться от поисков, — возразил он. — Но если бы я был уверен, что есть хоть какая-то надежда найти Дэнни живым, я бы, конечно, сам принял в них участие. Однако такой надежды нет. К тому же у меня жена, а двое моих детей еще совсем маленькие. Поэтому — нет. Мне чертовски жаль. Я знаю, что долгое время не смогу спать спокойно, но в Расселину я спускаться не буду. Я не имею на это права.

Коффин заставил себя произнести:

— Если вы именно так смотрите на это, мне придется признать, что вы поступаете по совести, — усталость навалилась ему на плечи, как стальная болванка. — Пойдемте, мистер Вульф.

Мэр поднялся.

— Мне бы хотелось переговорить с Яном наедине, если никто не возражает, — сказал он, взяв хозяина за руку и направившись в холл.

Когда дверь за ними закрылась, Коффин вновь бессильно опустился на стул. Ноги, казалось, отказывались держать его. О, Боже, если бы опять очутиться в космосе. Голова бывшего астронавта упала на спинку стула, и он закрыл глаза, чувствуя в них жжение от бессонницы.

Слух Коффина был немного острее, чем слух обычного человека. Услышав через закрытую дверь голос Вульфа, он попытался встать и отойти подальше, чтобы ничего не слышать, но воля и силы покинули его. Ему было все равно. Он услышал, как мэр сказал: