Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы - Роберт Хайнлайн

— Я знаю! — почти крикнул Коффин, перебив быструю, гладкую, продуманную речь Вульфа. — Вы думаете, что я не учел всех деталей. Конечно, участвующие в поисках должны будут идти пешком. Я сам готов к этому. Но я понимаю, что искать в одиночку — самоубийство. Может быть, вы смогли бы убедить кого-нибудь присоединиться ко мне? — И добавил с явным отвращением: — Искусства убеждения вам не занимать.

— Для двоих это тоже было бы равносильно самоубийству, — сказал Вульф, удивившись меньше, чем ожидал Коффин.

— Люди уже спускались на несколько километров вниз по Расселине, даже ниже облаков, й благополучно вернулись.

— Осторожно двигаясь вдоль самых безопасных тропинок. А ведь вы кинулись бы в любом направлении, если бы поймали сигнал, — Вульф нахмурился. — Прошу меня простить, Джошуа, но мальчик, по-видимому, мертв. Если он и в самом деле спустился слишком низко, — а уклон Расселины настолько крут, что десять километров спуска по прямой удалили бы его как минимум на пять километров вниз от края, — если он сделал это, значит, воздух убил его.

— Нет, на глубине пяти километров от края давление таково, что может вызвать у людей различную степень отравления углекислотой. Но Даниэль более выносливый, чем обычные люди. Например, он никогда не начинал зевать в душной комнате. В любом случае, отравление на этом уровне еще не смертельно, и азотного опьянения тоже не наблюдается.

— Ну, а что, если он спустился еще ниже? Вспомните: с приближением к уровню моря давление возрастает. Как только Дэнни начал слабеть и чувствовать головокружение, он наверняка покатился ниже и упал. Вряд ли он смог бы влезть обратно. И потом — еда. Сейчас он должен был бы испытывать такие муки голода, что смерть была бы для него избавлением.

Коффин так же мрачно ответил:

— Мальчика хватились около ста часов назад. Плюс еще сто часов, пока его найдут. В его возрасте этого времени недостаточно, чтобы умереть с голоду. Я уверен, что он помнит мой запрет есть плоды местных растений. Я молю Бога, чтобы у него хватило ума сесть, ждать и экономить силы, когда он понял, что потерялся. Имею я на это право?

В комнате стало тихо, слышался только шум реки. Потом на лесоскладе завизжала циркулярная пила.

По обычному распорядку жизни на Растуме люди отдыхали по десять—одиннадцать часов, а затем около двадцати часов работали. Анкер спал. Но этот неожиданный звук в ночи заставил Коффина вздрогнуть, а Вульфа отвлек от его мыслей.

— Я давно наблюдал за Дэнни, — сказал мэр.

И действительно, он подробно изучил все характеристики Даниэля Коффина — генетические, школьные, медицинские, а также неофициальные, то есть просто-напросто слухи. В сущности, под ненавязчивым наблюдением Вульфа находились абсолютно все в колонии.

— Я ожидал, что вы придете ко мне с этим предложением. И если я отнесся к нему несколько холодно, то только потому, что хотел проверить, искренне ли вы хотите найти Дэнни.

— Если бы это было не так, я бы не пришел.

Вульф многозначительно поднял брови, но ответил только:

— Я пытался найти хотя бы двух человек для такой экспедиции. Фермеры все до одного отказались, ссылаясь на уборку урожая и на огромный риск для жизни. Они считают, что их главный долг — сохранить себя для семьи. Тем более вы, если говорить откровенно, не завоевали большой симпатии среди колонистов. Но я думаю, можно обратиться к тем, кто не занимается фермерством. Начать хотя бы с Яна Свободы.

— С рудокопа? — Коффин поскреб длинный подбородок. — Я его плохо знаю. Хотя моя жена дружит с его супругой.

— Эта мысль пришла мне в голову как раз перед вашим приходом. При этом я имел в виду главным образом местонахождение его разработок. Он сейчас копает на северном плече плато и достиг уже глубины в три километра. Он привык к повышенному давлению, а это очень кстати, и к работе в условиях большой облачности, что еще более кстати.

Вульф покачал головой и по его лысому черепу заскользили световые блики.

— Мы так мало знаем о Растуме, — задумчиво сказал он. — Первая экспедиция не прошла дальше исследования поверхности данной конкретной возвышенности на данном конкретном континенте. А мы, колонисты, были слишком заняты проблемами устройства и выживания, чтобы позволить себе еще и дополнительные исследования. Я помню, как бойко бывало рассказывали на Земле астронавты о той или другой планете, словно говорили о каком-то большом городе, а ведь любая планета — это целый огромный мир! Специальное образование Свободы, годы его опыта смогут вписать целый параграф в многотомный труд по географии Растума, который когда-нибудь будет создан.

— Что вы объясняете мне очевидное? — проскрипел Коффин.

— О’кей — мощная фигура Вульфа поднялась из-за стола и с удивительной легкостью двинулась к двери. — Возле дома стоит мой служебный аэрокар. Едем к Свободе.

Когда Вульф посадил машину, в небе вставала внешняя, луна Ракш. Находясь в перигее и будучи видна почти полностью, она казалась вдвое больше по угловому диаметру, чем Луна, видимая с Земли, и напоминала крапчатый диск цвета меди. Ее свет обрисовывал далекие снежные вершины и заставлял сверкать изморозь на траве. Ракш медленно, очень медленно двигалась с запада. Чтобы завершить видимый с Растума оборот, ей требовалось 53 часа — почти в два раза больше, чем время ее обращения на орбите вокруг Растума, — и тогда можно было заметить, как она меняется в размерах и переходит в другую фазу, оставаясь висеть в небе.

Малютка Сухраб тоже появлялась с запада, но пересекала небо в южном направлении слишком низко и слишком быстро, чтобы человек мог ее заметить. Казалось бы, при таком двойном освещении звезды должны быть едва видны, но густой воздух лишь слегка затуманивал их. Кроме системы Эридана, которая, впрочем, не была видна с высокогорья Америки, в ночном небе можно было отыскать созвездия Ориона, Дракона, Большой Медведицы, Кассиопеи — те самые, к которым привыкли земляне. Но профессиональный астроном отметил бы некоторое их искажение. Даже само Солнце оказывалось прямо над Волопасом, когда его можно было разглядеть в часы затмения Ракша. Двадцать световых лет — сорок лет полета, но в масштабах Галактики это был пустяк.

Выйдя из аэрокара, Коффин поежился от холода. Под сиянием Луны дыхание превращалось в белый пар. Свет, падавший из окон дома на сад, казался холодным и призрачным. Он окаймлял серебром длинные листья дуба и отбрасывал на замерзший пруд тень пихтовой рощицы. Среди ветвей этой рощицы, подобно фонарю гоблинов, висело гнездо цветастого феникса, покинутое осенью, но все еще мерцавшее от облепившей его светящейся древесной губки.