Ночная смена - Dok

— Огонь!

Мы со сварщиком — слева от Николаича и потому ловлю в прицел заднюю тачку. В этот момент начинается грохот и кабриолетина — по которой, похоже, и я сгоряча влупил, улетает влево, а открывшаяся вторая тачка принимает в себя все пули — мазать тут невозможно — дистанция смешная — от меня, Саши и сварщика, который, стоя во весь рост и прицелившись как на полигоне, выдает длиннейшую — на диск — очередь, поливая машину, как герань на балконе…

Хотя все происходит моментально, успеваю заметить алмазные радужные блики, которые вышедшее не к месту солнышко высекает из стеклянных брызг раздробленного лобового. Не успеваю испугаться того, что машина вылетит по прямой на нас, как ее бросает вбок, стекла еще продолжают сыпаться, а тачка уже ухает в канаву и встает почти вертикально на капоте.

— Ильяс, Ильяс — на холме если кто выскочит — сшибай!

Не вижу, но видно кто-то выскочил — сзади бемкает «Светка». Это получается «Хивус» подтянулся — раз у Ильяса сектор обстрела открылся…

Серега тоже дает пару очередей туда, на холм. Одна пуля — трассер, видно как, долетев до гребня холма, она дает красивый рикошет свечкой.

— Ильяс, кого видишь?

— Никого. Один лежит, второй ушкандыбал.

— Выдвигаемся!

— Прикрываю!

Из остановившегося УАЗа вываливается долговязая фигура — братец. Зачем-то прижимает к голове красный платок. Не было у него красных платков. Он вообще платков не носит, разве токо туалетную бумагу рулоном, когда у него насморк… Что за хня в голову приходит, когда не хочется принять очевидное — братец ранен, а тряпка просто в крови. Будь это кто другой — тут же дошло бы, а так сознание слабенькими лапками пытается загородиться от очевидного — но очень неприятного факта.

Прежде, чем Николаич что-либо успевает сказать — уже галопирую в сторону УАЗа. Правда, пригнувшись, в общем — грамотно.

Братец — у него действительно из-под какой-то тряпки сильно течет кровь, все-таки скалит зубы и говорит с удовольствием:

— Дароф! А где оркестр?

— Ну тя в зад с твоими шутками! Что с тобой?

— Когда через бревно на дороге перепрыгивали — башкой стойку поймал.

— Эй, вы, трупорезы, хорош трендеть! Миша ранен! — мужик лет пятидесяти помогает выйти из машины парню в милицейской форме.

— Поссать, батя, поссать — бормочет парень.

— У тебя перевязочные-то есть? — спрашивает братец.

— Есть, сейчас тебя забинтую, в четыре руки разберемся, еще сейчас медсестра прибежит. Что это у тебя за тряпка?

— Не знаю, в бардачке валялась…

Остается только вздохнуть… Братец…

Теперь тряпку эту дурацкую вон — странно, она действительно была когда-то красной, хотя кровища хлещет и впрямь серьезно — но это и при незначительных ранениях головы бывает — есть древняя хирургическая поговорка про ранения в голову — «Хлещет как из барана, заживает как на собаке» — ну да, кровоснабжение-то мощнейшее — потому и льется обильно и заживает быстро.

Братцу тампон к ране — рассекло кожу сильно, но это не страшно, теперь он пальцами его сам прижал, а мне — растягивать косынку. Ну, тут просто, не раз делал — прямой угол на затылке, а длинными концами — через лоб, на затылке их поверх того — прямоугольного конца перехлестнуть и обратно на лоб, где их и завязываем покрепче. А теперь хватаем за прямоугольный конец и аккуратно тянем вниз — к спине. И тампон плотно прижимается косынкой к ране. Остается подтянутый угол аккуратно заправить за перекрещенные на затылке концы — и вуаля — первого раненого обработали.

Второй еще мочится, мотыляясь в руках у поддерживающего его под мышки отца. Крови на нем не вижу — но вот сип какой-то и кашляет… Так, но не прерывать же ему процесс — минута другая, ничего особо не изменит. Что в машине? Избита-то машинка знатно — боковое стекло вынесено, в лобовом дыра и с десяток дыр сзади и с левого бока. Но заметно, что били по пассажирам и водителю, а машину старались не уродовать.

Братец тянет к себе сумку. Отдаю ему, лезу в салон.

А там сидит еще один пассажир. Еще дышит, но я бы сказал, что уже агональное дыхание-то. Спереди вроде целый. А сзади?

А сзади ему в голову прилетела не то картечина, не то пуля.

Крови немного, зато из дырки вываливается комочками розово-желтовато-серое вещество… Мерзкий у человеческого мозга цвет, даром, что самый могучий сейчас компьютер…

Пульс частит как заяц на барабане, но тут вряд ли мне что можно сделать. Разве что подвязать умирающему челюсть покрепче…

Вылезаю за сумкой. Братец уже жрет горсть таблеток — хоть и врач, но считает, что кашу маслом не испортишь. Явно сожрал сразу и обезболивающее и антибиотики…

Паренек тем временем закончил мочиться и сразу как-то обмяк. Отец растерянно оборачивается на нас.

Вместе с уже повеселевшим братцем отводим паренька ближе к берегу, усаживаем на камень.

— Куда тебя?

— В спину… в спину…

— Оружие есть?

— Пистолет.

— Отцу отдай. Заберите, ему пока не понадобится.

— Не… Не надо… Пусть…

— Не спорь, Миха! — братец довольно нахраписто выворачивает у приятеля пистолет из кобуры — отдает стоящему рядом мужику.

К нам подбегает Надежда.

— Что здесь?

— Похоже на пневмоторакс. Сейчас разденем, глянем.

— Кто вас охраняет?

— В каком смысле?

— В прямом! Стоите кучей, отличная мишень со ста метров.

— А сварщик где?

— Вам виднее, с вами же был.

— Да кто тут подберется?

— Кто угодно. Тут черте что творится.

— Все, признаем свою глупость. У Вас оружие есть?

— Один патрон в ружье и у сына три патрона. — отвечает Михин отец.

— Так, держите мою машинку, рожок и вот — пачка к ПМ. Поглядывайте.

Ловлю неодобрительный взгляд Надежды — она демонстративно вздергивает плечо, на котором висит ее ППС, но дальше уже некогда — парень стремительно плошает, прямо на руках. Что совсем погано — на губах розоватая пена…

Надежда действует быстро — машет руками над головой и «Хивус» послушно подходит к нам очень близко, насколько позволяют торчащие из снега валуны.

Ну да, опять она меня утерла — я как-то про салон «Хивуса» забыл — а там тепло и удобно, куда удобнее, чем тут на холоде, на промерзшем валуне… негоже раненого морозить.

Сверху от Коттеджа доносится перестрелка. Несколько раз угадываю солидные очереди из РПД. И ведь действительно — наши куда-то делись, пока я тут возился. И сварщика не видно.

Когда стягиваем с раненого бушлат, уже становится ясно, что да — это пневмоторакс. Пуля — или чем там их обстреляли — прошибла обшивку машины, спинку сиденья, бушлат, китель и влетела в грудную полость. Что паршиво. Что замечательно — ранение скорее сбоку, а тут чем ближе к середине грудной клетки — тем гаже прогноз.