Тучи над страной Солнца - Рава Лориана

-- Значит, Джон Бек проповедовал вещи, которые у них там виселицей грозят? -- переспросил Инти, -- Но если так, то мы можем, сославшись на то, что он проповедовал против монархии, легко оправдаться перед их Короной.

-- Не совсем так, отец, -- сказал Горный Ветер, -- у себя они могут карать за некоторые преступления весьма жестоко. Однако если их подданный совершит подобное же преступление против чужестранцев, и они посмеют его наказать, то Корона может отомстить за своего подданного.

-- Не вижу логики.

-- Да логика тут довольно проста, отец. Вот почему мы казним убийцу? Не для того чтобы сделать ему плохо, и таким образом проучить, а чтобы обезопасить себя от него. Однако в нашем государстве можно охотиться на диких животных, крестьянину не возбраняется заколоть свою скотину...И тебе это не кажется странным?

-- А разве есть страны, где запрещено охотиться и закалывать скотину? Если бы кто сдуру принял такой закон, люди бы стали с голоду помирать.

-- Я кое-что читал о таких странах у англичан, но не уверен. Впрочем, я не об этом. Мы караем за убийство человека, но не наказываем за смерть животного. Так вот, для этих подонков все неевропейцы -- сродни животным, которых можно убивать, грабить, вероломно обманывать... Меня раньше удивляло, отчего у них морские разбойники, грабившие чужестранцев, могут стать вельможами -- а на самом деле ничего удивительного! Если он грабил не соотечественников, а чужаков, то для его соотечественников это не преступление. Ну и проповедовать что угодно таким дикарям как мы для англичан не запрещено. И убивать нас не запрещено. А вот нам его казнь может аукнуться. Но может и нет. Всё зависит не от того, что сделаем мы, а от того, хотят ли они за нас приняться или нет? Видимо, сейчас им не до нас, но я могу и ошибаться... -- Горный Ветер вздохнул, -- Закон они почти боготворят, но он у них только для них, а в отношении нас -- полный произвол.

-- Что же это получается, -- вздохнул Инти, -- если не казнить Джона Бека за совершённые им преступления, то как после этого себя уважать? А если казнить -- можно войну спровоцировать. Скажи, а вот если бы у нас его за оскорбления толпа растерзала -- тоже была бы речь о войне?

-- Ну если бы толпа, а не власти, было бы проще оправдаться, -- ответил Горный Ветер, -- конечно, если бы они наши оправдания слушать стали. Ведь они уверены, что наш народ и есть кровожадная толпа, это они, будучи высшей расой, могут собраться вместе и порешить убить всех соседей при помощи общего голосования. Лань не слышала, чтобы хоть кто-то был против...

-- Горный Ветер рассказывал мне о правителя-злодеях, которые приказывали своему народу идти и убивать других, а тех, кто не хотел подчиняться, бросали в тюрьмы и убивали. Если бы тут был такой злодей, я бы, может, и поняла бы тех, кто его слушался по принуждению, -- сказала Лань,утирая выступившие слезы, -- но у них не было такого правителя! Они собрались вместе и решили это сделать сами, без чьего-либо приказа или принуждения. Джон Бек только проповедовал, но они сами выбрали его послушаться!

-- Твой народ будет отомщён, Лань, -- пообещал Инти. Поймав вопросительный взгляд своего сына, он продолжил, -- конечно, надо всё хорошенько продумать, но такое преступление нельзя оставлять безнаказанным. Ведь пока этих негодяев мало и они далеко, они ещё не опасны для нашей страны, но мы должны думать не только о сегодняшнем дне, но и о том, что может быть через 100-200 лет. Ты, Горный Ветер, говоришь, что колония быстро растёт. Если они и дальше будут продолжать в том же духе, вероломно заманивая в ловушку и истребляя целые народы, то со временем там окажется такая держава, рядом с которой Испания покажется безобидным щенком. Держава, чьи люди с молоком матери будут впитывать мысль о допустимости и даже необходимости убийств и вероломства. Держава, перед которой более честные противники будут проигрывать уже в силу своей большей честности. Появление такого монстра было бы просто катастрофой для всех народов нашего полушария, и потому мы должны постараться эту катастрофу предотвратить, тем более что пока это ещё сравнительно нетрудно. Мы должны вступить в контакт с народами, живущими неподалёку от англичан, предупредить об их вероломстве, и научить их обращаться с ружьями, конечно, познакомив при этом с разумным устройством общества. Всё это, правда, очень затратно, и убедить казначейство в необходимости таких трат после провала в Амазонии мне будет очень нелегко, но.... надо! Потому что замыкание в собственных границах и отказ от активной внешней политики грозит нам таким провалом, по сравнению с которым прежние амазонские неудачи покажутся мелочью. Переход к глухой обороне грозит Тавантисуйю гибелью. К тому же мы не должны забывать, что предки завещали нам превратить в единый айлью весь мир!

Слушая Инти, Заря с радостью думала, что когда-нибудь, пусть даже и через столетия, лживый, коварный и жестокий мир христиан исчезнет как дым, а вместо него возникнет другой, где народы будут жить как братья, также, как это теперь есть в Тавантисуйю, мир, где не будет рабства и растаптывания человеческого достоинства, мир, устроенный разумно и справедливо. Ради этого Заря была готова на любой подвиг, даже на перевод дневника Джона Бека.

Наконец-то изучение растреклятого дневника было окончено. Оказывается, план Джона Бека был связан с куда большим вероломством, чем она даже могла подозревать. Негодяй знал, что в Тавантисуйю есть водопровод, и потому привёз из своих земель склянку с заразой, которой было достаточно отравить воду. Никто бы не подумал, что разразившаяся эпидемия может быть делом рук человека -- болезни все привыкли связывать с силами, стоящими над людьми. Нет сомнения, после такого дела проповедь Джона Бека о Боге, готовом покарать Тумбес, могла иметь успех. Однако негодяй не учёл одного -- водопровод в Тавантисуйю, как впрочем и все остальное, строили на совесть. Ещё во времена Манко обнаружили, что пыль, взбиваемая копытами лошадей загрязняет воду в водоводе, и потому вода стала идти по цельным и накрепко запаянным трубам, поднятым в среднем на два человеческих роста над землёй. Так что проделать в них без инструментов даже маленькую дырку было сложно. Вот и пришлось ему несколько раз примеряться. Сперва место искал, потом дырку проделывал, да всё чтобы издали никто не заметил...

После перевода посвящённых этому делу кусочков дневника Заря покинула дом Инти и вернулась к своей работе в столовой. Там официально считалось, что девушка имела несчастье споткнутся и вывихнуть ногу, и потому ей пришлось провести несколько дней в доме у людей, живших по соседству. Про новое платье говорила, что ей прислали подарок от родных. Ей верили и никому не приходило в голову связывать её исчезновение с арестом Джона Бека, который стал объектом обсуждений. Для одних это был повод для зубоскальства, другие его жалели чисто из гуманной привычки жалеть всех арестованных. Одиозность вещей, которые говорил проповедник, стала как-то забываться, а в просочившуюся в народ версию, что тот хотел отравить водопровод мало кто верил. "Это слишком жестоко и ужасно, чтобы быть правдой", -- для многих тумбесцев этот аргумент звучал неотразимо. Благодаря образованию привыкшая мыслить рационально, Заря в упор не могла проникнуть в логику тумбесцев, почему-то считавших одни жестокие и ужасные вещи вполне возможными и даже неоспоримыми, а другие -- нет.

Вскоре в город приехал судья, и должен был состояться суд. Первым, однако, судили Якоря. Заря ждала этого суда с трепетом и волнением. Инти сказал, что он тайно, под маской, навещал юношу в камере и поговорил с ним. В его невиновности он убеждён. Инти своей властью мог бы вытащить юношу из застенков, но тот предпочёл открытый суд, на котором хотел не только доказать свою невиновность, но и показать, что на него злонамеренно возводят напраслину. Настрой юноши вызывал уважение, однако слишком многое зависело от свидетелей, при этом до Инти доходили сведения, что на них давят. Впрочем, об этом итак можно было догадаться -- кто будет без давления наговаривать на невиновного? Купить же свидетелей в Тавантисую было практически невозможно. Во-первых, практически нечем, кроме, разве что, продвижения вверх по карьере, а во-вторых, "продаться" даже за должность считалось ещё большим грехом, чем поддаться давлению.

Заря помнила этот день как во сне. По случаю суда почти никто не работал, многие заранее расположились на площади, принеся туда стулья или то, на чём можно сидеть. По случаю суда даже вынесли стулья из столовой. Лицо судьи выражало беспристрастность. Ввели Якоря, он был бледен, но твёрд и спокоен. Если в глубине души он чего-то и боялся, то всё равно виду не показывал. Даже свои цепи он умудрялся нести как будто с гордостью, больше напоминая этим пленного героя, нежели преступника.

Формальное обвинение должен был озвучить сам наместник, но вместо него был его сын. Юноша чувствовал себя много более неловко, чем сам обвиняемый. На вопрос, почему его отец отсутствует, тот смущённо ответил, что наместник ночью занемог и лекаря велели ему лежать в постели, потому обязанность зачитать обвинение возложили на него.