Тучи над страной Солнца - Рава Лориана

-- Знаешь, а я собираюсь креститься.

-- Правда? Но почему? -- спросила Заря.

-- Знаешь, я сирота, у меня нет родителей, и так приятно думать, что христианские боги любят тебя также, как любили бы отец и мать. К тому же мне надоело бояться смерти, а Христос обещает всем, кто крестится и будет хорошим, счастливую жизнь так, где смерти уже не будет.

-- Только тем, кто крестится? Ну а как же наши родные? Наши предки, которые уже умерли, и никогда не смогут креститься. Христиане учат, что они обречены на пытки в аду, но я не хочу верить в это!

-- Но брат Томас говорит, что любой хороший человек будет стремиться душой к Христу, даже не зная этого, а значит, все хорошие люди рано или окажутся в раю, хотя некрещёным это труднее.

-- Но если любой хороший человек окажется в раю, то зачем тогда креститься? -- спросила Заря.

-- Ну вроде, если креститься, то туда можно попасть быстрее.

-- Послушай, но ведь у нас тоже считается, что хорошим людям после смерти будет в стране Супая хорошо, разве нет?

-- Ну у нас об этом говорят разное, и так неуверенно... А брат Томас говорит о рае так убедительно!

-- Поэтому ты думаешь, что это правда?

-- Конечно, ведь Томас -- очень хороший человек и не станет обманывать. К тому же так приятно жить с надеждой.

Заря не знала, что ответить на это. После известия о гибели Уайна, в то время, когда эта рана была ещё свежа, она нередко думала о том, что находится за порогом смерти, читала разные версии, но все они ориентировались на предания и в некоторых деталях противоречили друг другу. Были и те, кто говорил, что после смерти ничего нет, а почитание мёртвых нужно прежде всего живым. Про себя Заря решила этот вопрос так -- что бы там ни было, от её предположений это никак зависеть не может, а значит, и думать на эту тему бесполезно. Но христиане были почему-то уверены, что загробная участь человека напрямую зависит от того, что он думает на этот счёт здесь.

-- Знаешь, -- сказала она, -- я читала одну историю. Конкистадоры, прежде чем доплыть до нашей страны, бесчинствовали на островах Карибского Моря. И был один человек по имени Атуэй, который возглавил сопротивление, он храбро сражался, но потом его раненого всё же захватили в плен и казнили. А перед казнью священник предложил ему креститься, чтобы попасть в рай. Он тогда спросил, попадут ли туда христиане. "Не все, но лучшие из них", -- ответил священник. Тогда Атуэй ответил, что не хотел бы попасть туда же, куда христиане, пусть даже самые лучшие. И вот я думаю -- а что если крещение и вправду разделит нас с нашими предками? И мы никогда не встретимся с теми, кто спас нашу родину от поругания? Или вдруг мы попадём в рай, а там -- те, кто их вешал и пытал? Пусть даже там они не смогут причинить нам вреда, но сама мысль о вечности в такой компании отвратительна.

-- Такие негодяи в рай не попадут, -- уверенно сказала Пушинка.

-- А вдруг? Отец Андреас как-то сказал, что они даже самых страшных негодяев отмолить могут, если те -- христиане.

-- Но ведь негодяя могут простить и пустить в рай только если он перестанет быть негодяем, -- ответила Пушинка.

Заря поняла, что Пушинку не переубедить. Та слышала только то, что хотела слышать, и не замечала противоречий. Кроме того, и самой Заре придётся притворно принять крещение, а это будет выглядеть несколько странно, если она до этого будет сильно сомневаться вслух. Вот только за Пушинку ей было тревожно, хотя она и представить себе тогда не могла, какие последствия будет иметь это крещение и для неё, и для Пушинки, и для многих других людей.

Но ещё больше её огорошил Ветерок. Он тоже довольно часто появлялся на проповедях. Улучив минуту, Заря решила поговорить с ним об этом:

-- Ветерок, ты часто ходишь на проповеди. Ты что, надумал креститься? -- спросила она прямо.

-- Да, я всё больше и больше склоняюсь к этой мысли, -- ответил Ветерок тоже прямо.

-- Ветерок, я понимаю -- неграмотные тумбесские обыватели.... но ты, ты проходил критику христианства, там же объясняли, сколь ужасные вещи написаны в Библии.

-- Так, как мы разоблачаем Библию, можно разоблачить всё, что угодно. Наши амаута просто издеваются над этой Великой Книгой, а сами мы разве многим лучше?

-- Ты говоришь так, как будто Библия -- нечто высокое и чистое, -- сказала Заря, фыркнув.

-- Да, именно так. Высокое и чистое.

-- Но ведь там написаны ужасные вещи! Может, кое-что можно было бы простить тёмным и необразованным людям, но, например, вероломное нападение в нарушение мирного договора считалось дурным делом у всех народов во все времена, а Библия это оправдывает.

-- Я спрашивал про это у монахов. Оказывается, что конкистадоры действовали не по указке церкви, а нередко в разногласиях с ней. Часто Церковь их пыталась одёрнуть, но не всегда получалось. Кортес и Писарро не являются для Церкви святыми.

-- Я понимаю, что про Кортеса и Писарро в Библии ничего не сказано, Библия куда древнее, но вот там есть история девицы Дины -- её братья, якобы праведники, напали и перебили тех, с кем до того только что заключили мирный договор. Думаю, что они оправдывали себя тем, что отомстить в открытую у них сил не было. Но всё-таки это мерзко. Или уж мстить, или уж мириться, а вонзить нож под видом примирения -- что может быть гаже и подлее?

-- Не помню такой истории.

-- А ты хоть Библию читал?

-- Читал -- Новый Завет. Это мощно. И то, что иные позволяют себе над этим смеяться -- это неправильно. И там не ничего дурного.

-- Но ведь христиане почитают священным как Новый, так и Ветхий Завет. А как быть с тем, что в Ветхом Завете сам их бог приказывает уничтожать целые города со всеми жителями, включая даже грудных младенцев? И христиане должны верить в это! Я слышала, что христиане объясняют это так, что если бы эти самые города с жителями не были уничтожены, то потом не смог родиться Христос, но если их бог так могуч, то почему он не мог сделать всего что нужно без таких мерзостей?

-- Не уверен, что там всё так, как ты говоришь. Я от Ветхого Завета читал только начало.

-- Ну и в начале тоже всякое есть. Например, из-за того что один из сыновей Ноя был непочтителен с отцом, всех его потомков обрекли на рабство у потомков его братьев. Христиане это понимают так, что либо люди одного сословия созданы для работы на других, то ли что мы и негры созданы для работы на белых господ. И та, и другая трактовка отвратительны!

-- Но можно это так и не понимать!

-- А как ты это прикажешь понимать?

-- Ну, что там речь идёт только о необходимости уважения к родителям.

-- Однако если эти самые родители -- враги богу, то их можно не только не уважать, но даже и убить! -- усмехнулась Заря, -- Думаю, что у тебя с твоим отцом как раз тот случай...

-- Заря, если критиковать так, как критикуешь ты, то наше государство тоже можно изобразить абсолютным злом. У нас инки имеют привилегии, из своих распределителей получают много больше, чем все остальные. У нас сыновья обязаны доносить на отцов, недонёсшие члены семей изменников родины подвергаются наказанию.

Заря знала об этом законе, но в отличие от убийства грудных младенцев, не видела в этом ничего несправедливого. Взрослые члены семьи изменника, если знают и не доносят -- соучастники. А если изменник или просто вор получает со своего преступления материальную выгоду -- то и они пользуются материальными последствиями преступления. Так пусть же и отвечают. Но Ветерок, похоже, рассуждал не вполне так.

-- Но ведь у нас же никто не приказывает убивать грудных младенцев даже если они дети преступника! -- ответила Заря, -- или ты и в самом деле не видишь разницы между твоим отцом и действиями инквизиторов?

-- Знаешь, Заря, хватит на сегодня. Я не хочу сейчас это обсуждать, -- сказал Ветерок и ушёл. Заря только плечами пожала. Потом, подумав немного, всерьёз забеспокоилась. До того ей казалось невероятным, чтобы многие тумбесцы поддались проповеди -- слишком много дурного для жителей Тавантисуйю было связано с христианством ещё со школьных лет. Однако произошло то, чего она не ожидала -- монахи раз за разом смогли сначала убедить, что христиане могут быть и хорошими людьми, а потом -- что христианство именно хорошему и учит. Объяснить, как же люди, сызмальства обучаемые в церкви хорошему, могут быть такими отморозками, логически было не вполне возможно, но многих привлекала не логика, а обаяние проповедников.

У самой Зари мысль о крещении, пусть даже и притворном, вызывала отвращение. Ей вспоминались знакомые с детства страницы истории, где всем пленникам христиан предлагают крещение, и как герои гордо отказываются от него. В глубине души она сама надеялась этой неприятной процедуры избежать, но вскоре вопрос встал перед ней напрямую.

После одной из проповедей Томас, у которого она, похоже, вызывала симпатию, сам окликнул её и спросил:

-- Заря, я вижу, что с интересом слушаешь весть о Христе, но желания креститься не выказываешь. Мне кажется, что тебя мучает какой-то вопрос, который ты не решаешься задать вслух. Может быть, ты боишься задать этот вопрос при всех -- что же, я готов поговорить с тобой наедине. Хочешь -- пойдём со мной в келью?