С крыла на крыло - Игорь Шелест

 Когда с нами летал Алексей Петрович Якимов, он тоже таскал шланг, не боясь пошатнуть свой авторитет, - тогда он был начлетом.

 Работа не хитра - лишь подставляй плечо.

 - Эй, бурлачки! - однажды крикнул нам кто-то из прохожих.

 - Любезнейший, подите-ка сюда, - пробасил Якимов и поманил весельчака "перстом согбенным". - Да, да... Вы не ошиблись, вас зовут.

 Тот, сообразив, что влип, смущенно подошел.

 - Вы что-то, кажется, сказали? - спросил Якимов.

 Молодой инженер замялся. Мы со шлангом на плечах смотрим с любопытством. Он краснеет.

 Ждем, что будет дальше.

 - Я просто так, шутя, - смущенно говорит молодой сцециалист.

 - Так я и думал. Тогда позвольте ваше плечико вместо моего. - И парень стал в цепочку.

 - Это ненадолго, - успокаивали его.

 От трансформатора дежурный электрик зовет меня:

 - Вас здесь спрашивают.

 - Кто еще? - Освобождаю плечо. - Иду.

 Вижу двух человек. Один - наш диспетчер, другой - незнакомый, полный, важный.

 Диспетчер представил. И я понял: придется объяснять все единственному "экскурсанту"...

 - Откуда вы? Простите, я не понял.

 Он холодно:

 - Из главка.

 - У нас сейчас полет, - говорю, - лучше бы в другой раз.

 Гость нахмурился. Обиженно уходит. Провожаю его глазами. Думаю: "Все как-то нескладно получилось..."  Только потом я понял, какую ошибку допустил: после того дня в главке к нам отношение изменилось к худшему.

 - Все в порядке, командир! - крикнул Пастухов.

 - Сделан продув? - спрашиваю машинально.

 - Да, да, все в порядке. Можно собираться.

 Я снял парашют с передней стойки, надел его. Полез в кабину.

 Стал осматривать по порядку свои приборы, поправил лямки парашюта, давящие как-то больше обычного. Потом пальцем правой руки нажал на кнопку штурвала, вызывая по очереди всех абонентов: "Как слышно?"  Отвечают: "Готов, слышу хорошо". Так до одиннадцатого. Одиннадцатый - кинооператор, на месте хвостового стрелка.

 - Командир, Черепанов в кабине и готов, - отвечает он.

 - Можно запускать? - спрашивает Пастухов.

 - Да, запускайте.

 - Запускаю с первого! - заорал Пастухов, перегнувшись со своего места в шахту люка. - От винтов!

 Машину тряхнуло. Я посмотрел налево. Огромный винт пошел. Сперва лопасти были заметны, затем слились в серебряный мираж. Двигатель окутал белый дым.

 Тряхнуло второй раз, третий, четвертый... Через минуту четыре пятиметровых "ветряка" уже крутились - кабина ожила.

 - В порядке, командир; можно рулить, опробуем на старте.

 Запрашиваю старт; вызываю Якимова - он готов. Я снял со "стопа" тормоза, наша ТУ-4, плавно поклонившись стеклянным носом, двинулась, чуть вздрагивая на стыках бетонных плит. 

 С Алексеем Петровичем Якимовым мы пришли работать в институт примерно в одно время, перед войной. Долгая совместная работа испытателями укрепила наши отношения. Происшедший затем, в конце войны, особый, как Якимов выразился, "пикантный" случай будто побратал нас.

 В сорок четвертом году мне пришлось проводить довольно подробные испытания американского высотного истребителя "рипаблик тандерболт", поднимаясь примерно на высоту 13 000 метров без герметической кабины и скафандра - ни того, ни другого у нас в практике тогда не было. Это дало мне определенный опыт и тренировку.

 Вскоре я был назначен на опытный высотный истребитель МИГ-11 конструкторов Артема Ивановича Микояна и Михаила Иосифовича Гуревича.

 Я выполнил несколько высотных полетов, поднимаясь с Центрального аэродрома в Москве, и в последнем из них в стратосфере уловил, как мне показалось на слух, неисправность турбокомпрессорного колеса.

Прекратив дальнейший подъем и приземлившись, я доложил инженерам о своих наблюдениях.

 Присутствовавшие здесь представители моторной фирмы не скрыли насмешливых улыбок: мол, тоже мне, услышал биение компрессорного колеса на оборотах двадцать четыре тысячи в минуту!

 - Я верю своему слуху, как хотите, - говорю им, - звон металла заметно изменился - в предыдущем полете скрежетания не было. Это не просто так!

 Описав все в полетном листе и передав его ведущему инженеру Константину Павловичу Ковалевскому, я улетел на свой аэродром, чтобы провести в этот день еще один испытательный полет на другом самолете.

 Полет кончился весьма трагично. В результате пожара, возникшего в воздухе, произошла катастрофа. Я уцелел случайно, только обгорел немного.

 Вместо меня, вышедшего на три месяца из строя, на МИГ-11 был назначен Якимов. Чуть ли не в следующем полете после моего высотного на самолете разрушился турбокомпрессор, а затем и сам двигатель. Алексей Петрович вынужден был выброситься из объятого пламенем самолета на довольно большой высоте, находясь над северо-западной окраиной Москвы.

 К счастью, парашют не подвел. Якимов, получив ожоги и травмы, приземлился, можно сказать, удачно... Самолет упал, не натворив особых неприятностей.

 Примерно через год случайно на Кавказе мы встретились с Костей Ковалевским - он окликнул меня из окна встречной машины.

 Вышли. Закурили.

 - Знаешь, - сказал он - вспоминали тебя не раз. Ты оказался прав. Весьма досадовали, что не убедили упрямых мотористов.

 Я улыбнулся:

 - Пока мотор винт крутит - в неисправность поверить трудно.

 Не вижу, скорей чувствую, как Якимов "прилип" к нам сбоку. Блеск! Идем с ним - корабли почти не шелохнутся. Я замер, стараюсь не дышать. Думаю: "Что еще нужно? Неужели и на этот раз все полетит к черту, как позавчера?"

 Я волновался не зря. Мы отправились в новый полет, не докопавшись до истины. Очень старались выяснить причину - и не смогли. В конце концов поддались соблазну сказать себе: "Отказ был случайным".

 Оператор - Володя Александров - докладывает:

 - Командир, контакт есть!

 - Хорошо. Продолжайте.

 Он в эфире:

 - "Ворон второй", выдавайте шланг. - И опять ко мне: - Шланг пошел, командир... Идет нормально.

 Тут я даже не гляжу уже искоса направо: весь внимание - жду. "Выйдет, не выйдет?". "Любит, не любит..."

 Все притихли. Николай Николаевич Неелов - он прямо передо мной, смотрит со штурманского кресла, стиснув зубы. Пастухова против обыкновения тоже не слышно позади меня - притаился как мышь у своего пульта. Чистяков уставился вперед, в одну точку.

 Повисли. Застыли две шестидесятитонные машины - рядышком идут, как теперь ходят парочки: он ей руку на плечо.

 Вдруг мою машину кто-то чуть тронул за конец крыла.

 И в следующий момент Александров могильным заступом: