Герои Курской битвы - Сергей Егорович Михеенков

с собой, но приказал ему окопаться ближе на пятьдесят шагов, на противоположной стороне оврага, чтобы не оказаться на одной линии огня с боевым охранением.

Позицию он отыскал быстро. У сросшихся старых ольх за грядой валунов.

Ночь сгустилась, ушла в самую свою глубину. В овраге было ещё темнее. Но острый глаз сибирской совы вскоре различил впереди очертания оврага, силуэты деревьев и цепочку бугорков. Но это были не валуны. Окопы! Теперь оставалось ждать. Оттуда, из глубины оврага, доносился стук сапёрных лопаток. Окапываются. Но вскоре снайпер понял вот что: стучали не малые сапёрные лопаты — значит, там окапывалась не пехота. Снайпер снял каску и напрягся всем телом, всматриваясь в темноту. Он готов был превратиться в росомаху, но увидеть, наконец, что там, в глубине оврага происходит и кто там окапывается. Немцы тихо переговаривались. Но их языка он не знал, а потому понять ничего не мог. Иногда на немецкой стороне взрёвывали моторы. Танки. То два-три сразу, то больше. Моторы перемещались. Выходят на исходные? Готовятся к наступлению? Всё это надо сообщить майору Козину. Для этого он сюда его и послал.

Но Кульбертинову хотелось стрелять. Красноармеец должен ненавидеть врага…

Перед рассветом ночная мгла будто заполнилась сажей. Глаза слипались. То ли от усталости, то ли от этой сажи.

Когда Кульбертинов в очередной раз открыл глаза, испугался. Овраг был виден шагов на полтораста вперёд. Проспал? Скоро рассветёт окончательно. И тогда уйти назад, к окопам боевого охранения будет непросто.

Слева, в отрытой нише оврага виднелись, выставленные немного под углом, короткие стволы миномётов. Лес кругом был сведён, чтобы не мешал ведению миномётного огня. Миномёты стояли в ряд, словно столбы якутского балагана. Так вот они, волки.

Неожиданно чуть выше миномётной батареи из-за низкого бруствера застучал пулемёт. Трасса уходила вдоль обреза оврага, значительно выше позиции и затаившегося снайпера, и его напарника. Немец вёл огонь вслепую. Кульбертинов удивился: почему он молчал ночью? Обычно дежурные немецкие пулемёты постреливают каждые несколько минут. Для острастки.

И тут ударил пулемёт Хисматуллина. Трасса «Дегтярёва» впилась в немецкий бруствер. Но оттуда тут же ответили длинной очередью. Кульбертинов услышал, как вскрикнул его напарник. Больше он не стрелял. Кульбертинов стиснул зубы: зачем же ты, Хисматуллин, обнаружил себя? Зачем?!

Надо было уходить. Но как уйти с такой хорошей позиции, не сделав ни одного выстрела?

В магазине пять патронов. Пять выстрелов сделать он успеет. А потом, если повезёт, уйдёт по ручью вверх, к боевому охранению. Эх, Хисматуллин, Хисматуллин… Зачем без приказа начал стрелять? Ведь он приказал ему: открывать огонь только в том случае, если потребуется прикрыть его отход. Самовольно открыл стрельбу…

Немец затих. Видимо, расстреляв ленту, заряжал другую. Кульбертинов прижал холодный приклад к плечу. Самое время. Несколько секунд у него есть. Выстрел! Сухой удар одиночного выстрела эхом прокатился по оврагу. Пулемёт молчал. Если пуля достала пулемётчика, то второй номер через минуту, не больше, дозарядит ленту и продолжит огонь. Надо предполагать, что вспышку его выстрела он видел. Второй номер расчёта пулемёта MG. 42 — наблюдатель.

Но пулемёт молчал. Молчал и пулемёт Хисматуллина.

Тем временем возле миномётов забегали серые тени. Послышался хлопок. Вспышка. И первая мина со свистом описала крутую высокую траекторию и разорвалась позади, где-то возле позиции Хисматуллина. Кульбертинов вспомнил слова лейтенанта Великанова: три мины — и цель накрыта… В магазине оставалось четыре патрона. Значит, четыре…

Выстрел! Серая тень, нагнувшаяся к миномёту с миной в руках, замерла и медленно повалилась назад. Он знал, что при попадании в сердце тело падает навзничь.

Выстрел! Ещё одна тень исчезла за бруствером.

Выстрел! Тени больше не сновали среди миномётных стволов.

Кульбертинов машинально передёрнул нагретый пороховыми газами затвор. Пустая гильза со звонким шорохом скользнула под валун и замерла там, как снайпер после выстрела.

Всё. Надо уходить.

И тут ударил пулемёт. Пока он вёл огонь по миномётчикам, кто-то из расчёта зарядил пулемёт и повёл прицельный огонь по снайперу. Его позицию определить было нетрудно — вспышки на дульном срезе вполне выдавали местонахождение снайпера.

Кульбертинов переполз на другую сторону каменной гряды. Медленно высунул край каски. Нет, немец не видел его «живца», пулемёт продолжал лупить длинными очередями по валуну и ольховой сростке правее. Ну, теперь кто кого… Кульбертинов стиснул зубы. Оптику словно заливало белое молоко тумана. Откуда туман? Нет, это не туман, а ветка жимолости, наполовину закрывала прицел. Надо было приподняться. Снайпер понимал, что этого делать нельзя. Но азарт охоты уже нельзя было погасить ничем. Он приподнялся. Трасса, казалось, пронеслась над головой на долю мгновения раньше, чем над бруствером затрепетало пламя на дульном срезе. Выстрел! Пламя погасло.

Сколько времени он вёл свой поединок, самому определить было невозможно. Бойцы из боевого охранения сказали, что паузы между тремя выстрелами были не больше пяти секунд, а последний — секунд через двадцать. Бойцы вытащили раненого Хисматуллина, наскоро перевязали его и на волокуше утащили к окопам роты старшего лейтенанта Великанова.

Спустя несколько часов снайпер докладывал майору Козину. Тому уже позвонили из штаба батальона, доложили, какой переполох устроил наблюдатель в полосе обороны правофланговых рот.

Этот бой у ручья Брусовец сержант Кульбертинов считал неудачным. Тяжело ранен напарник, да и поражённых фашистов нельзя было подсчитать точно. Никто не мог подтвердить его попадания. И в снайперскую книжку ни пулемётчиков, ни миномётчиков он не записал.

5

Одиннадцатого июля первый эшелон гвардейского корпуса начал атаковать станцию Поныри. Буквально накануне из состава корпуса был выведен в распоряжение штаба армии 30-й гвардейский тяжёлый танковый полк прорыва. Впереди были главные бои — наступление. За время оборонительных боёв из 22 КВ полк потерял 12 боевых машин сгоревшими. Многие танки нуждались в ремонте. Без броневой поддержки десантникам атаковать укреплённые опорные пункты противника было трудно.

Именно в эти дни в штабе полка Ивану Николаевичу Кульбертинову вручили медаль «За отвагу». Медаль ему вручил Михаил Евдокимович Козин, которому приказом командования было присвоено очередное воинское звание подполковника.

Почти каждый день Кульбертинов ходил на охоту. Однажды ночью заполз глубоко, к самым немецким окопам. На рассвете мимо его позиции, тщательно замаскированной камышом, прошла колонна бронетехники — танки и бронетранспортёры. Он считал их по звуку — после ливня стоял сильный туман, так что в двух шагах ничего нельзя было разглядеть. Для снайпера погода плохая.

Когда выбрался к своим окопам, сразу же пошёл на доклад в штаб полка. Часовой пропустил его сразу же. В караульной роте знали, какие задания выполняет снайпер. В штабной землянке в это время находились несколько незнакомых офицеров