Вторая жизнь Мириэль Уэст - Аманда Скенандор

Должно быть, кто-то уже перенес ее, решила Мириэль, несмотря на свое беспокойство. Она помогла сестре Лоретте усадить одну из последних оставшихся пациенток в инвалидное кресло и принялась толкать ее сквозь дождь к барже.

– Мы умрем? – спросила женщина, пока Мириэль с трудом везла коляску по скользким доскам на вершину дамбы.

– Конечно нет, – проворчала Мириэль, стараясь придать своему голосу больше уверенности, чем чувствовала на самом деле.

Наступили сумерки, и управлять переполненной баржей стало еще труднее. С одного конца палубу прикрывала низкая крыша, поддерживаемая толстыми опорами. Сестры собрали там пациентов лазарета. Мириэль помогла женщине, которую она вкатила на борт, лечь на низкую койку под навесом и накрыла ее заплесневелым одеялом военного образца. Она обследовала другие лежаки. Жанны нигде не было.

Сердце Мириэль билось с нарастающей тревогой. Дождь прекратился, однако палуба оставалась мокрой и скользкой. Только намек на свет просачивался сквозь пелену облаков. Она пробиралась сквозь толпу, расспрашивая о Жанне. Некоторые были слишком поглощены несчастьем, чтобы отвечать. Другие даже не знали, что Жанна вернулась. Никто не видел ее. Мириэль попыталась покинуть баржу, чтобы вернуться и обыскать колонию, но сторож Дойл не выпустил ее.

К тому времени, как она вернулась в импровизированный лазарет, она почти задыхалась от беспокойства. Жанны не было видно, а дамба в любой момент могла прорваться, и вода хлынула бы в колонию. Все, кто не успел на борт, обречены утонуть.

Мириэль покачнулась, ее затошнило от этой мысли. Неужели все ее усилия были напрасны? Внезапно в последнем ряду кроватей она увидела маленькую фигурку, закутанную в кучу одеял. Она поспешила туда и, затаив дыхание, откинула покрывало. Жанна, свернувшись калачиком, спала на лежанке. Мириэль всхлипнула от облегчения. Бережно укрыв ее снова, она промокнула сухие губы девочки водой, затем опустилась на пол рядом с ней.

Холодные пальцы ночи теребили ее влажную одежду и ползли по коже. Она завернулась в плед и засунула руки в карманы, чтобы согреться. Письмо Чарли задело костяшки ее пальцев.

Ближайшая масляная лампа, мерцающая из-за качки, давала достаточно света, чтобы читать, и Мириэль вытащила его из кармана. Дождь промочил конверт насквозь, размыв чернила. Но она все еще могла разобрать большую часть слов. Она приготовилась к злой иронии. Однако письмо мужа – то, что она смогла разобрать, – было на удивление нежным. Да, он подал на развод, конечно, скрыв истинную причину, чтобы предотвратить скандал в Голливуде. Но он написал, что всегда будет любить ее и будет продолжать передавать ее письма девочкам. Когда-нибудь, писал он, станет возможно рассказать им печальную правду о том, почему она уехала. Его последние слова поразили ее больше всего:

«По твоим письмам я понял, что ты пришла в себя и обрела вторую жизнь, несмотря на ужасные обстоятельства. Ты вдохновила меня сделать то же самое. В конце концов, это то, чего хотел бы Феликс. Мне только жаль, что нам не удалось совершить это вместе.

С любовью,

Чарли»

Мириэль сложила листок с растекшимися чернилами и сунула его обратно в карман. Рядом на койке зашевелилась Жанна. Она поправила одеяла и погладила девочку по щеке. На этот раз кожа была не горячей и не липкой. Дыхание стало мягким и спокойным.

Неужели Мириэль и вправду пришла в себя, как написал Чарли? Обрела вторую жизнь? Независимо от того, пощадит наводнение Карвилл или нет, лекарства от их болезни все еще не найдено. Что это за жизнь, когда ты находишься в клетке за забором, отлученный от остального мира?

Она положила голову на край койки и закрыла глаза. Это определенно была не та жизнь, которую бы она выбрала. Но Чарли прав: как бы то ни было, это – жизнь. И ей повезло, что не приходится проходить через все это в одиночку.

На рассвете она проснулась и обнаружила, что баржа все еще надежно привязана к берегу, а колония с ее проволочным забором и лабиринтом побеленных зданий все еще стоит. Койка Жанны, однако, была пуста. Мириэль расспросила сестер, но никто из них не видел, как она убежала.

– А что с дамбой? – уточнила она.

– Она разрушена в нескольких местах вдоль западного берега, – ответила сестра Верена. – Но нашу восточную сторону Бог пощадил.

Вздохнув с облегчением, Мириэль отправилась на поиски Жанны. Дождевые облака рассеялись вместе с ночью, и над водой повис легкий туман. Она пробиралась мимо обитателей колонии, некоторые еще спали, другие сидели в тихом благоговении, наблюдая, как над рекой встает солнце.

На носу баржи Мириэль обнаружила Фрэнка и Жанну, сидящих вместе и смотрящих на воду.

– Самое время тебе присоединиться к нам, chère, – проговорил Фрэнк.

Она села рядом с ними и обняла девочку за плечи.

– Разве ты не должна отдыхать на своей лежанке?

– Оттуда ничего не видно, – возразила Жанна. Ее голос был еще хрипловат, но покраснение белков прошло. – Я хочу быть впереди и в центре, когда мы отправимся вниз по реке.

Мириэль начала было говорить, что баржа надежно пришвартована, а дамба уцелела… и закрыла рот, чтобы не произносить эти слова. Ведь это прекрасно! Плыть вниз по реке к широко открытому заливу. Туда, где их болезнь не имеет значения. Ее рука крепче обхватила Жанну. Она поймала взгляд Фрэнка и улыбнулась.

Может быть, когда-нибудь.

Эпилог

Карвилл, Луизиана, 1942 год

Мириэль приготовила еще один шприц промина, когда последний пациент сел за стол и закатал рукав. Она передала инструмент Доку Джеку, который смазал кожу пациента бетадином, затем осторожно ввел иглу в вену. Недавние испытания сульфаниламида и дифтерийного анатоксина оказались безуспешными, но этот новый препарат отличался от них. После нескольких месяцев ежедневных инъекций узелки и поражения у пациентов начинали исчезать. Больные становились энергичнее, и у них появлялся аппетит. Конечно, были и побочные эффекты. Анемия, дерматит, аллергические реакции. Но на этот раз многообещающие результаты от применения препарата перевесили риски.

Минутная медленная инъекция, повязка – и пациент встал и готов уйти. Ничего похожего на многочасовое лечение, которое они пробовали в аппарате для гипертермии много лет назад. Мириэль убрала дополнительные принадлежности и загрузила использованные иглы в автоклав. Когда ее смена технически закончилась, она поднялась по лестнице лазарета на крышу, где несколько пациентов сидели в тени большой беседки, наслаждаясь вечерним ветерком. Перед уходом она пообещала уложить волосы одной из женщин в заколки – мягкие волны и завитки теперь были в моде. Кроме того, Мириэль была готова отвлечься любым способом от своего ползучего беспокойства о завтрашнем