Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов

А вообще-то хозяйственному, да еще обремененному оставшейся дома немалой семьей, солдату было что отправить на родину из далеких краев. Обычно это была всякая мелочь. В 2008 году в барнаульском издательстве «Азбука» небольшим тиражом вышла книжка «Письма с фронта». Вот несколько отрывков из писем ушедшего на фронт в марте 1944 года в возрасте 46 лет Степана Яковлева:

«В. Пруссия. 10 янв. 1945 г.

Согласно последнему постановлению правительства нам разрешено отправлять на Родину один раз в месяц посылку весом в 5 кг, и я вчера решил отправить тебе посылку.

В ней я хочу отправить: холста льняного 8 м, подстаканник польского серебра, сухарницу, бокал п. серебряный, чайную ложку п.с., губную гармошку, мыла туалетного 2 куска, 2 малюсеньких дамских зеркальца, кусок в 60 см саржи для вышивания, 2 салфетки, 1 поясок дамский с пряжкой и трубку курительную, немецкую. Все, что найдешь нужным, продай, больше послать нечего.

Постановление правительства издано внезапно, и никто из нас не предполагал об этой возможности и не готовились, т. к. таскать с собой было невозможно, поэтому ничего не брали, но будем умнее, если будем живы. Служу честно, мною довольны. Жду не дождусь, когда вновь начнутся боевые операции и ударить по фрицам так, чтобы они не могли больше сопротивляться. Как хорошо бы вернуться домой к 1 мая, когда все поля цветут маками, когда радость весны соединится с радостью встреч».

«6 февраля 1945 г. В. Пруссия.

Обо мне ты не думай плакать, какой бы перерыв ни был в письмах, знай, что я остаюсь жив и невредим и полон надежд на скорое свидание. После 350 р. я послал еще 250 р., а 4 февраля я послал тебе посылку, 5 кг. Тряпья. Ничего ценного не выслал, я пользовался тем, что дали друзья. Бумагу, карандаши и копирку ты продай, они ценные, очевидно. Я имею возможность послать еще одну посылку, но жду, может быть, удастся достать что-нибудь из обуви для вас».

«В. Пруссия 17.03.1945 г.

Здравствуй, Ниночка! Жду с нетерпением извещения от тебя о получении 3-х посылок. Как было бы хорошо, если ты их получишь. Все-таки это будет тебе поддержка, меняй на продукты. Написала ли ты моим родственникам и получила ли от них? В первой посылке я послал граммофонную мембрану, посланную кожу используй для ремонта старых туфель. Обуви нет и нигде не достанешь».

В качестве иллюстрации к обстановке зимы-весны 1945 года в Германии — Виктор Залгаллер:

«Идет тяжелый бой. Опять во взводе есть убитые. На холодных полях с ветром лежат два мертвых гитлеровца, закоченевшие в снегу. У каждого на пальце кольцо: череп и две кости. Дивизия СС «Мертвая голова». Хотел снять на память кольцо. Не идет. Стал перекусывать палец телефонными кусачками. Опомнился. Бросил это.

Заняли имение над горой. В подвале коллекция редких ковров. Каждый ковер в трубчатом футляре. Ковры потом развернули и подсунули под колеса буксовавших машин. Помогло. Это не единственная дикость. В дворцовом зале особняка огромная коллекция гравюр, они в больших бледно-оливковых папках. Стеллажи с папками в два этажа по всему залу. В одном конце зала солдат развел на полу костерок. На выдвинутом шомполе греет котелок. Топит гравюрами. Греет воду для санитара. Рядом на разостланных гравюрах санитар перевязывает тяжелораненого. Один солдат ходит и ножницами вырезает из гравюр голых баб. И грохот, грохот разрывов. Это из оврага за домом немцы фаустпатронами ломают стены следующего ряда красивых дворцовых комнат.

Взяли Дойч-Эйлау. Город со знаменитым именем оказался небольшим. Есть неразбитые кварталы. Людей нет. Вхожу в универмаг, наверху квартира владельца. Взял со спинки кровати висевший костюм, послал домой (тогда разрешили посылки). В этом костюме я кончал потом университет. Под окном остановилась машина с девушками-регулировщицами. Открыл шкаф, сгреб платья и бросил им в машину. Одно платье послал домой Майе, а белую шубку отдал Алевтине. Она в ней приезжала в Ленинград лет через 25».

В общем, все в плане добывания трофеев зависело от возможностей каждого, нередких в наступательной фронтовой жизни случайностей и, разумеется, характера и воспитания человека.

Автор «Записок командира штрафбата» Михаил Сукнев о боях в Латвии в конце войны:

«Приняв все меры предосторожности, батальон втянулся в поселок. Проверяем жилье. Никого. Я приказал: «Брать только простыни на портянки, но не вещи. Будем расстреливать на месте за мародерство!».

Проверяю очередной дом. Мин нет. Открываем гардеробы, набитые меховыми женскими шубами, платьями из шелка и еще из какого-то материала, которого я вовеки не видывал в своей Сибири. Обстановка — шик!

Но где же жители? Мы поняли — запуганные распространявшимися немцами слухами о «зверствах» Красной армии, они скрываются в ближних лесах.

Дней через пять я явился в штаб дивизии по вызову. Проходя этот поселок, зашел в дом, крытый черепицей. И что же вижу? Молоденькие машинистки стрекочут на машинках. Холеные адъютанты и ворье-интендантики (потом станут «настоящими полковниками») тут же обретаются. Открываю один, второй гардеробы — пусто! Хожу по поселку — в домах все пограблено. В огородах там и тут люди заколачивают ящики, посылки с добром. Подхожу к капитану медицинской службы нашего полка. Он заколачивал ящик со швейной машинкой. Другой ящик уже стоял рядом, готовый к отправке. Подняв голову, капитан поздоровался со мной и спросил:

— Товарищ майор, а что вы не посылаете домой ничего?

— Мне нечего посылать. А вот ты — мародер, последнее взял у латыша-трудяги! Сволочь! — И еще бы несколько секунд, я мог пустить в ход свой «вальтер» — любимый мой пистолет на войне. Но тут меня позвали к комполка. Так латышский поселок был начисто ограблен нашими тыловиками, но не боевыми частями, которые жали врага на всех участках фронта. Хотя многие командиры оказались нечистыми на руку, отправляли домой то, что попадало в руки.

Что ж, Верховный главнокомандующий издал приказ, разрешающий воинам РККА посылать посылки домой. Вот и посылали. Но это касалось войск, которые уже перешли границы Германии, где из городов бежала буржуазия, бросая магазины, склады, все награбленное на оккупированных территориях».

Юлия Жукова, снайпер:

«Надо сказать, что в тех местах, где мы вели бои, в восточной Пруссии зимой 1944–45 гг., мирного населения почти не осталось, жители уходили на запад, надеясь там спастись. Их имущество оказывалось без присмотра, некоторые наши солдаты и офицеры пользовались этим, брали кое-что из вещей и отправляли домой посылки. Это, как мне помнится, не возбранялось, но только в определенных размерах. А вот чтобы были погромы, поджоги, насилие и тому подобное, о чем сейчас много говорят и пишут, — не помню.

Я из вещей ничего не брала, брезговала. Однажды, правда, не удержалась и подобрала брошенные женские карманные часики, золотые с эмалью на обратной стороне. Но как нашла, так и потеряла: у меня украли их в госпитале. В другой раз я где-то подобрала около ста очень красивых открыток. Долго берегла их, а потом, уже в Москве, подарила девочке, которая по-настоящему увлекалась коллекционированием открыток».

Письмо капитана П.М. Грибачева родителям:

«Дорогие мои!

Вот и окончилась война и наступил май — первый месяц мира. В Германии очень жаркая весна. За 3 года мы привыкли к войне, и многие до сих пор путают военные действия с военной службой, но появились слухи о предстоящей мобилизации и скором возвращении в Россию.

А пока я живу в комфортабельных условиях, сижу за обитым зеленым сукном столом, немецкая лампа освещает стол, за которым пишу вам письмо. В комнате везде зеркала, мебель карельской березы, диваны и кресла обиты бархатом, лепные потолки, бронзовые литые часы, сверкающие люстры. Подушки, перины, ковры, пианино, пылесосы, разнообразная посуда, красивые сервизы, хрустальные бокалы в большом количестве — не в счет. На стенах целая коллекция картин и среди них — вид Гурзуфа, та самая лестница, которая чаще всего изображалась на открытках. Кафельные печи, мрамор. И это, по их меркам, был небогатый немец.

Несколько дней назад был в городе Бромберге. Город полон барахла: ковры, костюмы, модельная обувь.

Отправил вам маленькую посылочку: два потрепанных фрицевских костюма, отрез бархата, отрез шерсти, из материи при хорошем раскрое можно сшить не один приличный костюм. Напишите срочно, что лучше вам посылать: вещи или продукты? Могу послать 10 кг сахара или 10 кг сала или масла. Все наше. Мои бойцы достают у немцев продукты и хорошие вещи. Они «находят» отрезы, карманные часы, кольца, украшения и т. п. В одном я совершенно уверен: то, что мы завоевали Германию, позволит нашей стране восстановиться в изумительно короткий срок. После войны наши люди, которые побывали в Германии, научатся лучше жить. После уюта немецких жилищ у каждого появится вкус к внешней порядочности жизни.