Снова три мушкетера - Николай Харин

Наш отряд уже потерял десять или одиннадцать человек. Поскольку мы занимали круговую оборону и вследствие этого рассредоточились по всей вершине, то можно было увидеть лишь нескольких соседей справа и слева. От этого казалось, что нас еще меньше, чем это было в действительности. Настроение быстро падало.

— Сударь, по-моему, нам не удержаться! — прошептал я, ползком, чтобы не оказаться жертвой шальной пули, подобравшись к господину Эвелину.

— Планше, не теряй присутствия духа. Хотя положение таково, что поручиться за целость нашей кожи нельзя, — отвечал он.

— В таком случае, сударь, что вы намерены делать?

— Стрелять более метко, чем раньше.

— Вы не поняли меня. Я спрашиваю вас о том, как вы намерены сохранить кожу.

— Друг мой, Планше, — отвечал этот человек, — к сожалению, в данную минуту сохранность моей и твоей кожи зависит всецело от меткости нашей стрельбы и разве еще от воли провидения.

— И это все, на кого мы можем положиться, сударь! — в отчаянии воскликнул я.

— Ничего другого я сейчас предложить не могу.

Тем временем испанцы подобрались уже совсем близко и, видимо, готовились совершить последний бросок, овладеть вершиной и перебить нас всех.

Прислушиваясь к их возгласам и шуму боя, я лежал за большим камнем, надежно укрывавшим меня от пуль, и прикидывал — не следует ли притвориться мертвым, когда испанцы взберутся на вершину. В этом плане, оставляющем кое-какие шансы на спасение, мне не нравилось только одно: из рассказов бывалых вояк я помнил, что победители имеют неприятное обыкновение обходить поле боя и проверять, действительно ли все их поверженные противники такие мертвые, как кажутся.

Вдруг шум и крики усилились. Прислушавшись внимательнее, я сообразил, что испанцы чем-то взволнованы, хотя в тот момент мои способности соображать ослабли из-за опасения окончить свои дни в течение ближайшего получаса…

Высунувшись из-за скалы, мы с господином Эвелином увидели, что внизу творится что-то непонятное. Несколько испанцев почему-то бросились вниз с криками:

— Los Indios bravos! Indios bravos![33]

Я был поражен. Неужели само небо спасает нас от неминуемой гибели!

Немного спустя стала понятна причина суматохи в тылу у испанцев. Действительно, из чащи им в спины полетели стрелы с ярким оперением и зазубренные дротики. А потом из-за деревьев, подступающих к подножию горы сплошной зеленой стеной, высыпали полуголые дикари и, завывая самым ужасным образом, — поверите ли, сударь, у меня и сейчас кровь стынет в жилах, стоит вспомнить их вопли, — бросились на испанцев.

Те не ожидали нападения с тыла и растерялись. К тому же испанцы в тех местах обошлись с индейцами очень жестоко, когда впервые прибыли на острова, и теперь они прекрасно знают, что пощады от дикарей им ждать не приходится. Надо сказать, что индейцы имеют обыкновение напитывать наконечники своих копий и стрел каким-нибудь смертельным ядом. Поэтому и легкого ранения вполне достаточно, чтобы отправить на тот свет здорового солдата.

Испанцы пытались защищаться, они храбрые воины, сударь. Но они оказались между двух огней. Мы угощали их из мушкетов сверху, индейцы из луков снизу. Вел индейцев вождь в белом наряде, размалеванный в красный и черный цвета с ног до головы. Рядом с ним шел еще один воин, в таком же ярком головном уборе. Вероятно, это был сын вождя. Был с индейцами и один белый, который стрелял с убийственной меткостью.

Наконец испанцы не выдержали и побежали кто куда. Наши буканьеры и беглые рабы кинулись преследовать их, надеясь ограбить мертвых. Я же, сударь, питая отвращение ко всем этим жестоким обычаям, остался на месте и перевел дух, полагая, что заслужил это право.

Каково же было мое удивление, сударь, когда вожди индейцев подошли к нам поближе. Белого человека я узнал еще издали — это был невозмутимый капитан Ван Вейде, не выпускавший изо рта свою глиняную трубку. Но, когда я рассмотрел как следует того, кого по ошибке принял за сына вождя, мне пришлось опуститься на землю, так как мои ноги отказались поддерживать меня.

Я разразился диким хохотом; признаюсь, возможно, в нем и слышались истерические нотки, но ведь я только что смотрел смерти в глаза, сударь.

«Сыном вождя», «младшим касиком» оказался Гримо. Это его долговязую фигуру в попугайских перьях на голове я видел рядом с вожаком племени. Индейцы вымазали его красной глиной с ног до головы. Кроме того, они нарисовали ему на лбу, груди и щеках красные, белые и черные полосы и зигзаги — так что заподозрить в нем белого христианина издалека было совершенно невозможно.

Господин Эвелин тоже смеялся до слез. Вождь, который ничего не понимал, смеялся тоже — за компанию. Наши англичане и голландцы ревели во всю мощь своих здоровенных глоток.

Не смеялся один Гримо.

Глава пятьдесят третья

Рассказ Планше: день четвертый

— «Гримо, теперь мы не пропадем», — сказал я, — продолжал Планше свою историю на следующий день. — Видя, что он вопросительно поднял брови, я развил свою мысль. У меня, сударь, было хорошее настроение, потому что испанцам пришлось-таки убраться с Тортуги.

— Ну как же ты не понимаешь, Гримо? — веселился я. — Теперь ты — сын племени. Туземцы научат тебя людоедству. Ты научишь меня. И голод нам не грозит — на этих островах продуктов хватит всегда, учитывая занятия местных жителей.

Физиономия у Гримо вытянулась. С помощью энергичной пантомимы он выразил свое мнение обо мне. Но я не обиделся.

Перспективы меня радовали. Испанцев прогнали, и мы получили возможность вернуться к мирному труду. Гримо давно скучал по своим черепахам, я — по своим бумагам и векселям. Работа писцом не слишком утомляет, но оказалось, что она связана с некоторым риском.

— Удивительно, — заметил мушкетер. — Мне всегда казалось, что быть писцом почти так же безопасно, как сельским кюре.

— Это во Франции, сударь. Совсем другое дело — в Новом Свете. Люди там грубые, неподходящая компания для людей вроде нас с Гримо — мы ведь служили у таких благородных господ, как вы, сударь, и господин Атос, и надеялись вернуться на эту службу снова. Ах, как мы мечтали снова очутиться в Париже, сударь! Даже самая последняя парижская помойка казалась нам милой и родной, когда мы грелись на солнышке, лежа на берегу океана.

— Однако мне показалось, что все эти пальмы, ананасы, солнце и море пришлись тебе по душе, Планше.

— Добавьте к этому москитов, сколопендр, а также кайманов, сударь. Идя по лесу, вы должны быть готовы к тому, что за шиворот вам свалится чудовищный паук размером с яйцо. Вы можете наступить на змею, обнаружить за воротом тысяченожку или заболеть желтой лихорадкой.