Кржижановский - Владимир Петрович Карцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с душевной болью наблюдал, как начали пересматриваться проекты всех электростанций, уже строящихся и намеченных к строительству в 1939 году и последующих годах, как в них мощные агрегаты в 50 и 100 тысяч заменяются на машины в 12,5 тысячи киловатт.
Вот как описываются последующие события в историческом сборнике «Профсоюз энергетиков», «…тревожные опасения сбылись. При отставании выработки электроэнергии от роста потребностей на нее в 1937–1940 годах в ряде экономических районов страны образовался дефицит энергетических мощностей, энергетика стала сдерживать быстрые темпы промышленного производства. Положение создалось угрожающее, но ответственность за это Сталин взвалил на тех самых людей, которые предупреждали его о возможных последствиях неправильного курса в электрификации страны…»
Начались придирки и к Г. М. Кржижановскому, которые шли в основном по «академической» линии.
Его упрекали в том, что он поддерживал знаменитого математика — академика Лузина, который и вправду был человеком нелегким. Но Кржижановский отвлекался от соображений «уживаемости» академика, видя в нем громадный талант, уважая его как создателя математической школы — «Лузитании», зная его полную лояльность.
Его обвиняли в том, что он разрешил опубликовать за границей книгу своего помощника профессора Вейца.
Намекали на то, что он как-то причастен к истории с «мамонтом», неразложившиеся останки которого были якобы обнаружены где-то на севере, а потом оказались останками выброшенного на берег кита.
Все это было именно придирками, и причина их лежала совсем в другой плоскости. Ю. Н. Флаксерман в своей книге о Г. М. Кржижановском так объясняет сложившуюся обстановку: «В конце 30-х годов обнаружились письма Глеба Максимилиановича, в которых он нелестно отзывался о Сталине. Этого было достаточно для осуществления ряда репрессивных мер. Его буквально терроризировали, вызывали на допросы, предъявляли одно за другим нелепые обвинения… Были приняты все возможные меры, чтобы светлое имя Г. М. Кржижановского было предано забвению. Поселок при Кизеловской ГРЭС, называвшийся Кржижановск, был преобразован в город Кизел, плановый институт имени Г. М. Кржижановского при Госплане СССР переименован в экономический институт. Все это делалось для того, чтобы принизить заслуги Г. М. Кржижановского. В декабре 1940 года исполнилось 20 лет со дня утверждения плана ГОЭЛРО. Готовился сборник «20 лет ГОЭЛРО». К составителям сборника было предъявлено требование изъять из всех статей имя Г. М. Кржижановского.
Но сделать это было просто невозможно… Сборник так и не увидел света».
Тридцать девятый год был тяжелым. Его впервые (с 1924 года) не выбрали членом Центрального Комитета. Его, ссылаясь на проводившийся им якобы «зажим молодых кадров», сместили с поста вице-президента Академии наук.
Да, 39-й год был годом больших потерь. Умерла Надежда Константиновна.
Еще три дня назад, в воскресенье, Глеб Максимилианович и Зинаида Павловна Кржижановские вместе с Верой Рудольфовной Менжинской, Николаем Леонидовичем и Анной Ивановной Мещеряковыми, Петром Ананьевичем Красиковым и Софьей Павловной Шестерниной пришли проведать и поздравить Надежду Константиновну накануне ее семидесятилетия. Вспоминали молодость, встречи в Сибири, подполье, шифрованные письма, написанные Надеждой Константиновной в «Искру». Было просто и радостно. Когда разъехались, ей стало плохо, срочно отвезли в больницу. На третий день ее не стало. Прах Н. К. Крупской был замурован в кремлевской стене, сразу за Мавзолеем. У Кржижановских не стало самого старого, самого верного, самого любимого друга. Они переживали ее смерть так тяжело, что Чашникова всерьез задумала насильно отвезти их куда-нибудь подальше от Москвы. И как только представилась возможность, осуществила это. Договорилась с Управлением Делами и увезла их в Гаспру…
Вернувшись, Кржижановский вплотную занялся ЭНИНом. Он стремился сделать Энергетический институт штабом энергетической мысли, способным в какой-то мере компенсировать отсутствие энергетического генплана.
В Энергетическом институте по-прежнему жили будущим, работали ради него: исследовали проблемы дальних передач на постоянном и переменном токе высокого напряжения; объединения энергетических систем в Единую энергетическую систему СССР; поднятия на новый уровень тепловых электростанций путем использования пара сверхвысоких параметров; комплексного использования топлива — и как топлива, и как сырья для дальнейшей переработки; новых энергетических схем для промышленности, сельского хозяйства, транспорта, городов.
Иногда Кржижановский задумывался над тем, существует ли его личный, отдельный от работ института, академии, Госплана научный вклад в энергетику? И приходил к выводу: да, существует, хотя он никогда особенно не подчеркивал его, предпочитая коллективное творчество.
Он знал, что за всеми его научными достижениями стоит диалектический метод, воспринятый им прежде всего у Ильича; именно он позволил ему подняться над констатацией фактов и делать крупные, определяющей важности научные обобщения. Это прежде всего идеи ГОЭЛРО — концентрация производства и централизация распределения энергии, рассмотрение социальной и хозяйственной деятельности в единстве, целостности и развитии. Само понятие энергетики, как триединства электротехники, гидротехники и теплотехники ведет начало с работ ГОЭЛРО. С ним навсегда связаны идеи Единой энергетической системы и Единого энергетического баланса. Он не мог бы перечислить всего того, что сделал в энергетике сам. Тем более обширным было то, что сделала его школа, воспринявшая его основные мысли и идеи.
НАУКА — ФРОНТУ
Раньше, до войны, он любил отдыхать и лечиться в Карловых Варах. Здешние минеральные источники хорошо помогали его слабым, как оказалось, почкам.
Но здесь, за границей, он наблюдал и такое, что заставляло его сердце сжиматься, — он видел осложнение международной обстановки, чувствовал, что планета катится по наклонной плоскости к войне, и не остановить ее. Теперь Германия — шаг за шагом, уступка за уступкой — вооружена до зубов, и поздно было вспоминать о тех временах, когда осадить Германию, захватившую Эльзас, можно было, по словам Черчилля, полком французской полиции.
Кржижановский возвращался домой встревоженным, говорил о своих опасениях друзьям: видят ли они, знает ли Сталин?
Его мучила тревога. Зинаида Павловна опять была в санатории на лечении — ее здоровье сдавало. Сам он остался в Москве и тоже болел. Написал ей письмо, отправил. Потом решил написать еще одно — сложилось стихотворение (бумаги под рукой нет, на своем директорском бланке):
Зине
Мой милый друт, сегодня я
Обширное письмо тебе отправил,
А это шлю вдогонку:
