Избранное - Нагиб Махфуз

Рауф вытащил из кармана бумажник, вытянул две бумажки по пять фунтов каждая и протянул их Саиду.

— Утешься. И не сердись на меня, я и вправду занят. Тебе сегодня просто повезло, что застал меня.

Саид взял деньги, улыбнулся, пожал Рауфу руку, пожелал успеха и вышел.

IV

Так вот он каков, Рауф Альван. Вот она истина без прикрас — зловонный труп, не засыпанный землей. Другой Рауф, прежний, исчез без следа, как вчерашний день, как любовь Набавии или верность Илеша. Меня не проведешь. Красивые слова?.. Хитрость. Улыбки?.. Скривленные губы. Щедрость?.. Простое движение руки. Если б это было удобно, он не пустил бы меня на порог. Сам меня создал, и сам же от меня отступился. Легко и просто изменил своим идеям, после того как я стал их воплощением. И вот теперь я стою как потерянный, и мне не на что надеяться, и некуда податься, и никому я не нужен. Подлец, предатель… Даже если б гора Мукаттам сейчас обрушилась тебе на голову, и тогда, кажется, мне не стало бы легче. Интересно, а сам с собой наедине признаешься ли ты в своей измене? Или и душу свою обманываешь, так же, как пытаешься обмануть других? Неужели никогда, даже ночью, не тревожит тебя совесть? Хотел бы я заглянуть к тебе в душу, как заглянул сегодня в твой дом с зеркалами и статуэтками. Впрочем, и там я нашел бы, наверное, только измену. Нашел бы Набавию в облике Рауфа, или Рауфа в облике Набавии, или, может, ни того и ни другого, а Илеша Сидру. И Измена призналась бы мне, что среди всех земных подлостей она — самая гнусная… Представляю, как они переглядывались за моей спиной — эти настороженные, тревожные, похотливые глаза. Как у кошки, когда она, подкрадываясь на брюхе, несет с собой смерть беспечной птахе. А потом боязнь упустить удобный момент взяла верх над стыдом и колебаниями, и Илеш Сидра сказал ей где–нибудь в переулке Сайрафи, а может, и у меня дома: «Выдадим его полиции, и дело с концом». И мать твоей дочери промолчала. И губы, что столько раз горячо шептали мне: «Люблю… Ты мой единственный мужчина», на этот раз безмолвствовали. И я, которого сам черт не мог перехитрить, попал в западню в переулке Сайрафи. И посыпались пинки и удары. А теперь ты, Рауф. Даже не знаю, кто из вас подлее. Да нет, пожалуй, все–таки ты. Мудрец и книжник. Это ты довел меня до тюрьмы, а сам поселился во дворце из света и зеркал. Или ты, может, забыл свои огненные речи о хижинах и дворцах? Но я‑то их хорошо помню…

Дойдя до моста Аббас, он опустился на каменную скамейку и тут только подумал: «Куда же я иду?» И, словно обращаясь к темноте, громко сказал:

— Чем скорей, тем лучше… И сейчас же, сразу, пока он не успел опомниться.

И нечего тут раздумывать. В конце концов, это твое ремесло, и оно не менее справедливо и законно, чем всякое другое. В особенности когда обращается против того, кто создал подобную философию. А я, когда разделаюсь с негодяями, найду, где укрыться. Разве могу я забыть прошлое и жить и дышать одним воздухом с Набавией, Илешем, Рауфом? Если бы я мог, наверное, мне было бы легче! И не маячила бы впереди виселица. Но что за жизнь, если не сведены счеты? А прошлого мне не забыть, хотя бы по той простой причине, что для меня оно не прошлое, а настоящее. Работа? Налет этой ночью будет лучшим началом моей работы. И добыча будет жирной.

В темные воды Нила стрелами вонзался свет береговых фонарей. Кругом было спокойно и тихо. И чем ближе подступал рассвет, тем ниже клонились к горизонту звезды. Он встал, потянулся и двинулся вдоль реки туда, откуда недавно пришел. Он ступал не спеша, старательно обходя слабые огни немногих фонарей, что еще горели в этот предрассветный час. Завидев вдали виллу, открытую с трех сторон, он пошел еще медленнее. Внимательно оглядел улицу, ограды соседних домов, берег… Дом, казалось, сомкнул веки, и безмолвные призраки–деревья, как часовые, стерегли его сон. Измена почивала с безмятежным спокойствием, которого совершенно не заслуживала. Ничего, богатая добыча скоро с лихвой вознаградит меня за всю обманутую жизнь. Он неторопливо пересек улицу, стараясь не привлекать внимания, завернул за угол и пошел вдоль ограды по переулку, зорко всматриваясь в темноту. Убедившись, что вокруг никого нет, быстро нырнул к ограде, под тень жасмина и сирени, и застыл. Если в доме есть собака — хозяин, разумеется, не в счет, — она разразится лаем. Но все было тихо. Ну, Рауф… Сейчас твой ученик облегчит тебе немного бремя благ мирских. Он просунул руки сквозь плотную паутину ветвей, легко и привычно, как обезьяна, уцепился за край ограды, подтянулся и ловко перенес тело через острые зубцы. Очутившись в зарослях по ту сторону, на мгновение замер, переводя дыхание: надо привыкнуть к этой гуще мрака и кустов. Ты влезешь на крышу и оттуда проникнешь в дом. У тебя нет с собой ни отмычки, ни карманного фонаря, и ты не имеешь ни малейшего представления о том, как расположены комнаты. Ведь Набавия не стирала в этом доме белье и не работала служанкой.

Набавия теперь помогает Илешу. Он яростно поморщился, отгоняя от себя неприятные мысли. Осторожно вышел из кустов и на четвереньках пополз к дому. Ощупывая стены, обогнул его, наткнулся рукой на водосточную трубу и с ловкостью акробата полез наверх. Он думал добраться так до крыши, но по дороге заметил открытое окно и решил рискнуть. Поставил ногу на подоконник. Мягко скользнул на пол. Кажется, это кухня. Как темно. Он принялся искать дверь. Наверное, в комнатах будет еще темнее. Но там деньги, дорогие вещи, и ты должен идти. Ага, вот она дверь… Дело подвигается. До чего же темно, просто хоть глаз выколи. Внезапно он ощутил какое–то слабое дуновение. Ветер? Откуда здесь быть ветру? Гладкая поверхность стены оборвалась, он протянул руку в темноту… Раздался слабый звон, почти шелест. Испуганно замерло сердце. Да это же занавеси из хрустальных подвесок! Значит, он почти у цели. В кармане есть спички… Нет, не нужно… Слегка раздвинув занавес, он проскользнул внутрь, стараясь не издать ни единого звука. Сделал шаг, другой и наткнулся на кресло или на что–то еще. Обошел. Если бы было хоть чуть–чуть светлее! Теперь от этого зависело все. Но его окружал мрак, тяжелый и давящий, как кошмар. Хотя бы на мгновение зажечь спичку!.. И тут его ослепил яркий свет, вспыхнувший со всех сторон. Резкий, внезапный, как смертельный удар. От неожиданности он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел Рауфа. В двух шагах от себя, почти рядом. В длинном, до пола, халате Рауф показался ему огромным, как великан. Одна рука в кармане — наверно, револьвер, ледяной взгляд, от которого мертвящим холодом сжалось сердце, в изгибах рта застыла откровенная ненависть. Молчание, тягостное, как тюремные стены. «Опять к нам? Что так скоро?» — ехидно скажет тюремный надзиратель.

— Прикажете вызвать полицию? — произнес чей–то металлический голос.

Он обернулся и увидел позади себя трех слуг.

— Ступайте и ждите за дверью, — хрипло приказал Рауф.

Дверь открылась, потом закрылась, и Саид машинально отметил про себя, что верхняя часть ее украшена перламутровой инкрустацией. Какая–то пословица, а может, стих из Корана. И снова его встретил хмурый взгляд, опять он услышал хриплый голос:

— Неужели ты настолько глуп, что думал меня провести?

— Ну нет, со мной такие номера не проходят. Уж кто–кто, а я‑то тебя насквозь вижу!

Саид молчал. Он еще не пришел в себя — уж слишком велика была неожиданность. Проиграл… Эта мысль приводила в отчаяние, но вместе с тем в душе крепла уверенность, что на этот раз, как и вчера, он, кажется, избежал ареста.

— Я ждал тебя и был начеку. Я даже знал, откуда ты придешь. Я был бы рад ошибиться, но, видно, ты создан для того, чтобы оправдывать самые скверные предположения.

Саид опустил глаза — под ногами навощенный до блеска пол — и снова молча поднял голову.

— Вижу, говорить с тобой бесполезно. Как был ты подонком, так и остался. И будешь им до конца дней своих. Самое разумное — это передать тебя полиции.

Лицо Саида скривила гримаса.

— Ну, отвечай, — жестко сказал Рауф, — зачем пожаловал?

Саид опять потупился.

— Решил объявить мне войну? Забыл все хорошее, что я для тебя сделал? Позавидовал?.. Что, неплохо я тебя разгадал, а?

Не поднимая глаз от пола, Саид сдавленным голосом произнес:

— Сам не знаю, что со мной происходит. Со вчерашнего дня голова как в тумане.

— Лжешь, да только напрасно. Меня обмануть тебе не удастся. Просто — напросто решил, что теперь Рауф — один из тех богачей, против кого сам боролся, а раз так, то и разговор с ним другой.

— Вовсе даже нет…

— Тогда зачем же ты тайком проник в мой дом? Ограбить! Только за этим!

Саид долго обдумывал ответ.

— Не знаю. Я сейчас сам не свой, и ты мне все равно не поверишь.

— Еще бы! Потому что знаешь, что лжешь, и сам себе не веришь. Возомнил о себе невесть что, обалдел от зависти и, как всегда, потерял голову!.. Нет, хочешь не хочешь, а видно, придется тебе сидеть снова…