Избранное - Нагиб Махфуз

— Ну и что? Он такой растяпа!

— Не важно. Все равно, ты теперь не свободна… Она хитро взглянула на него.

— Хочешь, я пошлю его ко всем чертям?

— Только не сегодня. Как–нибудь в другой раз, мы еще встретимся. — И уже серьезно добавил: — Говорят, неплохой кусок, а?

— И даже очень! Собираемся поехать на его машине в пустыню, к гробнице Мученика. Он любит там бывать.

Саид насторожился, и от нее это не скрылось.

— Говоришь, любит бывать в пустыне у гробницы Мученика?

Веки ее встревоженно вздрогнули. Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом и, встревожась еще больше, с укором сказала:

— Вот видишь! Тебе нужна совсем не я! Но он как будто вовсе и не заметил обиды в ее голосе:

— Почему? Ты славная…

— Нет, тебе нужен мой богатый ухажер… Он усмехнулся:

— А я думаю о вас обоих сразу… Она испугалась.

— Если это откроется, я пропала. Отец его большой человек, да и родственников у него уйма! Тебе что, нужны деньги?

— А еще больше машина!

Он ласково ущипнул ее за щеку.

— Веди себя как ни в чем не бывало. Ничего ужасного не случится, и никто о тебе ничего не подумает. Я же не ребенок. А после этого мы будем очень часто встречаться, даже чаще, чем ты думаешь.

VI

Он стороной обошел казармы и углубился в пустыню, торопясь скорее добраться до цели. Аббасия была хорошо знакома ему еще с прежних времен, и теперь он шел уверенно, как по компасу. Завидев черневший при звездном свете круглый купол гробницы, осмотрелся. Где–то здесь. Пристально вглядываясь в темноту, стал обходить гробницу. Машины не было. Наконец у южной стороны он различил черный силуэт. Он решительно двинулся вперед, потом пригнулся и, уже крадучись, подобрался ближе. До слуха долетел прерывистый шепот и какие–то неясные звуки.

Очень сожалею, но придется нарушить ваше уединение. Сейчас на смену восторгу придет испуг. Что поделаешь, в этой жизни все радости недолговечны. «У нас хорошие намерения, но нам не хватает организованности», — говаривал, бывало, Рауф Альван. Он подкрался еще ближе и осторожно взялся за ручку автомобильной дверцы. Ощутил на лице жар от двигателя, с силой рванул ручку.

— Ни с места!

Испуганный вскрик. Два застывших от неожиданности силуэта. Он навел на них дуло револьвера.

— Одно движение, и я буду стрелять! Выходите! Жалобный голос Hyp:

— Умоляю…

И голос мужчины, сиплый, скрипучий, как будто горло у него забито песком:

— В чем дело? Что вам угодно?

— Вылезайте!

Схватив в охапку одежду, Hyp выскочила из машины. Ее спутник, спотыкаясь, последовал за ней, на ходу натягивая брюки. Сайд приставил пистолет к его виску.

— Не надо, не стреляйте! — плачущим голосом закричал тот.

— Деньги! — коротко потребовал Сайд.

— Они там, в пиджаке!

Саид грубо подтолкнул Hyp к машине.

— Достань!

Охнув, она повиновалась:

— Только, ради всего святого, не стреляйте!

— Давай пиджак!

Быстро вынул бумажник и швырнул пиджак владельцу.

— Уноси ноги, покуда цел!

Не оглядываясь, тот бросился в темноту.

Саид вскочил в машину, включил зажигание. Мотор взревел, и машина рванулась с места. Hyp приводила в порядок свой туалет.

— Хоть и ждала я тебя, а все–таки здорово напугалась!

Ведя машину на предельной скорости, он буркнул:

— Выпей, может, успокоишься.

Она протянула ему бутылку, он отхлебнул глоток, отдал ей. Она тоже отпила немного.

— Бедняжка! У него даже колени дрожали…

— Добрая ты женщина, Hyp. А я вот не люблю фабрикантов.

Hyp откинулась на сиденье и многозначительно сказала:

— Ты вообще никого не любишь!

Нашла время кокетничать! Он ничего не ответил. Машина неслась в сторону Аббасии.

— Нас могут увидеть вместе, — жалобно проговорила Нур.

Он и сам об этом подумал. Свернул на извилистую улицу, которая вела в квартал Дарраса, немного сбавил скорость.

— Я зашел к Тарзану, чтобы раздобыть револьвер и договориться с кем–нибудь из знакомых шоферов такси. Кто бы мог думать, что мне так повезет с машиной!

— Вот видишь, я всегда тебе помогаю!

— Верно. А на этот раз ты была просто неподражаема. Почему бы тебе не стать актрисой?

— Но я вначале по–настоящему испугалась!

— А потом?

— Потом я, по–моему, вошла в роль, и он так ничего и не понял…

— Он так перетрусил, что ему было не до подозрений! Она повернулась к нему:

— А зачем тебе револьвер и машина?

— Для дела…

— Ты с ума сошел? Давно ли ты вышел из тюрьмы?

— Ну, позавчера…

— И опять за старое?

— А тебе легко расстаться со своей профессией?

Она не ответила, уставившись в темноту, туда, где под фарами машины блестела дорога.

За поворотом ночь как будто стала еще темнее и гуще: дорога вплотную подошла к горе.

— Ты вот не знаешь, — вкрадчиво сказала Hyp, — сколько я плакала, когда узнала, что тебя посадили!

— Сколько? Она обиделась.

— Опять ты со своими насмешками!

— Да я вовсе не смеюсь! Я тебе верю: у тебя доброе сердце.

— Зато у тебя вообще нет сердца…

— А оно по инструкции осталось в тюрьме.

— Нет, ты и в тюрьму попал уже без сердца!..

Вот привязалась: сердце, сердце… Спросила бы лучше ту, которая мне изменила, или друзей–предателей, или дочь, что меня оттолкнула…

— Ничего, когда–нибудь и я найду свое сердце…

— А где ты ночевал? Жена твоя знает, где ты?

— Не думаю.

— Ты поедешь домой?

— Вряд ли… Во всяком случае, не сегодня.

— Поедем ко мне! — попросила она.

— А ты живешь одна?

— Да. Улица Нагмуддин, за кладбищем.

— Номер.

— Там один дом. Внизу контора по продаже джута, а позади кладбище.

Он не удержался от смеха.

— Ну и местечко ты себе выбрала! Она тоже рассмеялась:

— А меня там совсем не знают. Никто ко мне никогда не приходил. Ты будешь первым… Я живу на самом верху…

Она ждала, что он скажет, но он молчал, сосредоточив все внимание на дороге, которая пролегала между горой и домами. И среди них дом шейха Али Гунеди. В конце квартала он остановил машину и повернулся к Hyp:

— Здесь я тебя высажу.

— А разве ты со мной не пойдешь?

— Я приду потом.

— Куда ж ты денешься в такую поздноту?

— Слушай. Ты сейчас прямо отсюда пойдешь в полицейский участок. Расскажешь там все, что случилось, слово в слово, как будто ты ни при чем. Опиши меня, только, разумеется, совсем наоборот: толстый блондин, на правой щеке шрам… Скажешь, что я увез тебя силой. Ну, изнасиловал, что ли.

— Изнасиловал?

Он даже не улыбнулся.

— Скажешь, что все это случилось в пустыне Зенхом, что я по дороге выбросил тебя и угнал машину.

— А ты потом придешь?

— Приду. Слово мужчины! А ты сумеешь в участке сыграть свою роль так же хорошо, как в машине?

— Постараюсь…

— Прощай.

И машина умчалась.

VII

Предел удачи — если удастся убить обоих сразу. И Набавию и Илеша. А тогда остается только свести счеты с Рауфом Альваном и бежать. Может быть, и за границу. Да, но с кем останется Сана?.. Острая колючка, вонзившаяся в сердце… Тобою руководит не разум, а чувство. Ты должен выждать, устроить свои дела и потом налететь внезапно, как коршун. Нет, ждать не имеет смысла. За тобою следят. С того самого момента, как ты вышел из тюрьмы. А теперь, после истории с этой машиной, слежка усилится… В бумажнике сынка фабриканта оказалось всего несколько фунтов. И это тоже не предвещает удачу. Нет, надо нанести удар немедленно, не откладывая, иначе все пропало. А с кем останется Сана?.. Острая колючка, вонзившаяся в сердце. Оттолкнула меня, и все же мысль с тоской возвращается к ней снова и снова. Может быть, ради тебя оставить в живых твою подлую мать? Отвечай, я должен решить это сейчас же. Он бродил в темноте вокруг дома в квартале Сиккат аль-Имам, оставив машину в конце улицы у крепости. Торговые лавки закрыты. На улице ни души. Никто его как будто не ждет. В такой час все живое прячется в норы. Он, наверное, и не подозревает, что я как гром среди ясного неба явлюсь сводить с ним счеты. А может быть, он начеку, ждет? Но все равно, это меня не испугает. Даже если Сана останется сиротой. Потому что, господин Рауф Альван, предательство — это большая гнусность… Сжимая в кармане револьвер, он посмотрел на окно. И чтобы в этой жизни легче дышалось живым, подлецов надо выкорчевывать с корнем. Крадучись вдоль стены, он подошел к подъезду. Проскользнул внутрь и, затаив дыхание, стал подниматься по лестнице. В непроглядной тьме миновал первый этаж, потом второй, третий. Вот она, дверь, за которой укрылись самые отвратительные помыслы и низменные страсти. Если я постучу, интересно, кто мне откроет? Набавия? И не притаился ли где–нибудь легавый? Мерзавцам не уйти от пули, даже если мне придется силой вломиться в дом. Надо действовать, и притом не медля ни минуты. Какой позор, Саид Махран уже два дня на свободе, а Илеш Сидра до сих пор жив…