Реверс - Михаил Юрьевич Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставшись один, Рафаил схватился за телефонную трубку. Так и подмывало обрадовать Яковлева хорошей новостью. В последний миг обуздал эмоции доводом, что курочка ещё в гнезде.
Покубатурил, усилят ли показания Темляка позиции против Рожнова.
Директор по персоналу отбыл административный арест на удивление смиренно. Ни одной попытки не сделал соскочить. Причину нетипичной для Рога покорности Самандаров видел в том, что, накосячив, Олежка боялся гнева Катаева и хотел максимально его отсрочить.
Рафа допросил Рожнова по событиям двухтысячного года. Карт не раскрывал, ограничился общими моментами. Под стать обтекаемым вопросам получил ответы.
«Темой с заправками в управлении архитектуры занимался, — дал под протокол Рог. — Неоднократно встречался с Левандовским и Темляком, передавал им документацию, а их требования сообщал своему начальству. Ничего противозаконного не совершал».
Допрос проходил в присутствии адвоката. Сизов держался натянуто, ожидал каверзного хода. Не дождавшись, терялся в догадках.
Самандаров меж тем благодушно ностальгировал:
— Всё, как в старые добрые времена, Олег. Не хватает только оперативников рубоповских. По Давыдову Денису Владимировичу не соскучился?
Рог сидел мрачнее тучи. В спецприёмнике его навещал фээсбэшник Иванов, грозил, что вот-вот областная прокуратура возбудит дело по факту избиения подполковника из управления.
Во время обысков в квартире и в гараже Рожнова изъяли много чего любопытного. Милицейскую рацию «Ромашка», две пары наручников, штык-нож от АКМ, «куклу»[251] тысячерублёвых банкнот. Забрали системный блок от компьютера, ноутбук, фотоальбомы и домашнее видео.
Ничего из этого прямо под статью не подпадало. Номер на штык-ноже был спилен, приплыл он к Рогу чрезвычайно извилистым путём из Казахстана. На вопрос о происхождении штыка Рожнов буркнул: «Впервые вижу».
— Пальцы у нас твои есть, назначу дактилоскопию. Завтра-послезавтра узнаем, игрался ли ты в ножичек, — посулил Самандаров.
Сизов прогнозировал, что прокуратура возбудит дело по хищению комплектующей детали к огнестрельному оружию.
— Ну, и получат вечный глухарь. Самое большое, что тебе грозит, Олег Геннадьевич, это задержание на сорок восемь часов. Будь готов.
А ещё адвокат передал горячий привет от Сергея Альбертовича. Босс ужасно злился на своего помощника, в очередной раз по дурости попавшего в переплёт.
Из спецприёмника Рог не дёргался по наущению того же Сизова.
— Отсидишь по административке и тогда избежишь уголовной ответственности. Участковый от небольшого ума нам подыграл. Написал в протоколе, что ты «ругался, толкался». Толчок и удар в суде разграничить трудно. А двух наказаний за одни и те же действия не бывает!
В воскресенье Рожнов вышел на свободу. Препятствий ему не чинили. Самандарову было известно, что Яковлев затевает серьёзные технические мероприятия по воле. В резерве следствия осталась возможность тормознуть Рога за дачу взяток. Но ресурс ограничивался пресловутыми сорока восемью часами. За двое суток первохода не расколешь, не то что матёрого бандита.
До прихода Гайдука с Догадиным оставалось время. Пользуясь окошком, Рафаил начал верстать обвинительное заключение по простенькому дельцу о незаконном проникновении в жилище. Чтобы попасть в кадровый резерв, ему нужно было по полугодию, кровь из носу, выдать на-гора требуемый показатель.
27
07 июня 2004. Понедельник.
12.30–23.00
После оглашения приговора Маштаков вприпрыжку почесал в «Услади друзей». Надлежало экстренно разбавить загустевшую консистенцию души. Взятый на старте темп выдержал недолго. У кинотеатра, в котором теперь торговали мебелью, перешёл на шаг.
Визит в заведение совпал с началом бизнес-ланча. Из ближайших офисов подтягивалась чистая публика.
Чтобы не портить людям аппетит, Миха кинул якорь возле стойки.
Барменша, обладавшая профессиональной памятью на лица, узнала утреннего посетителя.
— Не полегчало? — спросила участливо.
Сочувствие показалось фальшивым, и Маштаков отмолчался. Обведя жадным взором выставку алкоголя на полках, заказал сто пятьдесят водки, запивон и бутерброд с сыром.
Хотел опрокинуть залпом, но, сделав глоток, поперхнулся. Горло сдавил спазм, спиртовая горечь обожгла слизистую. Водка попалась злая. Или таким образом защищался организм, не желавший усваивать новую порцию отравы.
Отхлёбывая из стаканчика тархун, Миха украдкой вытер слёзы. Вместо благостного умиротворения навалилась одурь. Горячо запекло в области темени. Пришло осознание — из-за судимости он неизбежно теряет работу, а, значит, и жильё.
«Лето на дворе, не пропаду, — хмель делал суждения легковесными. — Под каждым кустом готов и стол и дом».
В кабачке чисто, уютно, из аудиоколонок негромко лилась джазовая инструменталочка. Под потолком шелестели растопыренные лопасти вентилятора. Маштаков стоял вполоборота, опираясь локтем на стойку. Взбираться на стул не решился, боязно было загреметь с верхотуры.
Но в «Услади друзей» навечно не пропишешься. Водка допита, скудная закуска подметена. Уже косится золотозубая барменша, знаток психологии пьющего люда. Прикидывает, не надумал ли опохмелившийся клиент закемарить стоя, как конь.
Миха встряхнулся, изобразил бодрость, поблагодарил хозяйку за радушный прием и со словами «Меня ждут великие дела» слинял. Под действием эликсира храбрости он направился в «Грошик». Старался не мотаться по тротуару, но подводили прохожие, со всех сторон лезли под ноги и сами же шипели недовольно.
— Мужчина, смотрите, куда идёте!
В супермаркете Маштаков проскочил мимо шеренги касс, игнорируя призывную жестикуляцию заметивших его девчонок. Без стука завалился в кабинет старшего менеджера.
Вера Платоновна отчитывала мерчендайзера Рината. Явление пропавшего охранника сделало экзекуцию неактуальной. Счастливчик Ринат был отправлен на рабочее место.
Предупреждая разнос за опоздание и непотребный вид, Миха выложил новости из зала суда.
— Не зна-аю, сможешь ли ты с судимостью контролёром работать, — покачала причёской менеджер.
— Вер, отпусти меня, пожалуйста, — в умоляющую интонацию Маштаков вложил весь свой артистизм.
— Ещё чего придумал?! Останешься на работе! Через «не могу». Полежишь здесь на стульях. В два часа я тебя открою. Сделаю кофе. Холодной водой умоешься. До конца смены как-нибудь дотянешь. А вечером я проконтролирую, чтоб ты не догонялся.
— Мне на-адо, — упрямец гнул своё.
Расстались плохо. Маштаков трусливо удрал, а багровая от злости женщина раскопала в сумке сотовый телефон.
— Ванюша, привет! — напористо заговорила, когда динамик выдал хриплое «алло». — Ты хотел дружка армейского повидать. Как какого? На букву «М» который. Вспомнил? Узнала я его адрес. Будешь должен. Записывай…
… Миха грамотно затарился. Взял ноль-семь водки, буханку чёрного и банку килек в томате. На хате у него ещё имелись разносолы — луковица да пара помидорок. Чтобы наесться — маловато, а для закуси — самый цимес[252]. Пил остервенело, преследуя цель — скорее отрубиться и не думать ни о чём, в том числе, о дне завтрашнем. Мысли тоже окривели, неуклюже ползали на карачках по грязному полу, куцые, дебильные.
Вдруг крупно озадачила проблема, почему хлеб теперь пекут не такой, как в детстве. Тогда чёрный за восемнадцать копеек был с хрусткой
