Итальянец - Анна Радклиф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Винченцо вздрогнул, увидев, каким недобрым огнем зажглись глаза монаха. Но выдержка не изменила юноше, и он бесстрашно спросил:
— Кто же тот, кто так уверенно свидетельствует? Почему мои заявления должны основываться на свидетельствах какого-то незнакомца? Почему по его требованию я должен обвинить другого, даже не зная его вины?
— Вас не просят выдвигать обвинения. Вы должны лишь потребовать вызова в суд тех, кто может сделать это.
— Однако я должен помогать им в этом, не так ли? А если обвинения окажутся ложными? — горячо возражал юноша. — Если вы так уверены в их достоверности, почему сами не можете вызвать на суд священника Ансальдо?
— Я сделаю даже больше, — ответил монах.
— Но и это тоже, надеюсь?
— Я сам буду на суде. — Это было сказано столь торжественно и подчеркнуто, что даже напугало Винченцо, однако он быстро спросил:
— В качестве свидетеля?
— Да, в качестве несчастного свидетеля, — как-то странно ответил монах.
— Разве свидетель не может потребовать у суда вызова любого, кого сочтет нужным? — неуверенно спросил юноша.
— Может, — ответил монах.
— Тогда почему вы просите меня, совершенно незнакомого вам человека, о том, что можете сделать сами?
— Не надо более вопросов, — остановил его монах. — А теперь скажите, вы сделаете суду заявления?
— Последствия моих заявлений могут оказаться столь серьезными, что я предпочитаю, чтобы это сделали вы.
— Когда я приказываю, вы должны повиноваться, — промолвил монах, грозно посмотрев на него.
Винченцо, испугавшись, попробовал вновь объяснить причину своего отказа. Он не хотел участвовать в этом странном деле.
— Я не знаю вас, святой отец, не знаю и священника Ансальдо, которого вы мне приказываете вызвать в суд, — оправдывался он.
— Теперь вы узнаете меня, — мрачно промолвил монах и вынул кинжал.
Винченцо с ужасом вспомнил сон.
— Взгляните на эти темные пятна, — промолвил монах, показывая ему клинок.
Винченцо увидел на лезвии кинжала следы запекшейся крови.
— Эта кровь должна спасти вас. Это неопровержимое свидетельство правды. Завтра вечером мы встретимся в камере пыток, вернее, в камере смерти.
Сказав это, он повернулся и, пока Винченцо приходил в себя, исчез. Наступившая полная тишина свидетельствовала о том, что Винченцо опять остался один.
Он просидел в глубоком раздумье до самого рассвета, пока наконец не отворилась дверь и не вошел тюремщик, принесший завтрак — кружку воды и кусок хлеба.
Винченцо, не выдержав, спросил у него, как зовут человека, посетившего ночью его темницу. Тот с таким удивлением посмотрел на него, что Винченцо повторил свой вопрос.
— Я нес дежурство с часу ночи. В темницу никто не входил, синьор.
Винченцо пристально посмотрел на стража, но ни вид, ни поведение последнего не свидетельствовали о том, что он говорит неправду. И все же трудно было поверить, что визит монаха мог остаться незамеченным.
— Ты слышал какой-нибудь шум ночью или все было тихо? — расспрашивал юноша.
— Я слышал, как колокол отбивал время в храме Святого Доминика, — ответил страж. — И как менялись часовые.
— Непонятно, — размышлял Винченцо. — А чьи-нибудь шаги или голоса?
Страж снисходительно улыбнулся:
— Я слышал только, как обменивались паролем часовые.
— А ты уверен, что это были часовые? Как ты их узнал?
— Сменяясь, они называют пароль, кроме того, слышно было, как бряцает оружие.
— А их шаги отличаются от шагов других?
— У них тяжелая походка, и к тому же их обувь подкована железом. Почему вы спрашиваете меня об этом, синьор?
— Ты охранял дверь моей темницы, не так ли?
— Да, синьор.
— И ты не слышал ни единого звука, доносившегося из этой камеры, или голосов?
— Нет, синьор.
— Не бойся, приятель, я тебя не выдам. Признайся, ты заснул?
— Со мной был мой напарник, синьор. Он, по-вашему, тоже спал? А если бы так, то без ключей в камеру не войти, а ключи были у нас.
— Ну, их легко можно было взять у спящего человека. Но можешь положиться на меня, я вас не выдам.
— Что? — воскликнул в негодовании тюремщик. — Я три года несу службу в тюрьме инквизиции и не позволю какому-то еретику обвинять меня в нерадивом исполнении своих обязанностей!
— Если это обвинения еретика, то можешь успокоиться, здесь словам еретиков не верят.
— Мы не сомкнули глаз всю ночь, — обиделся тюремщик, собираясь покинуть камеру.
— Тогда просто непонятно, — в раздумье произнес Винченцо, — каким образом в мою камеру мог проникнуть незнакомец?
— Синьор, вы все еще не проснулись, — ответил тюремщик, задерживаясь. — Сюда никто не входил.
— Значит, сон продолжается, — неуверенно сказал юноша. — Все это мне приснилось.
Слова тюремщика произвели на него такое впечатление, что он сам стал верить, что все было во сне.
— Когда люди спят, они видят сны, — ехидно заметил тюремщик. — Все это вам приснилось, синьор.
— Человек в одеянии монаха был сегодня ночью у меня в камере, — продолжал размышлять вслух Винченцо и описал тюремщику внешность посетителя. Тот, по мере того как юноша рассказывал, становился все серьезнее.
— Ты знаешь здесь кого-нибудь, похожего на него?
— Нет! — резко ответил тюремщик.
— Хотя ты не видел, как он вошел ко мне, может, ты вспомнишь, что видел его когда-нибудь среди инквизиторов?
— Святой Доминик, спаси и помилуй! — испуганно воскликнул тюремщик.
Удивленный Винченцо еще раз справился, знает ли он этого монаха.
— Я такого не знаю, — наконец ответил тюремщик, и Винченцо увидел, как изменилось его лицо. Наконец он быстро повернулся и ушел.
Винченцо подумал, что его уход скорее напоминает бегство и что для служителя святой инквизиции с немалым стажем непростительной неосторожностью была столь длительная беседа с заключенным. Однако он на нее решился.
ГЛАВА VI
Ужель уж полночь?Холодный пот покрыл мое чело.Чего страшился я?
В. ШекспирВ тот же час вечером за дверью послышались шаги, заскрежетал тяжелый засов, дверь открылась, и на пороге появились вчерашние тюремщики. На него снова был наброшен плащ, и его вывели из камеры. Он слышал, как за ним, словно навсегда, захлопнулась дверь. В эту минуту он вспомнил слова монаха, когда тот показывал ему кинжал, и Винченцо был рад, что не изменил себе и не пошел на уступку. Он даже приветствовал бы теперь наказания, ждущие его, ибо был горд тем, что устоял и не согласился обвинить Скедони в том, что не смог бы сам доказать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});