Порт-Артур (Том 2) - Александр Степанов

- А как с продовольствием? - поинтересовался Ирман.

- Крепостной интендант уверяет, что муки, сухарей, круп, чаю хватит еще на два месяца, а мяса, кроме конины, уже не осталось. Решено давать ее два раза в неделю по полфунта, а остальные дни постные: чумиза на обед и ужин.

Вообще продержимся до середины февраля, - ответил Науменко.

- Вот с госпиталями у нас дело обстоит совсем не благополучно, проговорил Кондратенко. - В них находится до тридцати тысяч человек - треть гарнизона. Выздоравливают все меньше; цинга косит все больше и больше. А тут еще смудрил Субботин - приказал больных и раненых класть вперемешку во всех госпиталях. В результате мы имеем вспышку инфекционных заболеваний с очень большой смертностью. Я говорил об этом Стесселю, но он или не понимает, или прикидывается, что не понимает прямой преступности действий Субботина, и не хочет в них вмешиваться. Написал обо всем Балашову, быть может, он сумеет повлиять на генерал-адъютанта, чтобы тот отменил это вредное распоряжение.

- Теперь наконец мы хотим подробнее знать и о вашем здоровье, дорогой Роман Исидорович, - спросил Белый.

- Пустяки, небольшой плеврит справа, через день-другой все пройдет, нехотя ответил генерал.

- Плеврит основательный, как уверяют доктора, а главное - цинга. Она и мешает быстрому вашему выздоровлению, - дополнил Науменко.

- Постараемся ликвидировать ее в ближайшее же время. Этим занялись моя жена и наши адмиралы, которые и зачислили вас, Роман Исидорович, к себе на довольствие, - сообщил Белый.

- Поскольку это незаконно и моя цинга не более как плод воображения врачей, я решительно протестую против подобных действий моряков, - возразил Кондратенко.

- С паршивой овцы хоть шерсти клок. От наших адмиралов мы не видим никакого толку. В Севастополе морское начальство было душой обороны, а в Артуре адмиралы живут гостями и никуда не вылезают из своих блиндажей, презрительно заметил Ирман.

- Матросы и офицерская молодежь - истинные герои, а адмиралы-трусы и интриганы, - поддержал его Семенов.

Как только совещание закончилось. Белый и Звонарев стали прощаться.

- Заглянем еще на минутку к Стесселю, может, у него есть какие-нибудь новости, - проговорил Белый, пожимая руку Кондратенко.

В это время зазвонил телефон. Кондратенко снял трубку и стал слушать.

- Сейчас прикажу подтянуть две роты морского десанта к вашему штабу, но вводите его в дело лишь в крайнем случае и вообще расходуйте моряков возможно осторожнее, - распорядился Кондратенко. - Японцы лезут - на фарт номер два, уже два раза побывали на гребне бруствера. Фролов просит поддержки, а частный резерв Горбатовского весь израсходован. Посылать им моряков из арсенала, где расположен общий резерв, - пояснил генерал. Придется вам, Сергей Владимирович, еще сегодня побывать на форту номер два.

- Слушаюсь! Готов идти туда хоть прямо отсюда, - Особенно торопиться нечего. Пока японцы лезут, вам там делать нечего, а когда успокоятся, вы и решите, где нужно спускать мины.

- Сначала побываем у Стесселя, узнаем обстановку у него, - предупредил Белый.

К Стесселю Белый и Звонарев пошли пешком. Разыгралась вьюга. Тысячи снежинок носились в бешеном вихре, залепляя глаза, забираясь за ворот и в рукава шинели. Сквозь белую муть снежной ночи то и дело вспыхивали зарницы орудийных выстрелов...

Бледные лучи прожектора чуть пробивались сквозь вьюгу, одна за другой взвивались к небу огненные змеи ракет. Временами долетали звуки сильнейшей ружейной и пулеметной стрельбы. Казалось, что кипит какой-то огромный котел.

По направлению атакованного участка торопливо проскакало несколько всадников и прошло быстрым шагом несколько отрядов моряков. Наконец с грохотом пронеслись полевые орудия в запряжке. Сбоку скакали с зажженными факелами в руках фейерверкеры и ящичные вожатые.

Белый и Звонарев почти бегом добрались до дома Стесселя и влетели в прихожую. Здесь при слабом свете керосиновой лампы Стессель рассылал в разные стороны ординарцев-казаков. Генерал резким отрывистым голосом отдавал приказания: узнать, выяснить, установить. Тут же у стола, согнувшись почти вдвое, писал приказания в полевой книжке Рейс.

- В чем дело, что происходит на фронте? - кинулся к вошедшим Стессель.

- Мы сами пришли затем, чтобы узнать обстановку, - ответил Белый.

- Я ничего не знаю. Звонил Кондратенко, но он все еще болен.

- Мой экипаж у крыльца, поедемте, Анатолии Михайлович, в штаб к Горбатовскому, - предложил Белый.

- Мм-да... я, право, не знаю... - замялся генерал.

- Что, что? Куда это вы, Василий Федорович, зовете Анатолия? Я его отсюда не отпущу! Здесь его штаб, значит, и он должен находиться тут! - коршуном налетела Вера Алексеевна на Белого. - Пусть едет этот полусумасшедший Смирнов, Виктор Александрович, вы и, наконец, Владимир Николаевич, - кивнула генеральша на Никитина.

- Стопочку коньяку на дорогу, и готов отправиться хоть к черту в пекло, не то чтоб в штаб Горбатовского, - проговорил Никитин.

- Виктор Александрович нужен мне в штабе. Смирнова и близко подпускать туда нельзя - все перепутает. Значит, остаются только Василий Федорович и Владимир Николаевич, - вас я попрошу отправиться в штаб Восточного фронта, рассудил наконец Стессель.

- Поскорее возвращайтесь назад, буду ждать с чаем, - напутствовала уезжающих генеральша.

Канонада продолжалась с прежней силой. Никитин, хорошо заправившись на дорогу коньяком, все время напевал неприличные шансонетки и рассказывал последние новости, слышанные у Стесселя.

- Алексеева-то поперли, теперь мы здесь покажем морякам кузькину мать.

Живо все выплывут в море, - разглагольствовал он.

- Это ослабит оборону крепости; кроме того, эскадра наша слишком слаба, чтобы вступать в бой с японцами, - возразил Белый.

- Не в кораблях дело, а в моряках. У японцев - того, а у нас никого, скаламбурил Никитин и захохотал во все горло. - Назначили бы меня главным адмиралом. Слово даю, немедленно вышел бы в море и побил японцев.

В штабе Восточного фронта они уже застали, к своему удивлению, Кондратенко, Рашевского, Науменко и Шевцова. Лицо Романа Исидоровича лихорадочно горело, он мелкими глотками пил чай с красным вином. Перед ним стоял Горбатовский и, низко согнувшись, водил пальцем по лежащей на столе карте, объясняя обстановку на атакованном участке. Степанов, нервно подергивая свою бородку, то и дело поправлял путавшегося генерала, что, видимо, раздражало Кондратенко.

- Пусть лучше докладывает ваш начальник штаба, - наконец прервал он Горбатовского.

Капитан объяснил все в двух-трех словах.

- Какая сейчас связь с фортом номер два? - справился Кондратенко.

- Телефон давно не действует, и солдаты добираются до нас далеко не все.

- Когда было получено последнее донесение?

- В восемь часов тридцать минут вечера, - сообщил Степанов, разыскав полевую записку коменданта форта Фролова.

- То есть почти час как вы ничего не знаете о положении на атакованном участке? - удивился генерал. - Немедленно отправить туда ординарцев, да не одного, а двух для верности. Быть может, хоть один вернется назад.

- Они все в разгоне, - доложил Степанов.

- Тогда остается одно: мне лично побывать на форту. - И Кондратенко встал, собираясь выйти из блиндажа.

Против этого все дружно запротестовали. Шевцов, Рашевский, Степанов и Звонарев наперебой предлагали отправить их на опасный участок.

- Придется послать вас, Сергей Владимирович, - обернулся к Звонареву Кондратенко. - Вы самый молодой. Отправляйтесь на форт номер два, подробно выясните, что там делается, и, не задерживаясь, возвращайтесь сюда. Ждем вас до половины одиннадцатого, а там будем считать погибшим и пошлем другого.

Ну, с богом! - И генерал крепко пожал руку прапорщика.

На дворе по-прежнему мела вьюга. Вой ветра смешивался с визгом пуль и шрапнели. Хорошо зная дорогу, Звонарев бегом добрался до хода сообщения, ведущего к форту. Здесь он остановился, чтобы несколько отдышаться. Два снаряда разорвались совсем близко, осыпав прапорщика землей и снегом. Ему вдруг стало жутко. Он был один среди вьюжной ночи, под градом пуль и снарядов. В случае даже незначительного ранения трудно было рассчитывать на помощь раньше рассвета.

"А я так и не помирился с Варей! - неожиданно подумал он.

До форта оставалось не более полуверсты. Уже ясно были слышны взрывы бомбочек, крики "ура" и "банзай". Лучи русских и японских прожекторов неподвижно лежали на форту и подступах к нему, освещая все мутным, неровным светом.

Из-за бруствера прапорщик старался разглядеть картину боя; временами ему казалось, что он видит темные полосы штурмующих колон, но затем все тотчас же тонуло во вьюжной пурге. Вскоре он встретил двух раненых стрелков, которые, помогая друг Другу, медленно шли с форта.

- Как дела на форту, земляки? - спросил их прапорщик.