Квартира 302 - Георгий Старков

Позже, за ужином, он едва не рассказал жене о своей выходке, даже приоткрыл рот – и через секунду услышал свой голос, просящий передать ему солонку. Нет, подумал он, она не поймёт. Фрэнк сам не понимал, что сподвигло его на странный поступок. Сейчас это казалось удивительной нелепостью: хранить отрезанную пуповину у себя дома! Шизофрения, да и только.

Но прошла неделя, месяц… наконец, год. Фрэнк свыкся с тем, что в шкафу лежит клочок чужой плоти. Это уже не казалось ему ужасающим. Пуповина засохла, напоминая трупик змейки, и розовый оттенок сошёл с неё. Хорошо хоть, не начала вонять. Флора так и не узнала, что за вещица лежит в их доме на верхней полке шкафа. И почему-то первой мыслью Фрэнка, когда он сидел на песках озера Дарк-Скор и гладил умирающую жену по голове, было: Она не узнала. И не узнает…

Теперь, лёжа на холодной постели один в квартире, Сандерленду в тысячный раз захотелось встать, взять проклятую коробку и выкинуть в мусоропровод. Когда умерла Флора… почему он этого не сделал? Он помнил, как пришёл домой после похорон в пьяном угаре, с единственным намерением – избавиться от этой штуковины, стереть в порошок… Cтупая на цыпочках, он приоткрыл дверь шкафа и увидел красную коробку, в которой раньше хранились иглы. Это было последнее воспоминание: далее всё заволокла хмельная вуаль. На следующее утро он проснулся лёжа ничком на своей кровати, со звенящей головой. Коробка, разумеется, тихо покоилась на прежнем месте, но желание выбросить её ушло. Момент был упущен.

Хлопнула дверь в коридоре. Фрэнк навострил уши. Сегодня вечером в доме было тихо: все заперлись и смотрят телевизор, отгоняя плохие мысли. Кто взял на себя смелость разгуливать по дому, зная, что рядом шастает маньяк?.. Может, опять один из тех полицейских, и на этот раз он пришёл по его душу? Фрэнк заметил, как подозрительно наблюдал за ним детектив, представившийся Прайсом. От такого взгляда даже ангелу стало бы не по себе.

Шаги приближались, ровные и спокойные. Совсем не похоже на поспешную поступь служителей закона. Фрэнк закрыл глаза. Наверное, Джонсон из сто седьмой квартиры.

Однако шаги остановились напротив его двери. У Фрэнка упало сердце. Вывеска отеля снова мигнула, на этот раз – с явной издевкой. Раз, раз-два, раз, раз-два. Да что же это такое?..

Тук. Тук. Тук. Тихий, застенчивый стук. Именно стук, а не трель звонка.

– Иду, – слабо отозвался Фрэнк, вставая с кровати. Засунув ноги в домашние шлепанцы, он заковылял в прихожую, не утруждая себя включением света. Вывеска отеля всё включалась и выключалась, бросая на его лицо чёрно-розовые полосы. И звук машин изменился… стал словно бы дальше, сливаясь в сплошной гул на окраине света. Фрэнк тряхнул головой. Нужно оклематься. К нему человек, и сто пудов не по праздному делу.

Тук. Тук. Тук.

– Я слышу вас! Погодите минутку…

Вот, наконец, прихожая. Из дыры глазка бил жёлтый свет. Фрэнк пошарил ладонью по стене в поисках выключателя, но не нашёл. Странно – после тридцатилетнего проживания в этой квартире он мог бы ориентироваться с закрытыми глазами. Досадливо закряхтев, Фрэнк склонился к глазку. Но человека стоял прямо у двери, не позволяя разглядеть его.

Джеймс.

Конечно. Блудный сынок вернулся из своих странствий, вспомнив про непутёвого папашу. Сколько раз, открывая дверь, он надеялся на одно и то же – что за тонким слоем дерева окажется его сын, повзрослевший, но всё такой же, что и в детстве, улыбающийся виновато и хмуро. И за ним в коридоре будет шумная свора детишек и жена Мэри.

Вот тогда Фрэнк, пожалуй, нашёл бы в себе силы выкинуть проклятую пуповину. Хоть сейчас.

Он открыл дверь, даже не спрашивая, кто там – в надежде удержать обман на секунду дольше. Падение будет тем больнее, чем ярче надежда… но это было единственное, что осталось у него, кроме молча ветшающего дома.

– Дже…

Он ошибся, это было уже понятно. Его сын не отличался высоким ростом, а в мужчине, который стоял перед ним, было никак не меньше шести футов. Свет лампы обходил его жёлтым ореолом, делая невидимым лицо.

Фрэнк вздохнул. Тихо, незаметно, но горько. И нацепил на лицо официальное выражение, готовясь к предстоящему разговору.

– Слушаю вас.

Человек молчал. На нём был длинный синий плащ, кое-где в тёмных пятнах: должно быть, прилипла грязь. Длинные каштановые волосы до плеч обрамляли всё ещё неразличимые черты лица. Фрэнк нахмурился. Да… не Джеймс, но ощущение, что он где-то видел это человека, не пропадало. Где-то давно…

– Что вам угодно?

Молчание. Исчезли голоса в соседних квартирах, исчез гул машин на улице, и даже часы в гостиной перестали ходить. А ещё Фрэнк почему-то преисполнился уверенности, что если он обернётся, то увидит, что вывеска отеля «Южный Эшфилд» погасла окончательно.

Человек шевельнулся. Он повернул голову, чтобы Фрэнк смог увидеть его лицо, молодое, но с сеткой морщин, впалыми грустными глазами и брызгами крови, которые засохли на щеках.

– Вы не помните меня? – спросил он. Голос был мягкий и приятный.

Сандерленд ахнул. Это лицо…

Десять лет назад, да, именно десять лет назад, когда газеты и выпуски новостей сошли с ума на почве Уолтера Салливана. В тот вечер, когда диктор торжественно объявил, что кровавый маньяк закончил свою жизнь в тюремной камере, у Фрэнка было жуткое видение: он делал обход этажей, проверяя, все ли лампочки в коридоре целы, и ему показалось, что человек в синем плаще стоит у квартиры 302, где в то время жил какой-то архитектор. Фрэнк увидел его только сбоку, но голову тут же заполнили последние газетные заголовки и черно-белые фотографии под ними. На человеке был синий плащ, и волосы ниспадали на плечо. В руке он держал большой непрозрачный пакет, полный каких-то инструментов. Из горла пакета выглядывала рукоять то ли огромного ножа, то ли пилы-ножовки.

– Святый Боже, – прошептал тогда Фрэнк, замерев на месте. Человек в плаще не удостоил его взглядом: открыв дверь квартиры, он шагнул внутрь и выпал из поля зрения. Что удивило Фрэнка, так то, что вечно скрипящие петли на этот раз не издали ни звука. Так он и стоял, отупело пялясь на закрытую дверь. Что-то мешало ему стремглав броситься в свою квартиру и позвонить в полицию. Окружающая обыденность – стены коридора, жёлтый свет лампы, даже он сам, – вдруг показались ненастоящими и зыбкими, точно болотная топь. Потом дверь квартиры 302 открылась снова – на этот раз изнутри, и жилец вышел в коридор, неся с собою переполненный мусорный пакет. Увидев управляющего, который сторожил его квартиру, он удивился.

– Мистер Сандерленд? – архитектор вскинул брови. – Добрый вечер. Чем обязан?