Освободители - Роберт Харви

Дворец, в котором жил О’Хиггинс, был обустроен со вкусом, но без особой пышности. Мария Грэхем, вдова морского офицера, жившая в Чили и Бразилии после 1822 года и вращавшаяся в высшем чилийском обществе, описывала его так: «Комнаты были красивыми, но скромно обставленными. Английские литые решетки, шотландские ковры, немного французского фарфора и часы. Не было практически ничего, что напоминало бы об Испании, еще меньше — о Чили». О’Хиггинс работал до изнеможения. У него было невероятно развито чувство долга. «Я занимаюсь документами и делами целый день напролет, — писал он Ириссари, своему посланнику в Лондоне, в марте 1822 года, — с шести утра до одиннадцати ночи, с коротким перерывом на обед и отдых. Я чувствую, что больше не могу выдерживать такое напряжение».

Единственное, что помогало О’Хиггинсу расслабиться, — музыка. Музыкальные вечера в кругу друзей доставляли ему большое удовольствие. Еще он очень любил свое поместье недалеко от Сантьяго. В этом простом деревенском доме, как вспоминает уже упомянутая Мария Грэхем, «правитель… спал на маленькой складной походной кровати, и, судя по его комнате, там не было никаких особых удобств». Она описывала О’Хиггинса как «невысокого, толстого, но очень подвижного человека. Его голубые глаза, светлые волосы и румяное, немного грубое лицо не оставляли сомнений в его ирландском происхождении, хотя маленькими руками и ногами он явно обязан своим арауканским корням». Марию Грэхем нельзя назвать беспристрастной наблюдательницей. Она восхищалась красавчиком Хосе Мигелем Каррерой и была одной из тех, кто сожалел о его казни.

Тем временем Верховный правитель создал полицейскую систему, пытаясь противостоять волне преступности, захлестнувшей сельские районы страны, отменил бои быков, начал кампанию против азартных игр и алкоголизма. Все эти меры еще больше усилили уже закрепившийся за О’Хиггинсом в народе образ педанта и маменькиного сынка. Он никак не мог понять, почему его правильные реформы не прибавляют ему друзей. Его неспособность завоевывать популярность была, однако, более привлекательна, чем демонстративное неприятие общественного признания Сан-Мартина. О’Хиггинс в разное время сумел настроить против себя земельную аристократию, церковь, буржуазию и простых людей. Хотя в стране не было человека, который бы ненавидел его, не имелось у него и большого числа сторонников. И тем не менее во время его правления в Чили работало добросовестное, некоррумпированное правительство. Насколько, разумеется, такое было возможно в годы становления независимости.

ГЛАВА 33 «ИДИ ПРЯМО НА ВРАГА»

Это произошло однажды ночью приблизительно в 1773 году. На северном побережье шотландского залива Ферт-оф-Форт, на территории аббатства Калрос, один человек проводил научные эксперименты. Как сумасшедший помещик из романа Роберта Льюиса Стивенсона, он прикрепил газосепаратор к выходной трубе печи, чтобы выводить наружу ядовитые, взрывоопасные пары, получаемые в процессе перегонки каменноугольной смолы. Он поджигал газы со стороны газосепаратора. В результате получался такой яркий свет, что его можно было видеть на противоположном берегу залива. Свет горел не переставая.

Так было изобретено газовое освещение. Джеймс Уэтт, с которым позднее встретится наш экспериментатор, понял, что газ можно использовать для освещения быстрорастущих в период промышленной революции городов Британии. Но ночной мечтатель из Калроса не смог оценить возможностей своего изобретения. Его разработки были запатентованы двадцать лет спустя другим человеком.

Изобретателем-самоучкой из Калроса был молодой Арчибальд Кокрейн, позднее девятый граф Дандоналда. Кокрейнам был дарован дворянский титул при Карле I. А при Карле II они стали графами. Кокрейны — военная династия. Один из представителей рода Кокрейнов служил у генерала Вулфа и погиб при осаде Луисберга. Прадед Арчибальда женился на наследнице Брюса. В результате этого брака достоянием семьи Кокрейнов стало имение Калрос.

Когда Арчибальд стал взрослым, богатство семьи истощилось. У Арчибальда был талант изобретателя. Он решил разработать важный промышленный процесс, который позволил бы вернуть семье богатство. В его владении было много угля. Идея заключалась в том, чтобы производить угольную смолу для обработки корпусов кораблей. Он собрал деньги на производство и предварительные испытания на буях. Испытания прошли весьма успешно.

Однако адмиралтейство совершенно не нуждалось в его изобретении. Многие старшие офицеры получали деньги от кораблестроителей, которые были заинтересованы в ремонте прогнивших кораблей. И только в 1822 году, когда патент Кокрейна уже давно закончился, адмиралтейство «обнаружило» пользу каменноугольной смолы.

Граф-изобретатель затем переключился на искусственное производство соли. В процессе работы он обнаружил побочный продукт — соду, пригодную для производства мыла и стекла. Позднее эти продукты были заново обнаружены другими учеными. Арчибальд также занимался производством нашатыря, белого олова и окиси алюминия, пригодной для нанесения рисунка на шелковую и хлопчатобумажную ткань.

Он пытался даже выпекать хлеб из картофеля, который мог бы стать основным продуктом питания для бедных. В его трактатах «показана близкая связь между химией и сельским хозяйством».

Арчибальд Кокрейн предвосхитил революционные методы интенсивного ведения фермерского хозяйства, предложенные сэром Хамфри Дэвисом только два столетия спустя. Его изобретательный гений так и не принес ему богатства. В 1778 году он унаследовал от отца титул графа Дандоналда. В 1788-м из-за банкротства он вынужден был продать свое имение. Его первая жена, красавица Эни, умерла в 1784 году, оставив ему четырех сыновей. Он женился во второй раз — на вдове Изабелле Мэйн (урожденной Раймонд). Изабелла умерла в 1808 году. После этого Кокрейн жил в Париже с любовницей.

Его старший сын Томас, после 1778 года лорд Кокрейн, был воспитан домашними учителями, которые постоянно сменяли друг друга и как на подбор были людьми эксцентричными. Когда Калрос был продан, Томаса в возрасте тринадцати лет отдали в военную академию в Лондоне. Ему была уготована военная карьера. Но мальчик мечтал служить в военно-морском флоте. Однако вместо флота его направили в Четырнадцатую пехотную дивизию, обмундировали в яркий желтый жилет и обрили голову. Мальчишки на улицах Лондона и его товарищи по академии смеялись над Томасом. Разозлившись, он заявил отцу, что не вернется в дивизию. И тот вынужден был уступить.

В семнадцать лет корабельный гардемарин лорд Кокрейн поднялся на борт фрегата «Хайнд», чтобы испытать все радости корабельной жизни конца XVIII столетия. Гардемарины задирали друг друга, не исключалось и рукоприкладство. Однажды Томаса избили сумкой, наполненной водой. Пища была отвратительной. Сухари, пораженные долгоносиком, — совершенно несъедобными. В бурой воде было полно всякой живности. Вино больше походило на смесь бычьей крови и опилок. Картошка была редкостью и настоящим пиршеством. Иногда ее привозили с берега. Палуба протекала, поэтому часто приходилось спать в мокрых постелях. Летом под палубой было очень душно.

Но Кокрейн, видно, был прирожденным моряком. Он все усваивал на ходу. В 1796 году его произвели в лейтенанты, что позволило ему переселиться в собственную крошечную каюту. Двумя годами позже, участвуя в тяжелой блокаде французского флота в Кадисе, он поссорился со старшим офицером.

В 1799 году, когда его корабль уходил из Палермо, Кокрейн познакомился с Нельсоном. Легендарный адмирал дал молодому лейтенанту совет: «Никогда не думай о маневрах, иди прямо на врага». В мае 1800 года в возрасте двадцати пяти лет Томас был назначен командиром небольшого корабля. Это был бриг «Спиди». Через год, покинув испанский берег, Кокрейн начал применять умелые обманные действия, которые стали его визитной карточкой. Перекрасив свой корабль так, что тот стал похож на нейтральный датский корабль, Кокрейн поднял желтый карантинный флаг. Увидев его, испанский фрегат, уже собиравшийся взять корабль Томаса Кокрейна на абордаж, поспешно дал задний ход. В другой раз лорд обманул испанский корабль, преследовавший его, сбросив в воду деревянный бочонок с горящей свечой. Стояла ночь. Кокрейн погасил огни на «Спиди» и в темноте ускользнул от испанцев, которые продолжали преследовать бочонок.

В мае 1801 года Кокрейн одержал первую настоящую победу. Преследуя испанские канонерские лодки, чтобы загнать их в Барселону, маленький «Спиди» столкнулся с тридцатидвухорудийным испанским фрегатом. Вместо того чтобы отступать, Кокрейн поднял американский флаг, пытаясь обмануть испанцев, и пошел прямо на них. «Спиди» оказался почти борт к борту с испанским фрегатом. Как писал сам Кокрейн, «высота фрегата над водой была такой, что все его выстрелы должны были неизбежно пройти над нашими головами, мы же, подняв наши орудия вверх, смогли бы ударить по главной палубе… Большое неравенство сил вынуждало принимать решительные меры. Я решил идти на абордаж».