Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

— Ему ведь не будет больно, правда?

— Он ничего не почувствует, — покачала головой Эжени.

— Пролитая кровь может привязать нежить к земле, — пробормотал Леон, вспоминая ундину Агнессу. — Он только что убил человека — а если теперь он навсегда останется здесь?

— Не успеет, — Эжени кивнула на Лауру. Та, давясь слезами, высекла искру, и вскоре пламя охватило всю гигантскую иссиня-чёрную фигуру. Натаниэль и впрямь не чувствовал боли — он горел совершенно беззвучно, а вот живым пришлось отойти подальше, чтобы не вдыхать запах горелой плоти. Леон встал на колени возле тяжело переводившей дыхание Эжени, чтобы она осмотрела его разбитую голову, Лаура принялась тормошить отца, издававшего слабые стоны. За этот вечер произошло уже столько событий, что никого не удивил донёсшийся издалека стук копыт. Леон по звуку определил, что скачут четыре лошади, и без особого удивления поднялся, чтобы встретить вылетевших к дому кузнеца детей мушкетёров.

— Боже мой, кто это? — Анжелика едва удержалась в седле, когда её конь зафыркал и попятился при виде горящего мертвеца.

— Натаниэль Жаккар. Живой мертвец, напавший на Жаклин, — без всякого выражения пояснила Эжени, меланхолично глядя на пламя.

— Да у вас тут целое побоище! — воскликнул Анри, спрыгивая с коня. — Что здесь произошло?

— Жером Планше и его дружки пытались изнасиловать Лауру, а потом, скорее всего, и убить, но на помощь пришли сначала мы с Леоном, а затем он, — тем же тоном ответила Эжени, кивая в сторону почти сгоревшего тела. Анжелика, мелко крестясь, соскользнула с седла в объятия Рауля, Жаклин тоже спешилась и встала рядом с мужем.

— Как вы нас нашли? — Леон с трудом заставил себя поднять голову, чтобы заглянуть в лица детей мушкетёров.

— У нас появились кое-какие соображения насчёт существа из леса, и мы снова поехали к вам, — ответил Рауль. — Бомани сказал, что вы либо у мясника Жаккара, либо у кузнеца Клемана. Мы расспросили местных, кто из них где живёт, отправились сначала к мяснику, но не застали там никого, и помчались к кузнецу. Но вижу, вы уже справились без нас.

— Моему отцу нужна помощь! — вскинулась Лаура, укладывавшая себе на колени голову кузнеца. — Жером и его дружки пришли к нам под вечер и подняли шум. Отец вышел, чтобы прогнать их, но кто-то ударил его сзади по голове. Я выбежала следом и… — она умолкла, яростно сверкая глазами.

— Леон, у тебя вся голова в крови! — всплеснула руками Анжелика, бросаясь к брату.

— Бывало и хуже, — поморщившись, ответил он. — Как в тот раз, когда ты ударила меня об стену, например.

— И ты всё никак не можешь об этом забыть! — возмутилась она, но тут обгоревший мертвец повалился наземь, и дочь Портоса, ойкнув, отпрыгнула в сторону.

— Не понимаю, почему вас так пугает воскресший мертвец, — вполголоса заметила Эжени, глядя на детей мушкетёров, с опаской посматривавших на то, что осталось от Натаниэля. — Разве ваши собственные отцы не вернулись с того света?

— Они выглядели гораздо живее, чем этот, — ответил Леон. — Интересно знать, как мяснику удалось воскресить его?

И словно в ответ на этот вопрос со стороны дороги донёсся протяжный крик, полный невыразимой боли и муки:

— Натаниэ-э-э-эль! Сын мой!

— Кажется, сейчас мы всё узнаем от безутешного отца, — побледнев, прошептала Эжени, видя, как по дороге, шатаясь, бредёт Пьер Жаккар.

***

К тому времени, как Леон, Эжени и дети мушкетёров разобрались с последствиями воскрешения трупа, было уже далеко за полночь. Александра Клемана перенесли в его дом и с трудом привели в чувство, Лаура, переодевшаяся в целое платье и смазавшая синяки мазью, осталась с ним. Эжени взяла с неё клятву никому не говорить о живом мертвеце. По придуманной ею версии Жером с дружками пытался изнасиловать Лауру, но её спасли Леон, Эжени и Натаниэль Жаккар. Тяжело раненый Натаниэль сумел свернуть Жерому шею, но вскоре умер от ранения, и безутешный отец забрал тело к себе, чтобы похоронить как можно быстрее. Это было правдой — то, что осталось от сгоревшего тела Натаниэля, было отдано Пьеру Жаккару, чтобы он закопал останки сына за кладбищем.

— Завтра мне придётся смотреть в глаза деревенским и рассказывать, как их родственники, соседи, друзья были убиты за то, что покушались на честь и жизнь женщины, — вздыхала Эжени. — Жоффруа Робер заколот Леоном, Шарль Бове застрелен мною, Жерому Планше свернул шею восставший из мёртвых Натаниэль Жаккар, впоследствии сожжённый его возлюбленной. Четыре трупа за одну ночь! И всё из-за страстей, которые люди не могут держать в узде!

— Я бы на вашем месте порадовался, что среди этих трупов нет наших, — ответил Леон несколько резче, чем намеревался. Анжелика перевязала ему голову, и теперь бывший капитан сидел за столом вместе с остальными детьми мушкетёров.

— Лаура Клеман пережила страшное потрясение, но она сильная девушка — справится и будет обо всём молчать, — Эжени по привычке расставляла все точки над «i». — Её отец, к добру или к худу, почти всё время провёл без сознания и ничего не помнит, так что он поверит в придуманную мной историю. За Бомани можно не опасаться — он умеет хранить секреты. Жером, судя по всему, решил, что на него напал Натаниэль, выкрасившийся чёрной краской, поэтому не думаю, что он всем рассказывал о страшном чёрном человеке из леса — разве что двум своим дружкам, но они уже никому ничего не скажут. Значит, слухов удастся избежать. Остаётся ещё Пьер Жаккар… но бедный старик вряд ли кому-нибудь поведает о произошедшем.

Помощь детей мушкетёров всё-таки пригодилась — Анри и Рауль с трудом удержали мясника, в отчаянии бросавшегося на горящий труп сына. Потом Пьера удалось привести в чувство, и он без сопротивления поехал вместе с Эжени и её спутниками в замок, где наотрез отказался садиться, предпочитая стоять на коленях и вымаливать прощение. Леон был уверен, что у него в памяти надолго останется худое лицо, изрезанное морщинами, обвислые седые усы, по которым беспрестанно катятся слёзы, и остановившийся взгляд, полный боли и муки.

— Он ведь у меня единственный был, — повторял Пьер Жаккар, переводя взгляд с Эжени на детей мушкетёров и обратно. — Единственный сын, единственный ребёнок. Я хотел ему ремесло передать и дом… всё ему, всё Натаниэлю. А его всё больше к лошадям тянуло, к кузнечному делу, к дочке кузнеца. Вот и доигрался с лошадьми-то… Он три дня назад пришёл к вечеру сам не свой — хрипит, задыхается, за грудь держится — помогал при кузнице, да лошадь его и лягнула. Лёг в постель, постонал немного и затих. Я хотел травницу позвать, да не успел. Прихожу к нему лоб пощупать — нет ли жара, а он уже и неживой вовсе…

Слова старика прервал долгий всхлип.

— Ну я тогда вроде как рассудком малость тронулся… По молодости бывал я в Париже и знавал одну негритянку — она служила у одной знатной дамы. Не помню, как её звали, да и неважно. Негритянка эта рассказывала всякие истории про воскресших мертвецов. Дескать, кто хочет воскресить мёртвого, должен раздеть его, окропить кровью чёрного петуха, вынести под дождь или, ещё лучше, под грозу, и прочитать над ним молитву. Я-то, молодой, тогда смеялся надо всем этим, а тут у меня её слова в ушах звучали, как будто колокол бил! Может, если б не нашлось у меня чёрного петуха, и не случилось бы этого ничего. А тут, как назло, сидел на насесте, дремал, спрятав голову под крыло… Господи! Я одному радуюсь — что не потребовалось для воскрешения человеческой крови! А то я бы и грех на душу взял — ради сына-то…

Пьер перекрестился и с болью посмотрел на Эжени.

— Уж не помню, что я там шептал и о чём молил, да только Бог услышал и вернул мне сына. А может, и не Бог вовсе это был, и сына-то мне вернули в насмешку… Когда Натаниэль шевелиться начал, я, грешным делом, лишился чувств. Когда пришёл в себя, во дворе уже пусто было, как будто и не было никого, словно мне это всё померещилось. Но я знал, что не померещилось! Два дня я ждал, что он вернётся! Он и вернулся — только не ко мне… Пошёл я его искать, да когда добрался до двора Клемана, уже поздно было — ничего от Натаниэля не осталось. А я ведь ему жизнь хотел вернуть!