Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

Всю дорогу Леон с трепетом прислушивался к доносившемуся из-за поворота дороги стуку копыт, в гостиницах плохо спал по ночам, ожидая, что Эжени де Сен-Мартен вот-вот догонит их небольшую процессию верхом на верном Ланселоте или поздно вечером ворвётся в его номер, сверкая глазами. Он был готов выслушать новый поток обвинений, пускай даже несправедливых, лишь бы Эжени была рядом, но её не было. Должно быть, она целиком погрузилась в заботу о людях, живущих на её землях, пытаясь отвлечься от мыслей о покинувшем её стражнике и возлюбленном. Леон тоже был бы рад забыться в работе, но работы не было, и под конец пути он уже изводил своих спутников постоянными расспросами о Викторе Туссаке.

— Как так получилось, что нанятый им бродяга чуть не убил вас? — обратился бывший капитан к Анри д’Эрбле.

— Если бы я знал! — тот усмехнулся, явно пытаясь скрыть за бравадой волнение. — Я возвращался из Лувра домой, где меня ожидала Жаклин — она в тот день покинула дворец раньше. Был уже вечер, смеркалось, я спешил, особо не глядя по сторонам, и, конечно, не ожидал нападения! Этот человек шёл навстречу мне вдоль стены — весь заросший бородой, в потрёпанном коричневом плаще, один из множества бездомных, воров и бродяг, которых в изобилии водится в Париже. Помнится, я подумал, что он сейчас поравняется со мной и будет просить милостыню, и стал вспоминать, не осталось ли у меня в кошельке мелких монет. Он и правда поравнялся со мной, но просить милостыню не стал — просто выхватил нож и набросился на меня.

Анри поёжился, снова переживая жуткое воспоминание.

— Я только что шёл к своему дому, думая о том, как поскорее встречу любимую, и вот я уже лежу на грязной земле, а этот бродяга навалился на меня сверху и шипит, пытаясь перерезать мне горло. Не знаю, как мне удалось перехватить его руку — должно быть, просто повезло, — д’Эрбле покачал головой, словно удивляясь собственной ловкости. — Я даже не мог позвать на помощь — все силы уходили на то, чтобы удерживать нож, не давая ему воткнуться в меня. Я видел глаза этого человека — пустые, безумные, без малейшего следа мысли или чувства — и клянусь, лишь тогда мне стало по-настоящему жутко. И если бы не появилась Жаклин, я бы, скорее всего, рассказывал эту историю не вам, Леон, а своему отцу и его друзьям.

— Обычно я дожидаюсь Анри дома, если возвращаюсь раньше него, но тут меня словно что-то толкнуло, — подхватила Жаклин, только и ждавшая этого момента. — На улице уже темнело, женщине небезопасно выходить в такую пору одной, поэтому я переоделась в мужской костюм и захватила с собой шпагу.

— А кочергу или горсть песка вы с собой случайно не захватили? — усмехнулся Леон, вспомнив, как Жаклин отбилась от двух его гвардейцев, а также об их стычке на берегу.

— В этом не было нужды — мне хватило и шпаги, — сухо ответила она. — Выбежав из дома, я направилась в сторону, откуда должен был прийти Анри. Там было пусто, никто не шёл мне навстречу, и я уже собиралась идти обратно, как вдруг услышала за углом какое-то хрипение и шум борьбы. Я заглянула за угол и увидела… — она втянула носом воздух и прижала руку к животу, пытаясь успокоить не то себя, не то своё нерождённое дитя.

— … как я валяюсь на земле, героически пытаясь отсрочить момент своей отправки на небеса, — подхватил Анри нарочито шутливым тоном.

— Как вы понимаете, мне некогда было играть в благородство, — продолжила Жаклин. — Я выхватила шпагу и вонзила её в спину этому бродяге. Клинок проткнул его насквозь и вышел возле самого сердца. После такого удара смерть наступает почти мгновенно, но Анри клянётся, что убийца ещё пытался дотянуться до его горла, пока он не скинул его с себя.

— Именно поэтому я считаю, что это не могло быть обычной попыткой ограбления, — убеждённо сказал Анри. — Грабители не нападают на мужчин, вооружённых шпагами, по крайней мере, не в одиночку. И грабители закрывают своё лицо масками или шарфами, а у этого лицо было открыто. Нет, он хотел убить меня, именно меня!

— Вы рассказали об этом кому-нибудь? — после длительного молчания спросил Леон.

— Мы решили, что чем меньше человек знает об этом, тем лучше, — ответил Анри, переглянувшись с женой. — В тот вечер мы с Жаклин добрались до дома, я привёл себя в порядок, а на следующее утро мы всё рассказали Раулю и Анжелике. Тела бродяги наутро в том переулке уже не было — не хочу знать, куда его утащили и что с ним сделали. Мы не могли выяснить, кто он и откуда, но решили, что за этим стоит Туссак.

— А что это за история с Симоном д’Ошенье, убитым на дуэли? — протянул Леон, опустив голову и глядя на пыль, выбиваемую копытами медленно идущей лошади.

— Пожалуй, об этом больше всего знает Жаклин, — после паузы ответил Рауль, покосившись на дочь д’Артаньяна. — Она, так сказать, получила сведения из первых уст.

— Прежде всего я попрошу вас никому не рассказывать об этом, — она выпрямилась в седле. — Здесь замешана одна дама, которая серьёзно пострадала. Мне удалось вытянуть из неё правду, но под большим секретом, и она сама толком не знает, в чём правда. Она рассказала это мне и вряд ли расскажет кому-нибудь из вас, поэтому бесполезно просить о встрече с ней.

— Понял, — кивнул Леон. — Мне знакома эта дама?

— Имя Констанс Бланш вам о чём-нибудь говорит?

— Констанс Бланш? — он прищурился, перебирая в памяти лица и имена. Вскоре перед его внутренним взором всплыло лицо изящной блондинки с длинными чёрными ресницами, родинкой над верхней губой и соблазнительной лебединой шеей. — Мадам Бланш, жена члена парламента?

— Она самая, — кивнула Жаклин. Леон невольно хмыкнул, вспомнив, какие слухи окружали имя этой дамы. Поговаривали, что муж с женой уже давно не делят супружескую постель: мужа часто замечали в обществе молоденьких певичек и танцовщиц, а жена покровительствовала не менее молодым певцам и актёрам. Последним её увлечением считался синьор Бартоломео Тоцци, который около года назад уехал в Италию, чтобы выступать перед самим папой римским.

— Она, кстати, побывала в Англии почти в то же самое время, что и мы, столкнулась с братом д’Олива и его монахами и осталась жива, — продолжала удивлять Жаклин. — Д’Олива принял её за любовницу Мазарини и едва не утопил возле мельницы, но быстро выяснил, что она в Англии встречалась с другим итальянцем, и отпустил её, приказав молчать. Впрочем, не в её интересах было рассказывать о своих приключениях в Англии.

— Надо же, — Леон даже развеселился, вообразив, что кто-то всерьёз мог посчитать гордую красавицу Бланш любовницей низенького толстого Мазарини, седеющего, лысеющего и жутко вредного. — Что ж, ей крупно повезло!

— А потом так же крупно не повезло, — вздохнула Жаклин. — Муж её в очередной раз был в отъезде, и Констанс закрутила роман с Симоном д’Ошенье. Бедный юноша так влюбился, что всё порывался вызвать её мужа на дуэль, сделать Констанс вдовой, а потом жениться на ней. Примерно в то же самое время в Париже появился Виктор Туссак и сразу положил на неё глаз. Как-то около полуночи он навестил её в её доме, и они провели вместе ночь…

— Вот так сразу? — не сдержался Леон. Жаклин бросила на него огненный взгляд.

— Дослушайте сперва, что я скажу! Констанс потом призналась мне, что плохо помнит случившееся. Туссак приехал к ней под предлогом, что у него какие-то дела с её мужем, и сначала был очень учтив, но потом… Она не помнила, что произошло, но Туссак каким-то образом принудил её к близости. Одурманил чем-то, что подсыпал в вино, как думает она, или околдовал, как считаем мы. Констанс, разумеется, никому об этом не рассказала — у неё и так не самая лучшая репутация, а если ещё узнают, что она поздно ночью принимала у себя мужчину… — Жаклин покачала головой. — Если женщина изменяет мужу, пусть даже и с его согласия, кое-кто считает, что она готова спать с любым мужчиной, заявившимся к ней домой. И Виктор Туссак явно из тех, кто считает так.

— Потом она, видимо, всё же призналась Симону д’Ошенье, — тихо добавил Анри. — И Симон, взбешённый, тут же вызвал Туссака на дуэль. Тот принял вызов… и победил. И теперь Симон мёртв, мадам Бланш обесчещена и унижена…