Волшебство на грани 2 - Анастасия Калямина

- Прохор, ты уверен, что можешь? - обеспокоенно спросил Зольтер, да и я не был уверен, что отец справится. Он же ранен проклятым кинжалом и вообще еле держится в сознании!

- Ну не помирать же им здесь от голода взаперти, - буркнул мой отец, хватаясь за перебинтованную рану и морщась. Ему не хотелось, чтобы жители оказались в ловушке собственной системы защиты, тем более, если он - единственный их шанс выбраться оттуда.

Мой отец не видел, с кем Зольтер стоял по ту сторону барьера, но ему очень хотелось разглядеть. Он верил.

- Хорошо, - согласился старик Игнар, да у него и выбора не было.

Он откашлялся, и сообщил, выпрямив свою осанку:

- Вы должны положить свои ладони на преграду, а потом повторять за мной.

Зольтер с Прохором Мылченко сделали так, как он сказал: положили ладони на барьер, казавшийся им сделанным из стекла, затем стали бормотать какие-то непонятные слова, которые старик говорил очень быстро, он учил их всю жизнь, чтобы это когда-нибудь пригодилось. Защитный барьер начал растворяться, затем и вовсе исчез, свечение погасло.

- Семён, мальчик мой! - воскликнул отец, но у него уже не оставалось сил на дальнейшие действия, и мужчина рухнул на мостовую.

***

Жители деревни, оказавшись свободными от своего защитного барьера, сначала не решались выйти за пределы площади, толпясь и ничего не понимая. Но, когда мы сказали, что опасаться им больше нечего, все же, они нашли в себе смелость пойти оценивать ущерб от набега татголов.

Моего отца мы с Зольтером перенесли к одной из лавок площади, Карси с Тюбенцием (который был несказанно рад её возвращению), смахнули с прилавка лежащие там деревянные безделушки ручной работы, и мы взгромоздили на прилавок Прохора, который не приходил в сознание.

- Снятие барьера далось ему тяжело, - вздохнул Зольтер. - Семён, твой отец...

Он уже хотел рассказать мне про его ранение, про проклятие, про то, что надежды на то, что Прохор выживет, уже нет. Он потерял много сил.

- Я знаю, - я не дал Зольтеру закончить.

- Но, откуда? - не понял эльф.

- Это не важно, но мы можем его исцелить.

Я был уверен в том, что у нас получится. Беспокоиться было не о чем, вода из Озера может вылечить что угодно. Зольтер посмотрел на меня, потом на отца, ему было интересно, что же я такое придумал и почему знаю, что это сработает.

Карси передала мне кувшин и взяла крышку. Попросив Зольтера открыть рану отца, я смотрел, как тот расстегивает ему рубашку и убирает окровавленную перевязь, разрезав вынутым из кармана перочинным ножиком. Рана выглядела ужасно, плоть по краям начинала чернеть, кожа вокруг неё вздулась и опухла.

- Это кто же его так ранил? - Карси было жалко Прохора Платоновича, она представила, как тот, должно быть, мучился от сильной боли.

Я поднёс кувшин к ране, наклонил его, роняя несколько светящихся капель. Капли впитывались. Ранение начало затягиваться, словно кто-то проводил по нему стирательной резинкой, разрезанные кожные покровы соединялись, а сама кожа приобретала более здоровый вид.

Через несколько мгновений от страшной проклятой раны не осталось и следа, даже шрама.

- Семён, может, эта вода поможет еще кому-нибудь в деревне? - предложила Карсилина, озираясь по сторонам.

Раненых и обожженных действительно было много, некоторые лежали посреди площади, и не было понятно, живы ли они, некоторые корчились, стонали, кто-то просто терпел с мученическим выражением лица, у других были повреждены конечности, кто-то не мог ходить из-за того, что лишился ноги.

- Конечно, Карси, а еще можно использовать мою магию, - я с улыбкой согласился. Этим людям нужно было лечение.

В это время мой отец пошевелился, поморщился и дотронулся рукой до своей головы. Затем Зольтер помог ему присесть:

- Выглядишь ты гораздо лучше, - заметил эльф.

- Что это было? Я... я здоров? - похоже, отец этому факту сильно удивился. Он больше не чувствовал сильной боли в животе, не чувствовал головокружения, сонливости, ему легче дышалось.

- Как видишь, - кивнул Зольтер. - Скажи спасибо своему сыну.

При этих словах Прохор Платонович расширил глаза от удивления, а уголки его губ дрогнули:

- Семён жив? Действительно жив?..

- Ну да, Кари спасла его, этот поход оказался не таким уж и безнадёжным. Смотри сам, - и эльф, чуть повернувшись и отойдя с ракурса, указал на меня.

Я использовал свои целительные навыки, склонился над мужчиной, получившим серьезные ожоги, излучая ладонями лечебный фиолетовый свет, который залечивал его ужасные вспузыренные волдыри. Карси ходила с кувшином и делилась каплями воды из Озера Вечной жизни, поднимая на ноги тех, кто находился при смерти. Тюбенций просто стоял неподалёку и хлопал глазами.

Прохор Мылченко, без лишних слов, вскочил на ноги и бросился ко мне, случайно оттолкнув Зольтера. Но тот, и не думая обижаться, потер ушибленное плечо, не переставая смотреть в нашу сторону.

- Сёмен! Сынок! Ты живой! - отец подбежал ко мне, я выпрямился и обернулся, тут же угодив в его крепкие объятия.

- Ты тоже, - чувствуя себя неловко, я пытался пошевелить руками, но не выходило. Он стиснул меня так крепко, что было трудно дышать.

Зольтер, тем временем, прикрыл рот ладонью и подавил громкий смешок, изобразив приступ неконтролируемого кашля.

- Я боялся, что никогда тебя больше не увижу, - признался Прохор, не ослабляя объятий. Казалось, еще чуть-чуть, и расплачется от счастья.

- Всё обошлось, если, конечно, ты не решил меня задушить, - прохрипел я в ответ.

Он смутился и выпустил меня из своих объятий, затем почесал свой затылок:

- Прости, я был неправ, что не считался с тобой и думал, что всё выдумываешь, - ему было нелегко озвучивать это, задвигая свою гордость в самый дальний угол. - Карсилина оказалась жива, и это правда.

- Отец, я не обижаюсь. Любой на твоём месте счел бы это безумием. И вообще, это я должен просить прощения, но ты ведь понимаешь, что я не мог поступить по-другому, мне нужно было найти Карси.

- Мой глупый сын, - произнес Прохор Мылченко, и потрепал меня по голове своей большой шершавой ладонью.

Наступила пауза, во время которой отец посмотрел в сторону Карсилины, которая капала целебную воду низенькой женщине на кровоточащий обрубок руки, и тот начал покрываться кожей. Женщина плакала, она не могла смириться с тем, что потеряла руку, дом, мужа, который погиб под одним из огненных снарядов из катапульты татголов. Она говорила о своей беде Карсилине, а та пыталась её успокоить.

- ...у меня больше ничего не осталось, - причитала бедняга.

Прохор Мылченко перевёл взгляд на меня и сказал серьезным тоном: