Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни - Эмиль Золя

Мужчины были растроганы.

— Я-то наверняка ничем ее не обижу, — сказал Шанто.

— Она прелестна, — добавил Лазар. — Я уже полюбил ее.

Матье, почуяв во сне запах чая, вскочил и снова положил свою большую голову на край стола. Минуш потягивалась и, зевая, выгибала спину. Все проснулись, и кошка стала обнюхивать засаленный переплет с пачкой ценных бумаг. Взглянув на Полину, Шанто увидели, что ее широко раскрытые глаза устремлены на бумаги, на старую приходо-расходную книгу, которую она вдруг увидела здесь.

— О! она прекрасно знает, что в ней, — сказала г-жа Шанто. — Не правда ли, милочка? Я уже показывала тебе их там, в Париже… Это то, что тебе оставили твои бедные папа и мама.

Слезы потекли по щекам девочки. Она снова переживала свое горе и плакала, но это уже походило на недолгие весенние ливни. Через минуту она смеялась сквозь слезы, забавляясь с Минуш, которая долго обнюхивала бумаги, вероятно привлеченная запахом сала, а потом снова принялась переступать с лапки на лапку и мурлыкать, крепко ударяясь головой об уголки папки.

— Минуш, перестань! — воскликнула г-жа Шанто. — Разве деньги — это игрушка!

Шанто смеялся, Лазар тоже. Возбужденный Матье, стоя у края стола, пожирал горящими глазами бумаги, видимо приняв их за лакомство, и лаял на кошку. Стало шумно, все развеселились. Полина, придя в восторг от этой игры, схватила Минуш в объятия и стала баюкать и ласкать ее, как куклу.

Боясь, что девочка снова заснет, г-жа Шанто заставила ее сейчас же выпить чаю. Затем она позвала Веронику.

— Принеси нам свечи… Мы заболтались, и никак не соберемся спать. Подумать только, уже десять часов! Я сама чуть не уснула во время обеда!

Но из кухни донесся мужской голос, и г-жа Шанто спросила служанку, принесшую четыре зажженных свечи:

— С кем это ты там беседуешь?

— Сударыня, это Пруан… Он пришел сказать хозяину, что внизу неладно. Видать, прилив все крушит.

Шанто в свое время пришлось согласиться быть мэром Бонвиля, а пьянчуга Пруан, служивший сторожем у аббата Ортера, исполнял в мэрии обязанности письмоводителя. Он получил чин во флоте и писал не хуже школьного учителя. Когда его позвали, он вошел, держа в руках вязаную шапку, с его куртки и сапог ручьем стекала вода.

— Ну, в чем дело, Пруан?

— Сударь, на этот раз снесло дом Кюша… Теперь, если так будет продолжаться, на очереди дом Гонена… Все мы собрались там: Турмаль, Ултар, я и другие. Но чего вы хотите? Разве совладаешь с морем, с этой стервой, так уж повелось, что каждый год она у нас отхватывает кусок земли.

Наступило молчание. Четыре свечи горели, высоко взметая язычки пламени, слышно было, как эта стерва — море обрушивается на берег. Теперь прилив достиг предела, весь дом дрожал от налетающих валов. Громкие залпы через определенные интервалы походили на пальбу из гигантских орудий, а в промежутке треск гальки, катящейся по скалам, напоминал непрерывную пальбу из ружей. Среди оглушительного грохота слышалось жалобное завывание ветра, порою ливень усиливался и словно осыпал стены дома градом свинца.

— Просто светопреставление, — прошептала г-жа Шанто. — А где же будут жить Кюши?

— Надо бы дать им приют, — ответил Пруан. — А пока они у Гоненов… Если бы вы только видели их! Трехлетний малыш промок до нитки, мать осталась в одной исподней юбке, чуть ли не нагишом, уж не взыщите, сударыня! А отцу, который порывался спасти свой жалкий скарб, балкой чуть не раскроило череп!

Полина встала из-за стола. Повернувшись к окну, она серьезно, как взрослая, прислушивалась к разговору. Доброе личико ее выражало волнение и горячее сочувствие, пухлые губы дрожали.

— О, тетя, какие они несчастные!

И она пыталась проникнуть взглядом в эту черную пучину, в эту кромешную тьму. Слышно было, что вода уже достигла дороги, что море уже там, вздувшееся, разъяренное, но его по-прежнему не было видно, словно оно затопило черными волнами маленькую деревеньку, скалы, береговые утесы, весь горизонт. Девочка стояла в горестном изумлении. Может ли быть? Это море, которое казалось ей таким красивым, ринулось на землю!

— Я пойду с вами, Пруан, — воскликнул Лазар. — Может, понадобится моя помощь.

— Да, да, кузен! — прошептала Полина, восторженно глядя на него.

Но Пруан покачал головой.

— Нет нужды вам беспокоиться, господин Лазар. Вы не сделаете больше, чем наши ребята. Мы стоим там и смотрим, как оно разрушает наши дома, а когда ему надоест, что ж! Еще придется благодарить… Я просто хотел сообщить господину мэру.

Вдруг Шанто рассердился; он устал, а эта история испортит ему всю ночь, да и завтра хлопот не оберешься.

— Ну можно ли было выбрать более дурацкое место для деревни! — воскликнул он. — Прямо в волны влезли! Не удивительно, что море заглатывает ваши дома один за другим… И зачем только вы торчите в этой дыре! Нужно уходить.

— Куда? — спросил Пруан, изумленно слушая его. — Здесь мы родились, здесь мы и останемся… Надо же где-нибудь жить.

— Это верно, — подтвердила г-жа Шанто. — И потом здесь или чуть повыше, все равно от беды не уйдешь. Мы идем спать. Спокойной ночи. Утро вечера мудренее.

Пруан поклонился и вышел; слышно было, как Вероника запирала за ним дверь на засов. Каждый держал в руке подсвечник, напоследок еще раз приласкали Матье и Минуш, которые спали вместе на кухне. Лазар собрал свои ноты, а г-жа Шанто зажала под мышкой пачку бумаг в старом переплете приходо-расходной книги. Она прихватила также отчет Давуана, забытый мужем на столе. Эта бумажка разрывала ей сердце, незачем ей валяться на виду.

— Мы идем наверх, Вероника, — крикнула она. — Уже поздно. Ты не будешь больше топтаться?

И так как из кухни донеслось лишь ворчание, она продолжала, понизив голос:

— Что это с ней? Ведь я не грудного младенца привезла.

— Не обращай на нее внимания, — сказал Шанто. — Ты знаешь, на нее иногда находит блажь… Ну, все в сборе? Тогда спокойной ночи.

Шанто спал на противоположном конце коридора, в бывшей гостиной первого этажа, превращенной в спальню. Когда он не мог вставать, его легко было перевозить в столовую или на террасу в кресле на колесиках. Он отворил свою дверь и с минуту постоял; ноги у него онемели, приближался приступ, который еще накануне предвещали одеревеневшие суставы. Да, напрасно он ел паштет. Теперь это приводило его в отчаяние.

— Спокойной ночи, — повторил он жалобным тоном. — Вам-то удастся заснуть… Спокойной ночи, детка. Отдыхай, в твоем возрасте хорошо спится.

— Спокойной ночи, дядя, — сказала Полина, целуя его.

Дверь закрылась. Г-жа Шанто пропустила девочку вперед. Лазар следовал за ними.

— Уж меня-то сегодня не придется баюкать, — заявила мать. — Этот гул усыпляет меня, я к нему привыкла… Право, в Париже мне не хватало его, я люблю, чтобы меня чуть укачивало в кровати.

Все трое поднялись на второй этаж. Полину, которая очень прямо держала свой подсвечник, забавляло это восхождение гуськом, со свечами в руках; от колеблющегося пламени на стенах плясали тени. На площадке она остановилась в нерешительности, не зная, куда ее ведет тетя, и та легонько подтолкнула девочку.

— Иди сюда… Вот комната для гостей, а напротив моя… Зайди-ка на минутку, я хочу тебе что-то показать.

Это была комната, обитая желтым кретоном с зелеными разводами, очень скромно обставленная мебелью красного дерева: кровать, шкаф, бюро. Посредине на красном коврике стоял круглый столик на одной ножке. Г-жа Шанто осветила все уголки, потом подошла к бюро и подняла крышку.

— Подойди-ка поближе, гляди, — сказала она.

Она выдвинула один из ящиков и со вздохом положила туда злополучный отчет Давуана. Затем освободила другой ящик повыше, вытащила его и перевернула вверх дном, чтобы вытряхнуть завалявшиеся крошки и положить туда бумаги в присутствии девочки, которая с интересом смотрела на нее.

— Видишь, где они будут лежать? Совсем отдельно… Хочешь, положи сама?

Полина покраснела, ей вдруг стало стыдно, хотя она не смогла бы объяснить почему.

— Что вы, тетя, не надо.

Но старый переплет уже был у нее в руке, и девочке пришлось подчиниться; Лазар, высоко держа свечу, освещал ящик бюро.

— Теперь, — продолжала г-жа Шанто, — они в надежном месте, и будь спокойна, если бы мы даже умирали от голода… Запомни, первый ящик слева. Здесь они будут лежать до той поры, когда ты станешь взрослой девушкой и сможешь сама ими распоряжаться… А может, Минуш заберется сюда и захочет сожрать их?

Девочка расхохоталась, представляя себе, как Минуш открывает бюро и пожирает бумаги. От минутного смущения и следа не осталось, она шалила с Лазаром, который, чтобы позабавить ее, мурлыкал, как кошка, делая вид, что лезет в ящик. Он тоже хохотал от души. Но мать с торжественным видом опустила крышку бюро и энергично дважды повернула ключ.