Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник) - Робин Хобб

И наконец мы въехали в Олений замок – не вверх по извивающейся прибрежной дороге, а из поросших лесом гор. Снегопад немного уменьшился, потом прекратился совсем. Ночной ветер прогнал облака, и в свете ясной луны черные камни твердыни Видящих мрачно блестели на фоне моря. Желтые огни горели в оружейных башнях и у боковых ворот.

– Мы дома, – тихо сказал Баррич.

Мы съехали с последнего холма на дорогу и направились к главным воротам Оленьего замка. Молодой солдат стоял на посту. Он опустил пику, загородив дорогу, и потребовал назвать наши имена. Баррич откинул с лица капюшон, но парень не пошевелился.

– Я Баррич, главный конюший! – грозно сообщил ему Баррич. – Я состою здесь главным конюшим дольше, чем ты живешь на свете. Скорей уж мне следовало бы спросить тебя, что ты тут делаешь у моих ворот!

Прежде чем испуганный парень успел ответить, раздался грохот и из сторожевой будки выбежали солдаты.

– Это действительно Баррич! – воскликнул сержант караула.

Баррич мгновенно оказался в центре толпы. Все выкрикивали приветствия, смеялись и шумели, а мы с Хендсом сидели на своих усталых лошадях в стороне от общей суеты. Сержант, некто Блейд, по прозвищу Клинок, наконец прикрикнул на солдат, и они замолчали. Это было сделано прежде всего для того, чтобы он получил возможность высказаться.

– Мы не ждали тебя до весны, – заявил крепкий старый солдат, – и нам сказали, что вернуться может не тот человек, который уехал отсюда. Но ты неплохо выглядишь, вот оно как. Самую малость замерз и одет по-чужеземному, да пара новых шрамов прибавилась – но это все ж таки ты. Говорили, что ты сильно покалечен, а бастард так и совсем помер. Чума или отрава…

Баррич засмеялся и поднял руки, чтобы все могли полюбоваться на его горскую одежду. На мгновение я увидел Баррича таким, каким, по всей вероятности, видели его солдаты, – в лиловых стеганых штанах и высоких ботинках. Я уже не удивлялся, что нас остановили у ворот. Но продолжал удивляться дошедшим до замка слухам.

– Кто сказал, что бастард умер? – с любопытством спросил я.

– А кто спросил? – в свою очередь поинтересовался Блейд.

Он посмотрел мне в глаза, оглядел мою одежду и… не узнал меня. Но когда я выпрямился в седле, он отшатнулся. До сего дня я думаю, что он узнал Уголька и только поэтому понял, кто перед ним. Он не скрывал своего потрясения:

– Ф-фитц? От тебя меньше половины осталось. Ты выглядишь, как будто у тебя была бубонная чума.

Впервые я тогда осознал, насколько изменился для тех, кто знал меня раньше.

– Кто сказал, что я был отравлен или заболел чумой? – тихо повторил я.

Блейд вздрогнул и оглянулся через плечо.

– О, никто. Ну, никто конкретно. Знаешь, как это бывает? Когда ты не вернулся с остальными, кто-то предполагал одно, кто-то другое, и скоро получилось, что мы просто это знаем. Слухи, болтовня в караулке, солдатские пересуды. Мы думали, почему это ты не вернулся, вот и все. Никто не верил тому, что говорили. Мы сами слишком много слухов распустили, чтобы хоть немного верить другим. Мы просто удивлялись, почему это Баррич и Хендс так долго не возвращаются.

Он наконец заметил, что повторяется, и замолчал под моим спокойным взглядом. Я дал молчанию продлиться достаточно долго, чтобы все поняли, что я не намерен отвечать на этот вопрос. Потом, пожав плечами, я сменил тему:

– Ничего страшного. Не волнуйся, Клинок. Но можешь рассказать всем, что с бастардом еще не покончено. Чума или яд, вы должны были бы знать, что Баррич вылечит меня от чего угодно. Я жив и здоров. Я только выгляжу как труп.

– Ой, Фитц, парень, я не это имел в виду. Это просто…

– Я говорю, не волнуйся, Блейд. Что сказано, то сказано.

– Ну и ладно, сир, – согласился он.

Я кивнул и, поглядев на Баррича, обнаружил, что он странно на меня смотрит. Когда я обернулся, чтобы обменяться удивленным взглядом с Хендсом, то увидел в его глазах то же потрясение. Я не смог угадать причину.

– Что ж, спокойной ночи, сержант. Не брани своего человека с пикой. Он правильно сделал, что остановил чужеземцев у ворот Оленьего замка.

– Да, сир. Спокойной ночи, сир. – Блейд четко отсалютовал мне, огромные деревянные ворота распахнулись перед нами, и мы въехали в замок.

Уголек подняла голову, и усталость, казалось, слетела с нее. Лошадь Хендса за моей спиной тихо заржала, а кобыла Баррича фыркнула. Никогда прежде дорога от стены замка до конюшен не казалась мне такой долгой. Пока Хендс слезал с лошади, Баррич поймал меня за рукав и придержал. Хендс приветствовал сонного конюшего, который вышел нам навстречу.

– Мы довольно долго были в Горном Королевстве, Фитц, – негромко предупредил меня Баррич. – Там, наверху, никого не волнует, на какой стороне простыни ты родился. Но теперь мы дома. Здесь сын Чивэла не принц, а бастард.

– Понятно. – я был уязвлен его прямотой. – Я знал это всю жизнь. Жил с этим всю жизнь.

– Жил, – согласился Баррич. Странное выражение появилось у него на лице – улыбка, одновременно недоверчивая и гордая. – Почему же ты требуешь доклада у сержанта и раздаешь похвалы так шустро, как будто ты сам Чивэл? Я едва поверил, услышав, как ты разговариваешь, и увидев, как эти люди подчиняются. Ты даже не заметил, как они тебя слушали, ты даже не понял, что стал распоряжаться вместо меня.

Я почувствовал, как краска медленно заливает мое лицо. В Горном Королевстве все обращались со мной так, словно я настоящий принц, а не принц-бастард. Неужели я так быстро привык к этому высокому положению?

Баррич усмехнулся, глядя на выражение моего лица, потом посерьезнел.

– Фитц, ты должен снова стать осторожным. Не поднимай глаз и не вскидывай голову, как молодой жеребец. Регал воспримет это как вызов, а мы не готовы к вызову. Пока. Может быть, никогда и не будем.

Я мрачно кивнул и стал смотреть на затоптанный снег конюшенного двора. Я стал неосторожным. Когда я доложусь Чейду, старый убийца не будет доволен своим учеником. Мне придется ответить за это. Я не сомневался, что он узнает все о случае у ворот, прежде чем позовет меня.

– Не ленись. Слезай, мальчик, – прервал Баррич мои размышления.

Я вздрогнул от неожиданности и понял, что он тоже должен заново привыкать к нашему положению в Оленьем замке. Сколько лет я был конюшенным мальчиком и подопечным Баррича? Лучше всего будет, если все останется по-старому. Это избавит нас от пересудов на кухне. Я спешился и, ведя Уголька в поводу, последовал за Барричем.

Внутри было тепло и душно. Тьма и холод зимней ночи остались снаружи, за толстыми каменными стенами. Здесь был дом. Фонари горели желтым светом, и лошади дышали медленно и глубоко. Но по мере того как Баррич проходил мимо, стойла оживали. Ни одна лошадь или собака в конюшнях не осталась лежать, почуяв его запах. Главный конюший вернулся домой, и его тепло встретили те, кто знал его лучше всех. Два конюшенных мальчика вскоре шли за нами хвостом, без умолку пересказывая новости, касающиеся ястребов, собак или лошадей. Баррич был здесь полновластным хозяином. Он рассудительно кивал и задавал короткие вопросы, чтобы узнать все до мелочей. Его сдержанность пропала только тогда, когда из стойла на негнущихся ногах вышла его старая собака по кличке Рыжая. Он опустился на одно колено, чтобы приласкать и похлопать ее, а она извивалась, как щенок, пытаясь лизнуть его в лицо.

– Ну-ну, умница моя, – сказал он, поднялся и продолжил обход.

Рыжая пошла за ним по пятам, отчаянно виляя хвостом.

Я тащился сзади. Тепло отняло у меня последние силы. Один из мальчиков прибежал, оставил мне лампу, а потом поспешил прочь, вслед за Барричем. Я подошел к стойлу Уголька и отворил ворота. Она вошла, возбужденно и одобрительно фыркая. Я поставил фонарь на полку и огляделся. Дома! Конюшни были моим настоящим домом, они были роднее, чем комната в замке, чем любое другое место в мире. Стойло в конюшне Баррича, в безопасности его владений, где я был одним из его подопечных. Если бы я мог вернуть назад те дни, зарыться в солому и натянуть на голову лошадиную попону!

Уголек снова фыркнула, на этот раз с упреком. Она везла меня на спине долгие дни пути и заслужила того, чтобы о ней позаботились. Но каждая пряжка сопротивлялась моим онемевшим и усталым пальцам. Я стащил седло со спины лошади и чуть не уронил его. С уздечкой мне пришлось возиться бесконечно долго, и яркий металл пряжек мелькал у меня перед глазами. Наконец я зажмурился и предоставил своим рукам самостоятельно выполнять привычную работу. Когда я открыл глаза, рядом стоял Хендс. Я кивнул ему, и уздечка выпала из моих безжизненных пальцев. Он посмотрел на нее, но ничего не сказал. Вместо этого он налил Угольку свежей воды, насыпал ей овса и притащил охапку сладкого сена, в котором было много зелени. Я взял щетки Уголька, но Хендс забрал их из моих непослушных рук.

– Я сделаю, – сказал он тихо.

– Позаботься сперва о своей лошади, – возразил я.