Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу - Вячеслав Фомин

Остается в данном случае добавить, что Г.З. Байер в посмертно издан­ной статье «Происхождение Руси», рассмотрев все известные на то время свидетельства о руси, признал, что «россы приняли свое название не от скандинавов». От скандинавской природы происхождения имени «Русь» отказываются сейчас и самые активные сторонники норманизма. Так, А.Н. Кирпичников уже говорит, что уверенное соотнесение руси «со скан­динавами безоговорочно принять нельзя», и предложил понимать под ними особую группу торговцев, в которой могли быть представители раз­ных этносов: скандинавы, славяне, возможно, финны. «В целом, - за­ключает ученый, - термин русы имеет не этнический, а если можно так выразиться, геосоциальный смысл». Но летопись представляет варяж­скую русь не «этносоциальным» или «геосоциальным» термином, а на­родом, при этом конкретно указывая, в каком районе балтийского По­морья он проживал.

Часть VII

Этнос и Родина варяжской Руси в свете показаний источников

Глава 1

Отечественные и зарубежные письменные источники о родине и этносе варяжской Руси

Сводчики ПВЛ, трудившиеся над нею со второй половины X до на­чала XII в., не касались проблемы этноса и родины варяжской руси, са­мым деятельным образом участвующей с середины IX столетия в жиз­ни восточных славян. Для них этой проблемы просто не существовало, т.к. они, пояснял И.Е. Забелин, хорошо знали, о ком вели речь, поэтому не считали надобным входить в подробности, в свое время всем извест­ные, и в первую очередь, конечно, тем, кому был адресован их труд. Вместе с тем летопись, хотя нигде прямо не говорит ни о родине варяж­ской руси, ни о ее языке, в то же время дает исчерпывающую информа­цию по этим вопросам. В ее недатированной части граница расселения варягов на западе локализуется довольно четко: они сидят, пояснял лето­писец конца X в., по Варяжскому морю «ко въетоку до предела Симова, по томуже морю седять к западу до земле Агнянски...». Норманист М.П. Погодин в свое время установил, что летописец начинал «Симов предел» с Волжской Болгарии, а не с южных берегов Каспийского моря, как это обычно утверждалось в нашей историографии под влиянием ви­зантийских хроник. Земля же «Агнянска» - это не Англия, как ошибоч­но считают поныне, а южная часть Ютландского полуострова, на что впервые указали в XIX в. антинорманисты Н.В. Савельев-Ростиславич и И.Е.Забелин.

Еще И.Н. Болтин, следует заметить, сказал, что «англяне», названные летописью в перечне «варяжских» народов, «занимали те места, где ныне герцогство Шлезвикское, Стормаргия, Вагрия и некоторую часть от гер­цогства Мекленбургскаго и Лавенбургскаго: и по ныне в герцогстве Шлезвикском одна небольшая область... называется Англен или Ангелен». Но, по словам историка, летописец говорит не об этих англах, «а о живших в Швеции, в Смаландии и в Скании...». Показательно, что нор­манист В. Томсен, рассматривая приведенный летописный отрывок, так­же выразил сомнения в привязке «земли Агнянски» к Англии и задавался вопросом: «англичане или англы в Шлезвиге?». В юго-восточной части Ютландского полуострова обитали до своего переселения в Британию англо-саксы (отсюда «земля Агнянска» летописи, сохранившаяся в на­звании нынешней провинция Angeln земли Шлезвиг-Голштейн ФРГ), с которыми на Балтике долго ассоциировались датчане: даже во времена английского короля Эдуарда Исповедника (1042-1066) названия «англы» и «даны» смешивались, считались чуть ли не тождественными, а мифо­логическими родоначальниками датчан являются Дан и Ангул. С англо­саксами на востоке соседили «варины», «вары», «вагры», населявшие Вагрию. Именно они, как доказано историком А.Г. Кузьминым, и были собственно варягами. Затем варягами, о чем речь шла выше, стали на­зывать на Руси всю совокупность славянских и славяноязычных народов, проживавших на южном пббережье Балтики от польского Поморья до Вагрии включительно, а еще позднее - многих из западноевропейцев.

Полная ясность обстоит в ПВЛ и с языком варягов. Летопись, расска­зывая об основании ими в Северо-Западной Руси городов, носящих, на чем справедливо акцентирует внимание А.Г. Кузьмин, исключительно славянские названия - Новгород, Белоозеро, Изборск, тем самым гово­рит, что языком их общения был именно славянский, а не какой-то иной язык. Комментатор Сказания о славянской грамоте, привлеченного киев­ским летописцем в конце X в. и помещенного в ПВЛ под 6406 г., сло­вами, что «словеньскый язык и рускый одно есть...», «настойчиво под­черкивает славянское происхождение руси...». В НПЛ младшего извода под 854 г. читается, что «новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска», т.е. «от рода варяжьска» происходит, как отмечает А.Н. Са­харов, «не верхушка, не дружина, а именно «людье» - все новгородское население родственно варягам-руси». По мнению И.Е. Забелина и А.Г. Кузьмина, новгородцы, относя себя к потомкам варягов Рюрика, считали их славяноязычными. Фраза, что «новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска», дана новгородским летописцем, как он сам же подчеркивает, применительно к своему времени («до днешняго дни»), что указывает на начало XII, либо на вторую четверть XIII в., и здесь, конечно, нет и речи о том, что, как полагают норманисты, новго­родцы «от рода шведского», якобы являясь потомками «засадного», по характеристике А.А. Молчанова, норманского корпуса, до начала XI в. расквартированного на постоянной основе в Новгороде.

Политическая раздробленность русских земель резко сузила горизон­ты видения летописцами как настоящего, так и прошлого, и во многих случаях была «разорвана и связь времен». В результате чего разговор о варягах, ушедших в небытие вместе с Киевской Русью, потерял былую актуальность, а память о них начинает постепенно ослабевать. Серьезную проверку на прочность ей пришлось выдержать в страшный период на­шествия и владычества монголов, но при этом она не сотрется вовсе.

Процессы образования централизованного государства, подъем нацио­нального самосознания наших предков, устремленного в будущее, но произрастающего на осмыслении пройденного ими пути, вызвали у летописцев закономерное обращение к истокам своей государственности, у которых стояли варяги. Будучи хранителями и сберегателями истори­ческой памяти народа, в принципиальных вопросах которой, по их по­нятиям, не должно быть белых пятен, они напомнили соотечествен­никам родину варяжской руси - южное побережье Балтийского моря.

Впервые эта территория была названа в «августианской» легенде, по­вествующей, как «воевода новгородскы» Гостомысл перед своей кон­чиной созвал сограждан и сказал им: «Съвет даю вам, да послете в Прус­скую землю мудра мужа и призовите князя от тамо сущих родов римска царя Августа рода». Они же шедше в Прусскую землю и обретошя там некоего князя имянем Рюрика, сущя от рода римска царя Августа...». Считается, что в основе легенды лежит «Послание Спиридона-Саввы», созданное, по И.Н. Жданову, в последнем десятилетии XV или в начале XVI в., по С.В. Думину и А.А. Турилову на рубеже этих столетий, по Р.П. Дмитриевой и А.Л. Гуревичу в 10-х - начале 20-х гг. XVI века. Я.С. Лурье полагает, что уроженец Твери и бывший митрополит Литвы Спиридон-Савва переписал рассказ о происхождении владимирских и тверских князей из какого-то тверского сборника, составленного в первой половине XV в., когда шла феодальная война в рамках московского пра­вящего дома и когда тверской великий князь Борис Александрович вы­двигал свои претензии на общерусскую власть. Ныне больше принята точка зрения Дмитриевой, согласно которой «Послание» было написано по заказу правительственных кругов Василия III между 1511-1521, а первая редакция официального «Сказания», вобравшая в себя основные идеи «Послания», относится к периоду до 1533 года. В 1984 г. исследо­вательница уточнила, что первая редакция была составлена не позднее 1527 г. «Сказание о князьях владимирских» И.П. Еремин датировал второй половиной XV в. (не ранее 1480 г.). Имеются факты, подтвер­ждающие это мнение и показывающие, что «Сказание» бытовало в ука­занное Ереминым время. Только исключительно под его влиянием в некоторые общерусские летописные своды конца XV - начала XVI в. были внесены изменения в той части ПВЛ, где говорится о расселении славян и где появляется фигура Гостомысла. Так, в сокращенных лето­писных сводах 1493 и 1495 гг., сводах 1497 и 1518 гг. сообщается, что «словене же пришедше с Дуная, седоша около озера Ильмеря и прозва­шася своим именем, и сделаша град, и нарекоша и Новъград, и посадиша и старейшину Гостомысла».

Появление «августианской» легенды было продиктовано притязания­ми России на равное место среди европейских держав. Но равность им вытекала из равности исторического начала, поэтому родословная мос­ковских великих князей была возведена, что тогда было в порядке ве­щей, к Августу «кесарю», наиболее почитаемому европейскими монарха­ми из всех правителей древности. По причине того, объясняют наши книжники, что «при нем бысть... Рожество Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа», в связи с чем и династия Рюриковичей «не худа же рода бяху и не незнаема, но паче преименита и славна римскаго кесаря Ав­густа...». К тому же в лице Августа, отмечал И.Н. Жданов, «сходилось все величие былого, от него же разошлась власть и сила по отдельным странам; ставленники Августа сели и в Египте, и в Сирии, и на берегах Истра, и там, где обитают угры, и на побережье Вислы». Как подчер­кивает С.В. Перевезенцев, «удревление генеалогии московских государей на максимально возможный срок позволяло рассматривать историю самой России как часть общемировой истории, в которой Россия зани­мает самое достойное место». Естественно было ожидать, что русские книжники, установив «родство» Рюрика с римским императором, свя­зали бы его, как это проделали, например, молдаване и литовцы с ро­доначальниками своих династий, непосредствен но с самим Римом. Но наши мыслители, отступив от принятых канонов, вывели Рюрика не из Рима, не из Италии, а с Южной Балтики, которая во времена могущества «вечного города» находилась далеко на периферии мировой истории и ничем в ней не отметилась.