Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента - Гуревич Анатолий Маркович

Можно было слышать среди бельгийцев и французов и такие предположения, что в определенных существующих кругах в Великобритании и Франции имеет место стремление столкнуть фашистскую Германию с большевистской Россией. Они, опираясь на опыт крупных промышленников и финансистов Германии, видели в фашизме меньше опасности, чем в большевистской России и ее сторонниках.

Именно в последние месяцы, предшествовавшие началу действительной агрессии Гитлера на Западе, я все чаще слышал имена сенатора Лаваля и якобы поддерживающего его политику посла Франции в фашистской Испании маршала Петэна. Часто высказывалось мнение, что они и примкнувшие к ним круги политиков и промышленников являются сторонниками и инициаторами капитуляции перед Гитлером.

Мне лично случайно удалось увидеть в Париже Пьера Лаваля. Он подъехал на машине к одному из домов на Елисейских полях. В этом доме помещалась фирма с мировой известностью, занимающаяся созданием дамской моды. Пьер Лаваль был скромно одет в темно-синий, а быть может, даже в черный костюм, сейчас я уже этого не помню. И тут я увидел на нем белый галстук. По словам смеявшихся французов, белый галстук был странным увлечением этого видного сенатора. Тогда я еще не мог себе представить, какова будет роль, отведенная Пьеру Лавалю в истории Франции.

Не мог я себе представить, какова будет роль, принадлежащая маршалу Анри Филиппу Петэну. Вынужден признаться, что в то время я не придавал должного внимания слухам о том, что маршал Петэн, находясь в должности посла Франции в фашистском франкистском Мадриде, сдружился с послом Германии Эбергардом фон Шгорером, и эта предвоенная дружба двух послов сохранилась и в период начавшейся в результате гитлеровской войны.

Возможно, я и Отто пропустили в бельгийских газетах сообщения о выступлении Гитлера в Данцинге в сентябре 1939 г., вскоре после нападения и завоевания Польши. Об этом выступлении я лично услышал от моего «друга», владельца «Селект скул». Как-то в разговоре со мной он упомянул, что якобы Адольф Гитлер, выступая в Данцинге, заявил, что он не стремится к развязыванию военных действий против Великобритании и Франции. Он предупреждал, что это его нежелание должны хорошо понимать и правительства этих стран.

Мы не знали, откуда об этом выступлении Гитлера узнал мой собеседник, но впоследствии стало известно, что с подобными предупреждениями Гитлер выступал неоднократно на разных уровнях и, больше того, это вошло и в различные заверения фашистской дипломатии.

США, хотя официально объявили о своем нейтралитете в отношении разыгравшихся в Европе событий, в действительности тоже предпринимали определенные шаги, направленные на достижение примирения между Великобританией, Францией и Германией.

В это время Бенито Муссолини, глава итальянской фашистской партии, еще не заявлял в открытую о своей позиции в отношении войны.

Мне казалось, что все усиливавшиеся разговоры о возможном нападении фашистской Германии на Запад обязывают меня попытаться установить, что предпринимается в Бельгии на случай агрессии со стороны Германии. В этих целях я довольно часто в компании моих «друзей» совершал прогулки по Бельгии, и даже «случайно» мы оказывались в районах, расположенных вблизи границы с Германией. Нигде нам не удавалось заметить какую либо напряженность, повышенную боевую готовность войсковых частей.

Подобное же положение я наблюдал в моих поездках в Нидерланды и Люксембурге.

Меня крайне поражало только то, что многие бельгийцы высказывали свое удивление политикой, проводимой королем Леопольдом III и его правительством, которые якобы всячески продолжали отклонять настойчивые предложения Франции и даже Великобритании, предусматривающие ввод на ее территорию их воинских подразделений для подкрепления бельгийской армии. Многие, очень многие из моих собеседников вспоминали, как в Первую мировую войну их страна оказалась в центре кайзеровского военного плана Шлифера, предусматривающего прорыв немец кой королевской армии на Запад. Многие высказывали сомнения в той части, которая касалась невозможности использования этого плана в настоящих условиях. Были и такие, которые указывали на то, что этот план, возможно в несколько измененном виде, будет все же применен и гитлеровским военным командованием. Хочется особо подчеркнуть, что для исключения подобной возможности ни у кого не было достаточно веских оснований.

Часто встречаясь с Отто, мы неоднократно обсуждали все это. Иногда в разговоре принимал участие и Андре. При обсуждении вопроса о возможности прорыва немецких войск в Бельгию и ее оккупации у собеседников все в большей степени появлялась тревога по поводу того, что будет с «крышей» и членами нашей бельгийской резидентуры. Явно чувствовалось, что эти вопросы были крайне неприятны для Отто.

У меня крепло убеждение, что Отто должен не в меньшей степени испытывать тревогу и за то, что он допускал крупнейшие ошибки и в ряде случаев прямую дезинформацию «Центра» по весьма важным вопросам. В то же время мне казалось, что Андре, несмотря на то что являлся ближайшим и давнишним другом Отто, не понимал до конца, что волнует Отто.

Невольно вспоминались мои беседы в «Центре», в том числе и о «крыше», созданной, как нам было известно, именно Отто. Тогда подчеркивалась ее надежность и уже положительное использование. Возникаю у меня и сомнение в той части, которая касалась возможности возникновения второй мировой войны. Ведь именно в «Центре» он узнал, что бельгийская резидентура на случай развязанной фашистами войны на Западе должна служить надежной организацией связи наших резидентур с «Центром». Неужели «Центр» не мог предвидеть неизбежность фашистской оккупации Бельгии, а также возникновения военного союза между Францией, Великобританией и Бельгией? Ведь предвидя эту возможность, соответствующие сотрудники «Центра» должны были усомниться в правильности выбора «сапог» для легализации Отто и Андре. Они должны были знать, что в соответствии с этими «сапогами» Андре мог быть привлечен к ответственности за отказ от своих обязанностей при мобилизации, объявленной французским правительством. По паспорту он был французом, в возрасте, не дающем права уклониться от своих обязанностей. Что же касается Отто, канадского гражданина, то и ему угрожала опасность привлечения к ответственности. Ведь всем было хорошо известно, что в армию Великобритании были включены и граждане Канады.

В части надежности «крыши» «Центр» мог, закономерно доверяя Отто как резиденту, верить его донесению. Я мог предвидеть, что Отто не докладывал в Москву о том, что «крыше» угрожает не только опасность на случай фашистской оккупации Бельгии, но и полнейший крах, как базирующейся на фирме, принадлежащей евреям.

Постепенно я убеждался все больше и больше в том, что в нашей резидентуре почти нет представляющих интереса разведчиков. Мои встречи с членами резидентуры все продолжались и расширялись. Мы встречались довольно часто с такими ее членами, как Боб, Мальвина, Сапожник и другими. Тогда я не знал еще, что между Отто и почти всеми, кого он считал членами нашей резидентуры, существовала давнишняя дружба, начавшаяся еще в Палестине или в других странах в сионистских кругах. Тем не менее, у меня все чаще появлялась мысль, что по каким-то причинам он просто-напросто стремится оказывать им постоянную денежную помощь за счет средств, отпускаемых советской разведкой. Однако высказать свое мнение Отто я еще не решался, а лично принять меры к пресечению ни на чем не обоснованных затрат «Центра» я не мог.

Еще находясь в Швейцарии, а затем и вернувшись в Бельгию, я все чаще слышал о надвигающейся опасности. Временами совершенно неожиданно для меня курсировали слухи о возможном захвате гитлеровцами Дании. Невольно вспоминались мои беседы в пансионате с офицером датской армии, который высказывал мнение, что в самом начале военных действий на Западе Германия или Великобритания захотят захватить Данию.

Действительно, 9 апреля 1940 г. германские войска вторглись в Данию, несмотря на подписанное еще 31 мая 1939 г. обязательство о ненападении. Без сопротивления Кристиан X, король Дании, счел необходимым капитулировать, признав свою страну побежденной, в подтверждение решения короля вооруженные силы Дании не оказывали агрессорам сопротивления.