Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента - Гуревич Анатолий Маркович

Надо признаться, что в это время было еще трудно поверить в то, что в ближайшее время кончится «странная война» на Западе и начнутся активные военные действия. Правда, можно было слышать даже в малокомпетентных кругах бельгийцев недоумение по поводу того, что Великобритания и Франция, зная, что Германия еще не полностью, но все же в достаточно значительной степени сконцентрировала свои вооруженные силы на Западе, в том числе и на границах Франции, Бельгии, Нидерландов, не предпринимают военных действий против нарушителя мира. В различных сообщениях по радио и в прессе муссировалась мысль, что Великобритания и Франция во многом превосходят в военном отношении фашистскую державу. Некоторые опасения у многих французов, с которыми мне приходилось встречаться теперь и раньше, то есть когда я возвращался из Испании домой, вызывали два фактора.

Во-первых, как поступит граничащая с Францией ставшая фашистской Испания? Ведь в Первую мировую войну Франция, уверенная в своих добрососедских отношениях с Испанией, могла все свои вооруженные силы направить против кайзеровской Германии. Возникал вопрос: а что будет сейчас? Видимо, Франции следует на этой границе тоже держать свои войска, гарантирующие неприкосновенность государства. Во-вторых, высказывались сомнения и в части политики Муссолини. Существовало опасение, что Италия, а вместе с ней Германия и Португалия смогут блокировать Гибралтарский пролив и тем самым обеспечить свое господство в Средиземном море. Это могло привести к тому, что Франция и Великобритания лишатся безопасных коммуникаций со своими колониальными владениями не только непосредственно через Средиземное море, но и через Суэцкий канал.

Совершенно неожиданно в мою дверь позвонили. Поинтересовавшись, кто это, услышал голос Зингера-старшего, отца Маргарет Барча. Я с удивлением открыл дверь. У входа стояли Зингер и его сын. Они попросили разрешения войти. Естественно, учитывая сложившиеся между нами добрососедские отношения, я пригласил их пройти в гостиную, предложил кофе и, получив согласие, тут же его приготовил.

Уже за чашкой кофе Зингер-отец обратился ко мне с вопросом: «Винсенте, вы собираетесь долго оставаться в Бельгии, не боитесь ли вы начала войны?» Немного задумавшись, я вскоре ответил: «Мне, как гражданину Уругвая, ничего не угрожает. Кроме того, я связан с рядом фирм и могу предполагать, что им тоже ничего не угрожает. Больше того, я еще не потерял веры в то, что учеба в университете в Брюсселе и мои деловые отношения могут быть мне достаточно полезными».

После моего ответа я узнал многое, правда, еще далеко не полное об их семьях. Впервые услышал, что они евреи, именно это в свое время заставило их эмигрировать из Чехословакии. Узнал я и то, что жена брата Маргарет является чистокровной немкой. Более подробно они рассказали о том, как умер Эрнест Барча.

О смерти Эрнеста Барча я уже знал от самой Маргарет. Из разговора с ее отцом и братом мне стали известны некоторые подробности. Маргарет была моложе своего мужа на семнадцать лет. Он венгр по национальности, приехал на отдых в Чехословакию, где они и познакомились, а вскоре, полюбив друг друга, поженились. Ей не было тогда еще и двадцати лет. В 1932 г. у них родился сын, которого они назвали Рене. Семья была очень хорошей, они любили друг друга, жили дружно и вполне обеспеченно. Он был почти миллионером. По уже указанным причинам три семьи эвакуировались в Бельгию.

15 марта 1940 г., то есть в то время, когда я находился в Швейцарии, Эрнест, как всегда, играл с соседями в карты и уже довольно поздно ночью вернулся к себе и лег спать. Совершенно неожиданно он скончался. Врачи определили, что у него произошла закупорка сосудов.

После этого вступления мои гости перешли к основной теме нашего разговора, побудившей их обратиться ко мне. Зингер-отец с женой не исключали возможности в ближайшее время выехать во Францию, а затем в США. Зингер-младший тоже предполагал необходимость покинуть Бельгию, боясь, что он и его жена-немка могут тоже подвергнуться преследованиям в случае оккупации фашистами страны. На некоторое время он еще задержится, так как пока твердо нельзя предположить, что будет иметь место фашистская агрессия. Он должен будет заняться наведением порядка в той фирме, которую они создали в Брюсселе.

Явно волнуясь, Зингер-отец медленно поведал мне, что его дочь, Маргарет, отказывается покинуть Бельгию, где покоится ее муж. Она заявила, что навсегда останется у могилы Эрнеста. Вот именно поэтому, узнав меня в достаточной степени за время нашего совместного проживания в доме на авеню Беко, 106, и нашего знакомства, они решили просить меня оказывать Маргарет покровительство, заботясь о ней и ее сыне. Для материального ее обеспечения они согласны передать мне некоторые деловые связи их фирмы. Узнав от меня, что я занимаюсь тоже какими-то деловыми отношениями, они полагают, что мне это сможет принести пользу. Уезжая из Европы, некоторые свои деловые связи они попытаются сохранить. Свой разговор Зингер закончил вопросом: согласен ли я удовлетворить их просьбу? В то же время он меня заверил, что, устроившись в США, они попытаются уговорить Маргарет переехать к ним. И в этом отношении они не лишают себя надежды, что я поддержу со своей стороны их усилия.

Выслушав все это, я был вынужден подчеркнуть, что не могу представить себе, согласится ли Маргарет на какое-то мое участие в ее жизни. Ведь мы с ней почти незнакомы. Очень редко около дома встречались, здоровались, прощались, только в этом состояло наше знакомство. Со своей стороны, я, конечно, готов помочь ей и ее сыну. Тем более что живем мы в одном доме.

Прощаясь со мной, мои гости заверили, что к этому разговору еще вернутся, а пока о нем не следует никому знать. Совершенно понятно, что это относится и к самой Маргарет.

Оставшись один, я задумался. Я не мог себе представить, в чем будут заключаться наши отношения с Маргарет и ее сыном. Я понимал, что совершил явную ошибку, заверив Зингеров, что намереваюсь пробыть в Бельгии долгое время и что даже начавшаяся агрессия фашистов меня не переубедит в моем решении. Имел ли я право говорить об этом? Ведь даже в то время, когда мы разговаривали с моими соседями, я не мог ручаться, что мне ничего не угрожает. Не создает ли мое, даже не очень близкое, отношение с Маргарет для нее какой-то опасности? Ведь речь идет не только о ней, но и о ее маленьком сынишке!

Думая обо всем этом, я невольно вспоминал образ Маргарет. Я не знал, что она на год старше меня, выглядела достаточно молодо. Безусловно, стройная блондинка с хорошими чертами лица была вполне красивой. Признаюсь, даже редко встречаясь с ней, я чувствовал, что она мне нравится. Кроме того, я сразу мог определить, что она принадлежит к числу весьма культурных людей. До смерти Эрнеста Барча, как мне казалось, она всегда одевалась с большим вкусом, но довольно скромно, вернее, не вызывающе. После его смерти я ее видел всегда в трауре.

Вскоре после посещения и разговоров со мной Зингер-старший познакомил меня со своей дочкой, предупредив ее в моем присутствии о том, что мы уже давно, то есть с момента совместного проживания в этом доме, находимся в дружеских отношениях. Можно было понять, что речь идет не только о самом отце и его жене, но и об Эрнесте Барча, и о браге Маргарет. С этого дня, правда, по сложившимся обстоятельствам недолгое время мы несколько раз встречались на квартире у Зингера и один раз у самой Маргарет.

По вполне понятным причинам в эти тяжелые дни я не мог уделять достаточно времени нашим встречам. Однако мне казалось, что и мои новые «друзья» чем-то заняты, чем-то встревожены. Мне надо было больше уделять внимания своей деятельности, понимая, что обстановка обостряется.

Нельзя было забывать, что, объявив Германии войну после её нападения на Польшу, правительства Чемберлена и Даладье не предпринимали никаких действенных мер, направленных против инициаторов новой мировой войны.

Эти правительства, выбрав своей тактикой «странную войну», несомненно, надеялись на то, что Гитлер, поняв их политику, не предпримет реальных военных действий на Западе. Больше того, они явно надеялись на то, что фюрер вслед за Чехословакией и Польшей, предшествовавшей им Австрией, захваченными без особого напряжения, согласившись на подписание соответствующего соглашения с Великобританией и Францией, двинется уже непосредственно против Советского Союза. Они считали, что для подобного мнения у них были достаточные основания, так как сам Гитлер еще в своей книге «Майн кампф», а затем и в дальнейших своих пропагандистских выступлениях делал вид, что, по его личному убеждению, в интересах великодержавной Германии находится в основном завоевание территорий России, использование ее богатств с одновременным превращением ее населения в рабов после того, как неугодная ее часть будет полностью уничтожена. Он мечтал о сокрушении большевизма. Имели место высказывания Адольфа Гитлера о его стремлении предотвратить якобы существующую угрозу Сталина завоевать всю Западную Европу. Фюрер открыто объявлял, что стремится превратить Германию в защитный барьер Европы от большевистской опасности.