Верность сестер Митфорд - Мари Бенедикт

Муля щурится, изучает платье и меня в нем.

— С деньгами не настолько туго, Нэнси, — наконец говорит она.

Я отшатываюсь от этого замаскированного оскорбления.

— О чем ты, черт возьми? — восклицаю я, хотя знаю, что не стоит этого делать.

— Слишком простецкое.

Я почти плачу. Хоть бы раз она подумала о моих чувствах, о том, что они есть. Неужели она считает, что раз я сыплю колкостями, то я толстокожая? Когда мы выбирали свадебное платье Диане, Муля была сама благожелательность и радость, на каждом шагу делала комплименты моей прекрасной сестре. Кроме того, за Дианой следовала целая группа поддержки — мать Брайана и кузины Гиннесс.

Мне отчаянно хочется, чтобы Диана была здесь и сгладила Мулину резкость. Будь здесь Декка и Дебо, они тоже могли бы смягчить ее, но она не разрешила им присоединиться, потому что потом мы пойдем по магазинам выбирать интимный гардероб для моего приданого. Памела отговорилась тем, что слишком занята на ферме. И хотя странноватая угрюмая Юнити — так себе компания, но даже она стала бы хоть каким-то буфером.

И что за неотложные дела заставили Диану и Юнити отправиться в Мюнхен на весь сентябрь?

Глава одиннадцатая

ДИАНА

3 сентября 1933 года

Нюрнберг, Германия

Синхронный топот тысяч ботинок отдается внутри нее, словно биение сердца. Звук подхватывает ее как волна и возносит с ревом «Хайль Гитлер». Затаив дыхание она наблюдает за Партайтагом, съездом нацистской партии; эта уникальная немецкая форма фашизма заставляет ее чувствовать себя невероятно живой. «Будет что рассказать М», — думает она. Если, конечно, удастся поговорить с ним по возвращении.

Стоя рядом с Юнити на трибуне для тысячи почетных гостей, Диана наблюдает за марширующими в унисон войсками. Даже мальчишки в коричневых рубашках из гитлерюгенда шагают в ногу, и ее охватывает благоговейный трепет при виде этого. Юнити, в таком же изумлении, хватает ее за руку и пожимает ладонь.

— Сколько же здесь солдат? — спрашивает она Путци Ганфштенгля, верзилу с квадратной челюстью, секретаря по связям с зарубежной прессой нового канцлера Германии Адольфа Гитлера, который и пригласил их на это мероприятие.

— Четыреста тысяч, — отвечает он на безупречном английском. Он рассказал, что его мать была американкой и сам он учился в Штатах в Гарварде.

— Я и представить не могла, что в Нюрнберге расквартировано так много солдат.

Когда они с Юнити приехали на днях из Мюнхена, Диана была очарована древним баварским городом, его остроконечными крышами, крытыми красной черепицей, и каменными соборами. Очарование усиливали красные нацистские знамена, вывешенные почти на каждой улице и в каждой витрине, город казался красиво упакованным рождественским подарком. Невозможно было поверить, что когда-то эта страна воевала с Великобританией и сам Пуля сражался здесь.

— Они прибыли на съезд со всей Германии на специальных поездах. Всё, чтобы отпраздновать победу нашего канцлера, — говорит он с ноткой триумфа в голосе. Ганфштенгль ждал этого момента почти так же долго, как и сам Гитлер. Ведь он и его семья приютили Гитлера после путча 1923 года, оставались его сторонниками, пока тот был за решеткой, а когда Гитлер решил бороться за власть, помогли с финансированием и познакомили с нужными людьми.

Диана изумленно качает головой, смотрит на тысячи точно расставленных военных, с ее места они кажутся игрушечными солдатиками, с которыми Том играл в детстве. Хотя Диана знает, эти солдаты — не игрушки. Это живой символ власти Гитлера, и по сравнению с происходящим здесь митинги Мосли кажутся детскими утренниками. Но она, конечно, никогда не скажет такое любимому.

«Слава богу, что Юнити уговорила меня поехать в Мюнхен, — думает Диана. — И не только потому, что я вижу все это своими глазами».

Диане совершенно невозможно было оставаться в Лондоне. С тех пор как в мае умерла Симми — от молниеносного перитонита после разрыва аппендикса — М был безутешен. Хотя Диана с самого начала знала, что Симми останется его женой, она убедила себя, что это лишь официально. Но глубина горя М поразила Диану, она поняла, что его чувства к жене были так же сильны. И как теперь быть Диане?

Она держалась ровно и безмятежно, как всегда, старалась не навязываться М и моментально откликалась, когда он ее звал, не требуя ничего сверх того. Она держалась так и когда он признался ей, что раскаивается за многочисленные измены покойной жене, приступы чувства вины чередовались у него с бешеной активностью во благо БСФ. Но когда она узнала, что он искал утешения не только у нее, но и у Бабá, сестры Симми, которая тоже была им увлечена, и что еще хуже — они запланировали трехмесячное автомобильное путешествие по Франции, оставив троих детей на нянь, хотя М обещал Диане, что эти отношения останутся чисто платоническими, — она поняла, что ей нужно уехать далеко-далеко. Следовало напомнить Мосли, что Диана не из тех женщин, которых можно ни во что не ставить.

В июле как нельзя кстати случилась встреча с Ганфштенглем. Диана приехала на ужин к дальней родственнице Брайана, миссис Ричард Гиннесс, и увидела за роялем такого неуклюжего великана, что рояль на его фоне казался безделушкой. Но его игра вовсе не была неуклюжей. Звуки Брамса привлекли ее, а стоило пианисту закончить, как миссис Гиннесс засыпала его вопросами о нацистском режиме. Он отвечал громогласно, вполне в соответствии со своим ростом: «Я здесь, чтобы ответить на все ваши вопросы о нацизме, Германии и развеять слухи, будто мы третируем евреев. Официально приглашаю всех присутствующих в Германию, вы будете моими гостями и лично засвидетельствуете потрясающие перемены, начатые канцлером Гитлером».

После этих заявлений и обращенного ко всем приглашения миссис Гиннесс представила Диане Ганфштенгля как близкого друга Гитлера. Он же сказал, что наслышан о Диане и надеялся с ней познакомиться. У Дианы внутри все перевернулось, стоило ей представить, какие ужасные сплетни о ней ему передали, но он лишь упомянул, что слышал, будто она тоже верит в фашизм.

Под конец разговора он пригласил ее стать почетным гостем на съезде партии, который Гитлер впервые проведет в качестве канцлера, и пообещал представить самому фюреру; она должна своими глазами увидеть, что происходит в Германии, сказал он. Диана знала, что это вызовет в М ревность — и мужскую, и профессиональную, и решила, что это как раз то, что нужно. Отчаянное желание Юнити отправиться в Мюнхен стало последней каплей, и когда Брайан забрал детей на летние каникулы, Диана решила поехать в Германию с сестрой.

Диана оглядывается на Юнити, у той сияют глаза. Она уже ярая фашистка, ее не надо дополнительно убеждать в верности нацистской политики.