Одегон – 03,14 - Лариса Харахинова

Что же касалось второй общности, в которую она попала в десять лет, там прошел не один год, прежде чем она смогла полноценно увидеть себя новым взором.

Новый взор, глядя на неё прямо из зеркала, висевшего так, что солнечный свет падал опять-таки сбоку, видел уже не отдельные недостатки внешности. А один большой и непоправимый ужас. Она была буряткой. В семейском селе!

Слово «бурят» (не говоря уж про «налим», как обзывали всякие несознательные элементы немногочисленных бурятских детей в школе) было табуированным среди её школьного окружения. Никто и никогда не осмеливался произнести его вслух при ней. Тот, у кого оно случайно срывалось с уст, даже в самом нейтральном ключе, подвергался немедленному остракизму. На него шикали и делали страшные глаза, показывая тайком в сторону Дашки, которую так не хотелось обижать её ровесникам, потому что она была не просто отличницей, но и спортсменкой, комсомолкой, активисткой и, вообще, прекрасным товарищем, преданным другом и любимым вожатым подшефного класса. Ну, просто не повезло ей, чего уж греха таить, родиться не в том месте и не в той ипостаси. Что нисколько не мешало танцевать на сцене местного Дома культуры, выступать в агитбригадах перед колхозниками, быть гордостью школы и дружить с ровесниками, не ценя в полной мере того, как трогательно они оберегают её от любого упоминания её принадлежности к «…» – ой, слово-то табуированное, нельзя его произносить.

В итоге, у Дашки к окончанию школы развился устойчивый комплекс квазимодо, который даже не стремится стать нормальным человеком, поскольку вполне сносно обжил свою жизненную нишу, смиренно неся свой воображаемый горб. И не надеется не то, что на принцев, а даже на просто заинтересованный взгляд со стороны противоположного пола в свою сторону. Школьные первые любови, в седьмом и девятом классе, обрушившиеся на неё вопреки бесполому самовосприятию, старательно затаптывались и скрывались от глаз даже самых внимательных, благо невозмутимая сдержанность бурятского ребенка позволяла скрыть сей постыдный факт от внимания друзей и родных. Внутренний пожар заливался чтением энциклопедий, романов и стихов, безудержным написанием своих собственных перлов, тут же уничтожаемых ради конспирации. И этот загашенный до поры до времени внутренний огонь тлел под пеплом до 18 лет, до того рокового момента, когда на неё впервые обратил свой взор тот, с кого срисован демон Врубеля. Демон и Квазимодо, конечно, не могли разминуться на узком жизненном пространстве. Как могли два таких уникума встретиться? Либо теория вероятности так сработала не в её пользу, либо все гораздо проще – это Квазимодо превращает всех вокруг в демонов. Какое уж тут счастье в личной жизни. Вся внутренняя её поверхность была утыкана острыми осколками разбитой радуги, торчавшими, как у ёжки-дикобраза, наружу и издававшими разноцветный звон. В общем, сплошные рыдания…

Ах, да, ещё же третий куплет о внешности…

Прошел ещё не один год, когда она смогла посмотреть на себя ещё одним новым взором – в студенческой среде, чуждой всяческих предрассудков и условностей. Взор этот был страшен, в нем зияли бездны, а в них летали демоны, чертики, бабочки-ёжки и одегоны.

Физико-лирическое отступление

Дашкин прадед по отцовской линии был великим шаманом, которых сами буряты называют «боо», поскольку нет в бурятском языке слова «шаман». Прадед был могущественным человеком, к тому же ясновидящим – он видел будущее. Ещё в начале 20 века он предвидел революцию, колхозы, войны, запуск в космос и, возможно, даже Интернет, и потому агитировал людей не приумножать богатство в виде скота, золота и прочего имущества. «Все равно отнимут те, кто придет к власти. Лучше учите своих детей. То, что вы вложите им в головы, никто не сможет забрать», – говорил он своим современникам и соплеменникам. Сам же он дал своим детям самое лучшее по тем временам образование, которое могли себе позволить в царской России богатые инородцы. Сыновья его получили гимназическое образование в Иркутске. Далее учились в Казанском и Саратовском университетах. За это их репрессировали в 30-е годы 20 века.

А с маминой стороны одна из далёких пра-пра-пратоодэй (тоодэй = бабушка бур.) была легендарной «одегон», то есть шаманкой. Предания старины, глубокой и не очень, об их деяниях слышала Дашка с самого раннего детства, как от матери с отцом, так и понемногу ото всех, поскольку эти рассказы и байки были известны в округе.

Но поскольку отец был не просто ярым атеистом, а ещё и энциклопедически эрудированным человеком, и педагогом вдобавок, то все эти рассказы, красочно им же самим рассказанные, непременно сопровождались последующим идеологическим «разбором полетов», т. е. разоблачением чуда с позиций диалектического материализма.

Вот одна из многих историй, которые Дашка слышала с самого раннего детства.

Она гласит, что однажды Дашкин прадед, будучи почетным гостем на чьей-то свадьбе, уснул прямо за столом. Поскольку он был лицом очень уважаемым, никто не осмелился его будить или делать замечание, кроме одного старика. На что прадед ответил тому: «А я вовсе не спал. Мой дух летал над землей. Когда я пролетал над Енисеем, я увидел, как в воду упал ребенок, и его понесло сильное течение. Он тонул на глазах у всех. Я, войдя в березу, наклонился и схватил его ветвями. Так и держал, пока не подбежали люди и не вытащили его на берег». Через некоторое время в газете, привезенной из Иркутска, прочитали заметку о том, что чудеса случаются даже средь бела дня. И далее излагался рассказ про дерево на берегу Енисея, в безветренную погоду склонившееся над мальчиком, уносимым течением.

Обязательное отцовское «разоблачение» этой истории перед собственными детьми звучало следующим образом. «Ну, вы же умные и грамотные современные дети. Не то, что раньше, когда во все эти сказки верили. Вы должны понимать, как рождаются такие легенды. Вот представьте, вы уважаемый всеми человек, вам все верят, вас чтят, а вы уснули на виду у всех в неположенный момент. Это оскорбительно для хозяев, и это позор на вашу голову, потеря репутации, уважения и влияния в обществе. И что вам делать? – Наверное, плести небылицу про то, что вы не просто там постыдно уснули и проспали полсвадьбы, а совершали великий подвиг во имя спасения жизни человеческой, в то время как остальные просто ели и пили. В итоге, вместо порицания, вы получаете ещё большее уважение, потому что вам верят. Теперь представьте, что газеты в деревни тогда привозились редко, не то, что сейчас – каждый день свежая газета. В те времена и грамотных людей было мало. А прадед ваш ведь грамотный же был человек и газеты-то уж сам, наверное, читал постоянно. И ту заметку прочел, наверное, про дерево, задолго до свадьбы. И когда ему надо было объяснить свой позор, он вспомнил эту заметку и выдал людям её в качестве оправдания. Люди тогда ещё были темные и верили в чудеса, ну и приняли это за чистую монету. А потом он, наверное, сам же и подослал эту старую газету к ним. Вот примерно так оно, скорее всего, и было».

Истории про мамину прапрапра-тоодэй, великую одегон, тоже разоблачались подобным образом. Про неё самая известная в округе история звучала настолько фантастично, что осталась в народе поговоркой.

Одегон – предание старины очень древней

Значит, давным-давно, в Иркутской губернии царской России, жила-была одна умная и красивая женщина. Она была знаменитой на всю округу одегон, повелевающей стихиями и человеческими душами. В те времена у бурят главные шаманы были женщинами, и назывались они одегонами, но во второй половине 19 века им на смену стали приходить мужчины и захватывать власть на стыке миров. А одегонов они начали преследовать и даже убивать, не в физическом смысле, конечно же, а в метафизическом.

Однажды пригласил её к себе один богатый человек, которому надо было совершить некий обряд. Но произошла между ними ссора, переросшая в драку. Точнее, в избиение.

Как гласит народная молва, она выбежала из его дома, он следом, с плетью или с палкой. И начал избивать её на глазах у людей, а потом схватил её за косы и стал окунать головой в бочку, стоявшую под желобом для дождевой воды. Возможно, кто-то пытался заступиться за неё, или же она сама вырвалась, тут первоисточники расходятся в изложении фактов, но в результате она все-таки вырвалась и побежала.

Поскольку дело происходило летом, то во дворе стояли сани со связанными оглоблями, в которые она взбежала, махнула рукой, что-то выкрикнула, и сани поехали. Богач тут же вскочил на своего коня какой-то редкой масти, который был лучшим скакуном в его табуне, и помчался следом за ней. И вся деревня наблюдала невероятную картину, оставшуюся в памяти многих поколений. Едет одегон в пустых санях со связанными оглоблями и с издевкой говорит своему преследователю, который на коне, да ещё и редкой масти: «Ты на своем лучшем скакуне не можешь меня, безлошадную, догнать!». (По-бурятски слова «жеребец – заргай» и «сани – шаргай» рифмуются, и поговорка звучала очень складно.) Так она и уехала, дразня его прилюдно. И осталась в народе поговорка про быстроногого жеребца, который не может догнать безлошадные сани.