Одегон – 03,14 - Лариса Харахинова

Позади чернела, в ранних сумерках, стена леса, от которого они отъехали уже довольно далеко. Но вот от неё отделились черные точки и стали приближаться к ним. Одна из точек приближалась быстрее остальных, и, наконец, Дашка разглядела, что это просто собака, бегущая по снегу за ними.

Собак Дашка разделяла на две категории: лающих, которых она не любила за то, что их лай больно отдается в ушах, и нелающих, полных достоинства сибирских лаек, которые молча смотрели умным взглядом и позволяли гладить себя.

Эта же собака совсем не лаяла, она молча бежала за ними и почти догоняла. Остальные поотстали от неё, но тоже приближались, и их бегущая масса казалась подергивающейся черной массой на вечереющем снегу.

Это воспоминание, в более поздние годы, рождало волну холода по спине, но тут же Дашка была в том возрасте, когда детям ещё неведом страх, особенно, когда рядом взрослый человек, прошедший всю войну, и от которого не исходят волны ужаса. И потому она внимательно рассматривала приближающуюся собаку. В момент, когда собака подняла голову, они встретились взглядом. И тут произошло то, что взрослая Дашка безуспешно пыталась понять рациональным умом, – она на миг превратилась в зверя, одновременно бегущего следом за санями и сидящего в санях. Холодное бесстрастное небо смотрело на неё отовсюду – только небо, а, может, просто пустота, в которой черной точкой впереди маячило существо, «часть меня», тянущая соединиться с собой. И в то же время бутузистый человеческий детёныш, совсем не любивший бегать, осознал себя в шкуре несущегося зверя и запнулся, запутавшись, вероятно, в четырех ногах.

Так ли это было на самом деле, или это уже более поздние наслоения памяти, обыгрывающей ситуацию и ужасающейся задним умом, – этого уже без глубокого гипноза не воссоздать. Но факт в том, что волки, а это были именно волки, отстали именно из-за того, что вожак стаи словно наткнулся на невидимое препятствие (на её «храбрый взгляд»), а может, издалека услышал гул мотора едущей навстречу машины, и устремился, резко сменив направление, в сторону леса. А Дашка ещё долго чувствовала в себе «волчье дыхание» и сбой в ноге в момент засыпания. Нога словно спотыкалась на бегу или на лету – в страну снов, и – сон улетал напрочь – без неё…

Бессонная Дашка научилась видеть интересные явления, созерцая стену, по которой «от одной трещинки к другой бегут собаки, много собак, и та самая, что «взглядом прыгнула в неё» и унесла с собой часть её души. И это она в ней скитается сейчас по холоду зимней ночи, и иногда приходит к ней под окно или на опушку леса, и смотрит на Дашку сквозь темноту, и они связаны с ней незримой, но прочной нитью», которую неспящая в ночи девочка чувствовала всей своей сущностью. Вплоть до того момента, когда в округе был произведен отстрел волков и одну стаю уничтожили полностью, о чем дедушка радостно сообщил дома, а Дашка заболела так, что пришлось вызывать врача из районного центра.

Общение с Грачевым послужило толчком к многолетним шатаниям в области потустороннего анализа посюсторонним сознанием и ничего явного, кроме пошатнувшейся психики, не принесло. Но, благодаря знакомству с ним, Дашка ещё в середине 80-х увлеклась Кастанедой, ходившем в самиздате в кругу посвященных, и НЛП, тоже ещё неофициальным аспектом психологии.

Начитавшись самиздата, Дашка рьяно кинулась развивать в себе парапсихологические аспекты своей личности, с разбегу встав на «путь воина», но заметила со временем, что все, что ранее получалось спонтанно, без усилий, при попытке проанализировать и поставить на «техно-рельсы сознания» – все исчезало на корню. Все эти «как это происходит» разрушали то самое «это», изучаемое в себе, которое после аналитического вторжения уже не происходило никак. Зато расшатывалась устойчивая основа мировоззрения, превращая в зыбкую трясину то, что вчера ещё казалось бетонно-прочным монолитом. Сознание утопало в осколках разваливающегося мира и не могло связать воедино фрагменты новой реальности. «Шиза косит наши ряды» – таков был вынесенный вердикт результатам внутренней работы по развитию личности.

Получив по мозгам за попытку проникновения в область запретного, а также получив от родни эпитет «сумасшедшая», Дашка всё-таки не забросила тему, но затаилась, отложив её в дальний ящик сознания. И стала просто жить путем «ничегонеделанья» в том мире, почти «по-кастанедиански», но периодически делая «обломовские привалы» в мире этом, и попутно пытаясь все-таки стать нормальным членом общества, и почти даже преуспела в этом, но, увы.

Как все вышеизложенное связано с красотой?

Итак, несмотря на вышесказанное, Дашка не стала красивее. Нет. Никто по-прежнему не называл её красивой, по крайней мере, в глаза. Даже говорили, что «ты некрасивая, но есть в тебе что-то». Дашку это никак не расстраивало, она никогда не рассматривала себя сравнимой с экранными Настеньками или Машеньками, которые были совсем на Дашку не похожи. Впрочем, отдельные позиции в ней были-таки названы красивыми. Очень неожиданные позиции.

Во-первых, тренер по каратэ, увлекающийся также рефлексотерапией, сказал, что у Дашки на редкость красивые уши – совершенной формы. Уши были доверчивыми, и приняли утверждение за истину.

Во-вторых, на одном из исследований УЗИ врач поразилась: «Ах, какие у вас красивые почки!». – «Как это, красивые почки?» – «Ну, такие, как в учебнике рисуют, правильные здоровые почки. Я впервые вижу такие. Какая красота! Хоть на стенку вешай». Увы, больше никто не смог полюбоваться их формой, кроме врача.

Ну, кто-то ещё называл красивой её степную осанку, а кому-то нравилась её походка. Вот и весь небогатый перечень «показуемо-доказуемых» элементов красоты в Дашке.

Вывихухоль с прекрасными почками

Уши долго были предметом «селфетиша», оберегаемые от сквозняков и прокалывания. Несмотря на это, одно из них она в дальнейшем отморозила, а второе умудрилась вывихнуть, по её собственным взволнованным уверениям. Если кто спросит, как можно вывихнуть ухо, единственный ответ будет таков – видимо, надо родиться Дашкой. В один прекрасный день, пытаясь пальцем вытрясти воду из ушей, она слегка согнула мизинец, и какой-то хрящик внутри сказал «хрусть» и встал дыбом, потом боком, потом чуть примялся, но стал подвижным, причиняя не столько физическое страдание, сколько ментальное, даже, нет, монументальное – все-таки последний оплот красоты кренится, черт знает, в какую сторону.

Помчавшись к ухо-горло-носу с вопросом «Вывихнула ли я ухо?», она обогатила медицинский мир словом «вывихухоль», и получила заключение специалиста: «Все у вас замечательно, прекрасные у вас уши!». Эта, неожиданно высшая, степень признания статуса от компетентного знатока ушей водрузила их с тех пор на такую недосягаемую другими частями тела высоту и оставила их там в гордом одиночестве с невидимыми простому смертному почками, что низвергнуть их оттуда и поныне не представляется возможным.

Все же остальное было неклассическим, не совсем правильным или не соответствующим принятым нормам и критериям. Зато все эти неправильности в общей картине образовывали такую «бездну чертовского обаяния», что она могла затмить любую писаную красавицу без особых усилий. Что всегда поражало, в первую очередь, её саму.

И в этом Дашка усматривала исключительно влияние шаманской, точнее, одегонской силы. А что ещё может очаровывать молодых людей в девушке, не блистающей красотой или нарядами?

Взгляд одегон – гипотез не измышляем

Действительно, что очаровывает молодых людей в ней? «Наверное, взгляд одегон», – эту версию Дашка выдвинула, как рабочую гипотезу, после одного случая, когда она физически ощутила некую субстанцию, летящую из её зрачков.

Сидя как-то в уютном одиночестве в студенческой комнате, она созерцала небо, полностью растворившись в его глубине своим расфокусированным взглядом. «Любимое занятие бездельника», – как сказала бы одна её тетя, никогда не сидевшая без дела. Но тут никто не отрывал её от этого блаженного времяпрепровождения, и она чуть ли не впала в транс, уже почти слившись с синей бесконечностью.

В этот момент в комнату вошел Витек – друг соседки по комнате. Дашка повернула голову к двери, все ещё не выходя из «состояния бесконечности». Отчетливо в этот момент она ощутила два упругих шарика, величиной и плотностью с дробину, прокатившихся по нерву из глубины глаз и полыхнувших голубой молнией в сторону вошедшего. «Ого! Какие мы молнии умеем метать!» – растерянно произнес вошедший, с тех пор переключивший свое внимание, выросшее со временем чуть ли не в преклонение, на Дашку. Чего ей было совсем не надо. Но удивление осталось. С обеих сторон.

Попытки повторить такой взгляд не получались. Случайные спонтанные проблески, более или менее выразительные – да, но так, чтоб молния летела – увы, никак… Точно такую же голубую молнию она видела ещё раз от незнакомой девушки, примерно в такой же ситуации. Теперь уже она сама вошла в один сельский магазин на берегу Лены, и молоденькая девушка с черными глазами, убиравшаяся там, в момент её захода тоже созерцала небо и тоже метнула на неё взгляд «оттуда».