Анекдот о вечной любви - Фаина Раевская

— …пятьдесят допомина, кевзол внутривенно… первая отрицательная и экстубируем… — гремел мужской бас так громко, что было больно не только ушам, но и всему головному мозгу. Очень хотелось, чтобы голос заткнулся и не мешал мне продолжать приятный полет. Однако он не унимался и продолжал выкрикивать малопонятные слова, более того, к нему присоединилось еще и визгливое женское контральто. Ну разве можно летать в такой обстановке?! Естественно, я шлепнулась на пол и тут же ощутила ужасную боль во всем теле. Казалось, в организме не осталось ни одной клеточки, которая не посылала бы сигналов тревоги.

— Просыпайся, Василиса Прекрасная, — потребовал мужской голос. К счастью, на этот раз он прозвучал не как иерихонская труба, а вполне по-человечески. — Открывай глазки. Извини, целовать не буду. Во-первых, я в маске, а во-вторых, давно и прочно женат. Давай, давай, девочка!

Просьба сопровождалась довольно чувствительными шлепками по щекам. Этот аргумент оказался решающим, и я не без труда разлепила веки. Призрачно-голубое сияние, наконец, приблизилось, причем настолько, что стало нестерпимо ярким, и я снова зажмурилась.

— Выключите солнце, — попросила я. Просьба прозвучала слабо, точнее, совсем не прозвучала. Вместо нее из меня вырвалось маловразумительное шипение, больше похожее на глас рассерженного скунса.

— Уберите лампу, — приказал голос. Судя по тому, как быстро исполнили его приказание, именно он был здесь главным. — Теперь лучше?

— Лучше, — согласилась я, потому что свет внезапно погас и перестал терзать мои измученные нервы. Я немедленно этим воспользовалась и задала весьма актуальный на данный момент вопрос: — Я умерла?

— Уже нет, — успокоил голос. Немного подумав, насколько это получилось больной головой, я все-таки открыла глаза.

— Ой, мама! — прямо над собой я увидела огромные квадратные окуляры, за которыми едва угадывались крохотные голубые точки. Если бы не медицинская маска, закрывавшая нижнюю часть лица склонившегося надо мной объекта, я бы решила, что разговариваю с инопланетянином. Схожесть с представителем иной цивилизации довершала светло-зеленая униформа, местами покрытая бурыми пятнами сомнительного происхождения. На всякий случай я решила уточнить, с кем имею дело:

— Вы кто?

— Бог, — просто ответил инопланетянин.

— Ага! А говорили, что я не умерла. Нехорошо обманывать, грех! — попеняла я Всевышнему. Бог неожиданно рассмеялся:

— Фамилия у меня такая! Бох Евгений Арсеньевич. Вообще-то я хирург и со всей ответственностью специалиста заявляю: вы живы. Есть кое-какие повреждения, но я их устранил и теперь надеюсь побывать на вашей свадьбе. Кстати, ваш жених грозился разнести нашу клинику на молекулы, если я не смогу вам помочь! Так что, я спас не только вас, но и всю нашу больницу, за что мне полагается большое человеческое спасибо. А вот второй участнице ДТП повезло меньше, — Бох заметно опечалился, а я неожиданно вспомнила все и похолодела:

— Что с ней?

Вопрос о моем женихе остался пока открытым. В данный момент меня больше интересовала судьба девушки, которая, судя по всему, все-таки сбила меня своим джипом.

Бох ответить не пожелал, решив пощадить мою нервную систему. Он утратил ко мне интерес и, обращаясь к кому-то неизвестному, отдал новое приказание:

— В палату.

Пока два дядьки, должно быть, санитары, не слишком осторожно везли меня в палату, я, стараясь не обращать внимания на ноющую боль во всем теле, мучительно размышляла о случившемся. В особенности о том, какой такой жених собирался нанести непоправимый ущерб больнице, и о девушке на джипе. Почему Бох ничего о ней не сказал? И, кстати, почему он ни словом не обмолвился о травмах, которые я получила?

— Мне нужен Бох, — заявила я санитарам, когда они без лишних церемоний переложили мое бренное тело с каталки на кровать.

— Он всем нужен, — философски заметил один из санитаров.

— Точно. Только не всем везет, — поддержал его другой.

Хоть голова у меня и болела нестерпимо, по я все-таки сообразила, что мою просьбу санитары сочли бредом больного воображения. Следовало прояснить ситуацию.

— Вы не поняли, наверное… — задушевно начала я. — Мне нужно поговорить с доктором, Евгением Арсеньевичем. Он меня только что спас… Ну, мне кажется, что спас.

— Он всех спасает. Работа у него такая, — равнодушно отозвался первый санитар и тут же добавил: — Хирург от Бога. Да ты не волнуйся, девушка. Он обязательно тебя проведает.

— Но…

— Не спорь. Бох сейчас занят. А ты отдыхай, болезная. Отдых и сон для тебя сейчас — первейшее лекарство. Спи, дочка! Придет Зинаида, капельницу тебе вставит, свой знаменитый коктейльчик вколет, глядишь, и полегчает! — второй санитар заботливо накрыл меня одеялом, после чего они удалились.

Возможно, добрый санитар и был в чем-то прав, утверждая, что сон — лучший лекарь в моей ситуации. Только я спать не собиралась и, когда пришла Зинаида, полная медсестра с простым деревенским лицом, поинтересовалась:

— Где мои вещи? Мне нужен телефон.

— И-и, милая, спохватилась! От вещичек твоих рожки да ножки остались. Ты ведь как из автобуса-то вывалилась, еще по земле катилась… Ох, страсть какая! Считай, повезло тебе, красавица, повезло необыкновенно! Цела ведь осталась. Изрезалась малость да головушкой тюкнулась, а так — ничего страшного. Бох сказал, что ты в рубашке родилась. Недельку у нас полежишь, подлечишься… — Зинаида говорила, не умолкая, и постоянно двигалась, отчего возникало ощущение присутствия в небольшой палате едва ли не десятка медсестер. У меня голова пошла кругом, затошнило.

Пришлось закрыть глаза, чтобы желудок успокоился. Зинаида тем временем сделала мне укол, довольно болезненный, и поставила капельницу.

— Вообще-то, вещички твои жениху отдали, — продолжала свой бесконечный монолог медсестра. — Ох и лютый мужик у тебя! На доктора с кулаками как попрет! Но наш Бох — мужик тертый и не таких успокаивал. Вот слушай, случай был лет десять назад… Ну, когда бандиты бесчинствовали повсюду. Привезли к нам, значит, братка одного. Раненого. А Евгений Арсеньевич как раз плановую операцию проводил. Так бандюги эти прямо в операционную завалились! Спасай, говорят, лепила, другана нашего. Выживет — слава и деньги, помрет — и ты следом отправишься.

— И что Бох? — я против воли заинтересовалась рассказом медсестры. Тошнота прошла, но голова по-прежнему кружилась. Ко всему прочему, неудержимо захотелось спать. Возможно, я бы и заснула, но желание услышать продолжение героической саги об отважном хирурге оказалось сильнее.

— А что Бох? — вроде бы удивилась Зинаида. — Послал, разумеется…

— Куда?

— Ну… Сперва по матери, а потом к другому хирургу. Между нами говоря, — понизила голос словоохотливая медсестра, — у парня-то пустяковое ранение было, всего лишь ляжку ему прострелили. Так что жених твой притих на некоторое время.

Что-то в словах медсестры заставило меня насторожиться: это что же должно было произойти, чтобы сверхактивный Петруха притих?

— В каком смысле? — пролепетала я, всерьез озаботившись судьбой приятеля.

— Да ты не волнуйся, ничего страшного. Твой-то, когда с кулаками на Боха набросился, сильно возбудился. Арсеньевич его и успокоил…

— Как?!

— Обыкновенно: кулаком в глаз — и успокоительный укол в задницу. Отдыхает твой жених.

— Он не жених, он — Петька, — поправила я Зинаиду, после чего силы меня покинули окончательно и наступило спасительное небытие.

«Должно быть, я лунатик. Точно, точно, лунатик! Иначе чем объяснить, что волшебный Зиночкин коктейль не действует? По идее, мне сейчас следует спать, а я вот лежу, сама с собой разговоры разговариваю и таращусь на естественный спутник Земли, как таракан на дихлофос. А главное, в голове — ни единой мысли! Наверное, я все-таки сильно башкой тюкнулась и весь ум отшибла напрочь. Теперь буду жить овощем. Прощай, ТЭФИ! И ты, Пулицеровская премия, прощай…»

Луна занимала добрую половину больничного окна. Широкая серебряная дорожка тянулась прямо к моей кровати. Минут десять я усердно изучала неровности лунного рельефа и прикидывала, где именно высадились американцы и на фига им это было нужно. Размышлять далее по этому поводу помешал тревожный сигнал организма. Он требовал немедленного освобождения от накопившихся излишков жидкости.

Существовало два пути решения проблемы. Первый — самый легкий: нажать кнопку вызова медсестры. Зинаида явится злая, как цепной пес, оттого, что ее посмели потревожить глубокой ночью, подложит под меня холодное судно, и дело будет сделано. Второй способ: самостоятельно доковылять до туалета, благо он находится здесь же, в палате.

— Мы не ищем легких путей. Славные комсомольские традиции следует соблюдать, — убеждала я сама себя, со стоном поднимаясь с кровати, — комсомольцы, как известно, сперва придумывали себе трудности, а потом героически их преодолевали. Пойду-ка и я их проторенным путем.