Маги Второго Круга - Эва Бялоленьская

Сгоравшие от любопытства ребята напоминали кур, налетевших на кучку зерна. И, подобно вспугнутым птицам, они вмиг разбежались по своим местам, когда вошел преподаватель.

Его называли Гладиатором, но это было только прозвище. Собственно говоря, никто не знал его настоящего имени. Все ученики обращались к нему, как это требовалось официально: «магистр Наблюдатель», и ни у кого не хватало отваги назвать его иначе, хотя все прекрасно знали, что этот благородный титул ему не присвоен. Ведь Гладиатор был магом, едва достигшим черного ранга. Известно было, что с Гладиатором лучше не связываться. У него имелась неприятная привычка подглядывать за чужими мыслями и повышенная чувствительность к любым громким звукам (он утверждал, что «сопляки» невыносимо шумят). За невероятно короткое время он выдвинулся в главные враги угнетенной молодежи. Вооруженный неизменной палкой и богатой коллекцией унизительных определений, он обожал психологически измываться над своими жертвами, таким образом опосредованно мстя за понижение — поскольку именно за таковое считал поручение опеки над «изолгавшимся стадом тупых ослов».

— Это новый? — спросил только сей недостойный муж, равно оделяя недовольным взглядом и Певца, и высокого Ткача иллюзий.

— Да, это Камушек, — ответил Творитель, горделиво выпрямляясь рядом со своим подопечным.

— А сам он говорить не умеет?

— Не умеет.

— Наглый, как всегда, — бросил Гладиатор. — На место! На завтра перепишешь двести строк.

— Двести строк откуда? — переспросил Певец самым невинным тоном.

— Откуда угодно. Тебе не повредит, если вдруг прочитаешь какую-нибудь книжку, ты же только пародия на студента! Хоть я и не представляю, как в этой башке может поместиться что-то, помимо пьянства и девок. Садись!

Творитель отвернулся и направился к своему пюпитру. Как всегда, ему все оскорбительные слова — как с гуся вода, но легкое подрагивание каштановых усов и чуть прищуренные глаза давали знать, что Певец не упустит малейшей возможности осмеять ненавистного надсмотрщика.

Ткач иллюзий по-прежнему стоял на том же месте, не зная, как поступить. Гладиатор недовольно фыркнул, стукнул его по плечу концом палки и ею же указал на свободный пюпитр. Ткач кивнул и сел, но тут же принялся незаметно оглядываться по сторонам.

— Не говорит, не слышит, надеюсь, по крайней мере, думает, — брезгливо пробормотал учитель. Почти не выбирая, он достал одну из книг, стоявших на полке, нацарапал пару слов на клочке пергамента и небрежно швырнул оба предмета на стол перед Ткачом.

Говорун со стороны наблюдал за нахмурившимся лицом нового соученика. Осторожно вошел в поразительный разум глухого мага — никаких слов, только образы, символы и чувства… в этот момент, там ощущалось в основном неудовольствие и недоверие.

«Я вижу, тебе эта книжка не нравится?» — начал Говорун.

Голова Камушка резко поднялась над страницами.

У Камушка не было выбора, он вынужден был остаться в Замке, хотя предпочел бы сначала проведать отца. Отказаться от гостеприимства Круга означало настроить против себя старейшин, а это, вполне вероятно, обещало в дальнейшем весьма неприятные последствия, не только для него самого, но и для Белобрысого. Между тем он расспросил Ночного Певца, как можно послать в Змеиные Пригорки письмо и коллекцию бабочек для Белобрысого. Он жалел, что не сможет своими глазами увидеть радость, с которой старый маг будет распечатывать коробки с подарками. Что ж, попозже он постарается проведать родной дом. Эта паршивая крыша уже давно в таком жутком состоянии! Может, все-таки удастся убедить здешних старейшин отпустить его в Пригорки хоть на пару дней?

Но эти невеселые мысли очень быстро были вытеснены совсем другими трудностями. Ведь Камушек впервые оказывался в большой компании. Причем не каких-то там несведущих деревенских сверстников, близких ему не только по возрасту, но и по положению, о нет… От их злобы и силы лазурный шарф не защитит. Молодые маги отнюдь не должны были испытывать к нему дружеские чувства, в чем Камушек успел убедиться еще год назад. Все ученики успели уже сжиться между собой, наверняка между ними давно возникли разного рода отношения — от дружбы до открытой враждебности. Камушек сильно опасался, что он не сумеет врасти в эту новую почву. Новичок, да еще глухой, легко мог стать целью грубых шуток. А тут еще он, судя по всему, сильно отстал в учебе. Белобрысый старательно заботился о его образовании, но разве деревенский лекарь мог сравниться в знаниях со здешними учеными? Поэтому ничего удивительного, что, идя с Ночным Певцом на первый урок, Камушек ощущал себя почти больным от волнения. Утешало его только то, что Творитель относился к нему по-дружески и в случае нужды можно было рассчитывать на его поддержку.

Но и эта крошечная надежда на опору растворилась без следа, когда Ночной Певец, к огромному смущению Камушка, с порога устроил целое представление, направо и налево хвастаясь, какую такую великую личность он привел. Честно говоря, большее впечатление он бы произвел, только если б въехал на коне, в доспехах и со знаменем! Ведь он не выглядел героем, а уж тем более не ощущал себя таковым! С пару десятков заинтересованных лиц сразу обернулось к новому пареньку. Посыпались вопросы. Те, которые задавались ему мысленно, в непосредственном контакте с разумом, оказались для него бессмысленным бормотанием, поскольку собеседники еще не успели сообразить, каким кодом он пользуется для общения. На другие, которые сыпались на него при посредничестве Ночного Певца, он не успевал отвечать. Камушек был смущен и с каждой секундой ощущал все более сильную тревогу, ему хотелось удрать и скрыться в каком-нибудь темном спокойном месте. Появление учителя он воспринял с облегчением, хотя Певец успел ему сообщить, что человек, прозванный Гладиатором, пользуется очень нехорошей славой. И правда, учитель, казалось, отнюдь не пришел в восторг при виде еще одного ученика. Камушек знал, что никакого человека не следует оценивать по внешнему виду или настраиваться против него с первого взгляда, но трудно было применять эти благородные принципы к Гладиатору. Выглядел он отталкивающе, но его уродство крылось не только в болезненно отекшем лице с обвислыми щеками. Глубокие морщины протянулись вниз от уголков его губ, создавая выражение вечного недовольства. А вот глаза учителя явственно выражали его подозрительность и озлобленность… Очевидно было, что своих учеников он на дух не выносит, и они щедро платят ему взаимностью.

А потом стало даже еще хуже. Перед Камушком шлепнулась на стол толстая книга с запиской сверху, где небрежными знаками было изложено короткое распоряжение: «Прочитать от страницы третьей по шестнадцатую, написать короткое изложение, выучить наизусть». Ничего нового, таким способом учил его и Белобрысый, хотя он всегда практику ставил выше теории. Но когда паренек прочитал название труда, он совсем обалдел. «Социальная и хозяйственная политика империи в юго-западных регионах». Он перечитал заголовок.