Rusкая чурка - Сергей Соколкин

Время тикало. Песни записывались (в долг, за счет прежнего авторитета Саши) в дорогой студии у знакомого хорошего человека. Вначале записали три песни. А концертов все не было… Хореограф Семочка, опять же ярко выраженной ориентации (ну, не идут шахтеры в хореографы!), кидаясь в девочек тапочками и всем, что попадется под руку и под ногу, ставил на эти песни «ну, самые современные и продвинутые» танцы. Двигался он при этом плавно и бесшумно, как макаки в мультфильме «Маугли», причем таз его (не медный) всегда находился либо по ходу справа, либо по ходу слева, а обе ладошки, соответственно, на противоположной стороне. При этом его белая безбровая голова, совершая вращательные, на триста шестьдесят градусов, движения, то вкрадчиво шептала, то капризно-пискляво выкрикивала про девушек различные непристойности, кажущиеся ему верхом остроумия и сексуальности.

– Куда сиськи выпятила, убери их в жопу, дура! – с этой обыденной и самой спокойной фразы обычно начиналась ежедневная репетиция. Эта фраза как бы заменяла доброе приветствие, она же служила и добрым прощанием – до завтра!

Когда, правда, зарыдали все девушки одновременно, с Семочкой пришлось расстаться, отработав его любимую фразу на нем же самом. Получившийся «ежик в тумане» немного примирил девушек со скорбной действительностью, и ненадолго мир и дружба в большой семье были восстановлены. Аня даже подарила Лене заколку для волос, которую нашла где-то под лавкой около туалета. Лена в это время надевала чулки. Она посмотрела на Аню, улыбнулась и, откинув с лица длинные, волнистые золотые локоны, с нежной змеиной улыбкой спросила:

– А правда, Анечка, у меня в группе самые красивые ноги?

Время тикало. Девушки пикали. Вначале пришлось выгнать Лену, которая записала первые три песни и, начав считать себя хозяйкой коллектива, стала ставить свои совершенно невыполнимые условия (Аня торжествовала), потом – Надю и Олю (это очень понравилось Розочке). Теперь солировала Аня, которую по времени пребывания в коллективе и какой-то общей стати назвали Большой, ей помогала новая Аня, которую для отличия назвали Маленькой. Анечка (Маленькая) была очень хорошей девушкой, пела почти мужским голосом и была немножко деревянненькой, то есть движения ей все-таки давались, но давались… все-таки… Правда, людям со стороны думалось, что это какой-то новый стиль движения, просто продвинутая девочка, Тимати в юбке (и не рэпер при этом). А Саша и не разубеждал. Еще Анечка была очень скромной, глаза иногда поднять боялась, только тихо-тихо сама себе периодически улыбалась. Иногда курила. Но постепенно Анечка втянулась. И голос потеплел, и суставы немножко расшатались. И ноги от этого короче не стали. И даже вместо колготок начала носить чулки. В общем, ее стали ненавидеть и Ира с Таней, и Розочка. То есть нормальная человеческая жизнь в обходительном женском коллективе. Или, как говорила Ирэн Аллегровян, в террариуме друзей. Но Анечка, как девочка отмороженная, не замечала этого или только делала вид. А потом вдруг взяла и, не сообщив продюсеру, снялась обнаженной в эпизоде одного художественного фильма про бандитов, который снимал близкий в то время товарищ Саши, бывший военный журналист Леша Поспешкин. А оператор фильма Олег Фиглов, большой, рыхлый, с золотыми зубами, любитель выпить и закусить на халяву, будучи приколистом, сообщил Саше об этом и пригласил его на съемки, сообщив адрес и время. Саша немного опоздал и, пропустив прелюдию, приехал как раз в тот самый момент, когда абсолютно голая скромница Анечка, боящаяся когда-то глаза поднять, выйдя на середину комнаты и остановившись перед наглухо застегнутым в штаны и рубаху с галстуком актером, несла какую-то неважную в данном случае ахинею. А потом, спокойно пройдя мимо актеров, осветителей и администратора и улыбнувшись режиссеру, пошла на кухню одеваться, где и столкнулась с Сашей. И опять стояла, опустив глаза, с трудом шевеля своими вдруг опять одеревеневшими красивыми суставами.

– Ну, что, будем считать, что ты полностью растанцевалась и готова к нормальной работе, но чтобы подобное больше не повторялось! По крайней мере, без моего ведома, – деловито сказал Саша и вышел из кухни, услышав сзади то ли отчаяния всхлип, то ли скрип благодарных суставов. И боковым зрением увидел, как шевельнулись и поплыли за ним следом, как подвижные зрачки в скользких глазах, темные соски вместе с благодарной девичьей грудью на бесстрастном одеревеневшем теле.

С этого момента Анечка Маленькая вошла в основной состав коллектива, и Саша ни разу не пожалел, что взял ее.

Группа уже относительно активно начала выступать на различных площадках Москвы и области, имея шесть своих песен. Остальное время заполнялось известными советскими и зарубежными хитами. Но песня «Размножайся» имела такой бешеный успех, ее так активно крутили по радио, хвалили на концертах и так активно и непредсказуемо ругали в крупных известных газетах (например, в «Аргументах и фактах» наравне с песнями Киркорова, группы «Руки вверх» и «Бумера» Сереги), что Сашиных девочек стали понемногу приглашать на Дни города и корпоративные мероприятия. Вездесущий директор Джон, акула отечественного шоу-бизнеса, так и не сделал ни одного платного концертного выступления (а деньги-то за песни в студии надо было отдавать), но все говорил, периодически появляясь, о каких-то спонсорах с чемоданами денег (только девочки должны быть посговорчивее). Однажды он притащил к Саше «сбитую летчицу», выгнанную из «Виагры» за бездарность и склочничество – певицу-танцовщицу с совершенно дикими огромными амбициями и таких же размеров почти надувными грудями, каковых Саша и не видал-то никогда в своей жизни. И которые, кстати, после того, как эту певичку вытурили из группы, почему-то увеличились раза в два с половиной. Александр даже смутился при знакомстве, как будто он должен будет нести за них персональную ответственность… Ну, или нести их куда-нибудь, например за ней следом… Или перед ней. Иногда казалось, что из-за этого богатства она не видит носков своих туфель и ей надо показывать дорогу (Саша тут же вспомнил анекдот: «Сара, я в калошах?»). В общем, Саша, уже немного освоившийся с нравами шоу-биза, предложил этой самонадеянной крикливой парочке петь дуэтом (или раком, уже не помню…) и выгнал их обеих. Дышать стало легче, жить – нет…

Как я уже сказал, группу «Фейс» (на таком названии Саша остановился, перебрав их несколько десятков) стали понемногу приглашать на Дни города и корпоративные мероприятия. На одном из них Анечка Маленькая даже поимела такой сногсшибательный успех, что один пьяный новый русский стал звать ее «попить чайку» (через продюсера, разумеется), предлагая за это пять тысяч долларов. А когда Саша категорически отказался, сказав, что если бы он хотел стать сутенером, то и избрал бы себе другую профессию, папик вытащил пачку банкнот с баксами и со вздохом подмигнув, сказал:

– Ну, тогда десять, уломал, чертяка…

– Спасибо, но я ведь вам уже ответил, уважаемый…

Дальше пришлось вмешиваться охранникам заведения, потому что, услышав Сашин ответ, богатенький дядя решил, что над ним издеваются, и пошел в реальный бой. Пришлось Саше забирать в темпе своих красавиц и ретироваться через запасный выход ночного клуба, пока папик со своей челядью блокировал парадный вход и обещал «поиметь» уже и Сашу, и заведение, и маму этого заведения. Когда, правда, на следующий день на репетиции Розочка, которой не было на этом знаковом мероприятии, узнала об инциденте, то, растекшись в плотоядном умилении, назвала всех девочек полными дурами и, искренне негодуя на них, в сердцах воскликнула:

– В следующий раз меня берите, я весь чай в Москве выпью! – И при этом даже вспотела от предвкушения.

Но чаепитие в Мытищах с Розочкиным телом все откладывалось и откладывалось, а сильное женское либидо требовало своего выхода в большие люди. Да и душа не могла смотреть спокойно на «бесцельно прожитые годы» выступлений без нее. Поэтому Розочка решила взять инициативу в свои ухоженные пальчики. И позвонила Алине. Дальнейшее вы знаете…

Через десять секунд они растаяли в арке двенадцатиэтажного желтого, с красивыми эркерами, сталинского дома.

Часть третья – знакомство

После шумного, душного, почти без единого дерева, проспекта, попав во двор этого большого каменного, с эркерами и лепными фасадами, дома, девчонки в первые секунды почувствовали себя в раю или, по крайней мере, в хорошо поливаемой и аккуратно ухаживаемой клумбе. Дом по форме представлял собой квадрат, если смотреть сверху, и четыре отдельные его части исполняли роль бордюров, а деревья, практически загораживающие пустое, без единого облачка, небо, казались снизу огромными цветами или неведомыми сказочными растениями… Девушки цокали своими каблучками в густой тени, наслаждаясь ласковой прохладой и необъяснимой тишиной. Стало даже слышно, как поют невидимые глазу птички, невесть как и откуда залетевшие почти в центр этой грохочущей пыльной каменной Москвы.