«Отчаянный», отчаливай! - Сергей Гребенников

В пионерской комнате двое, я да командир отряда «Скажи-ка, дядя!» Слава Бойченко. Я просматриваю очередную корреспонденцию, вынутую из сейфа, а Слава уставился на портрет джинна-следопыта и беззвучно шевелит губами.

— Ты что там шепчешь, Слава?

— А ничего… Ссорюсь с джинном.

— Что же он тебе сделал плохого?

— Ну что, ему трудно подсказать, куда нам податься, чтобы разыскать Ястреба? Я к нему и так и сяк подлаживаюсь, а он уставился на пробитую каску и молчит. А я уже третью пару кедов в походах износил. Ведь, кажется, все, что могли, мы уже сделали. А в результате — всего одного партизана Калюжного из здешних мест разыскали…

Действительно, письмо партизана мы получили несколько дней назад. Из этого письма мы узнали, что, когда фашисты их окружили, отряд разделился на две большие группы, и в их группе партизана по фамилии Ястреб не было, а из другой партизанской группы мало кто в живых остался. Вот и все, что мог нам сообщить партизан Калюжный! О сейфе он ничего не написал и о гранитном осколке тоже ни слова.

— Что нам теперь делать? — спрашивал Слава, не сводя глаз с нарисованного джинна. — Ну, что ему стоит показать пальцем: мол, ищите, ребята, там-то и там-то… А джинн и глазом не ведет в мою сторону.

— Ты с ним прямо как с живым разговариваешь…

— Да нет, я, конечно, понимаю, что мы слышим голос джинна, только когда Коля Уствольский его — на магнитофон запишет, — усмехнулся Слава, — но, с другой-то стороны, ведь должна же у нас с джинном быть какая-то внутренняя связь! Существует же на свете телепатия! Даже ученые этого не отрицают.

— Что думают ученые по части телепатии, не знаю, но о том, как ученые предложили искать алмазы по пиропам, об этом я читал. Ты слышал, что такое пиропы? — спросил я Славу. — Это спутники алмазов, яркие, очень приметные камни. Пусть переписка с Калюжным окончилась неудачей, мы должны искать других спутников Ястреба, искать терпеливо, настойчиво.

— Все я понимаю, — вздохнул Слава. — Но время-то идет, время стирает следы все сильней и сильней. И чем дальше, тем меньше шансов отыскать Ястреба.

…Слава был прав. Даже я уже начал думать, что партизанская записка так и не найдет своего хозяина.

ЗООПАРК

В сейф поступали все новые предложения.

«В порядке шефства над октябрятами могу принести в школу двух ужей и объяснить, как их кормить и поить молоком.

— Идея! — сказали ребята и решили, что можно устроить целую выставку для малышей, принести разных интересных животных, а Зина Простоквашева даже пообещала показать октябрятам дрессированную курицу, за что была поднята мальчишками на смех.

Малыши, узнав обо всем этом, не давали ребятам покоя: «Когда будет зоопарк? А вход будет бесплатный или по билетам? А хищные звери тоже будут?»

Пионеры очень тщательно готовились к этому дню, который они назвали «Птицам — летать, ужам — ползать». Срочно ремонтировались клетки, их красили в разные цвета. В школе для нашего «зоопарка» решено было выделить спортивный зал. Об этом деле узнали работники телевидения и сказали, что «фестиваль зверей» будут передавать в эфир. После этого сообщения вся живность, которая имелась дома у ребят, была приведена в боевую готовность. Дело дошло до того, что Петя Васильчиков притащил в школу… кота в мешке. Принес он его в школу неспроста. Дело в том, что родители Пети были категорически против этого черного-черного кота. Им почему-то не нравилась его расцветка. Но Петя считал, что, если кота покажут по телевидению, весь город ахнет и конфликт с родителями будет улажен навсегда.

Однако режиссер, заглянув в Петин мешок, сказал:

— Кошек мы показывать не будем. Это не оригинально.

Пете было очень обидно, но что поделаешь! Спорить было некогда. Малыши толпились у дверей, и передача по телевидению должна была вот-вот начаться…

Когда малышей впустили в зал, у них глаза разбежались: голуби, морские свинки, белочки, ежи, золотые рыбки в аквариумах! По всем вопросам октябрята получали подробную консультацию у хозяев этого животного царства: как ухаживать за своими воспитанниками, сколько раз в день кормить их, и т. д. и т. п.

Все ахнули, когда Гена Пилипчук вытащил из-за пазухи двух ужей и смело закрутил их вокруг шеи. Затаив дыхание наблюдали ребята, как, обмотав вокруг оголенной руки черноголового ужа, Гена подносил его так близко к своему лицу, что тоненький раздвоенный язык касался щеки.

Вслед за этим в зал вошли несколько ребят. Двое тащили детскую ванночку, четверо, как эскорт, шли по бокам. В ванночке билось и плескалось что-то огромное и, как видно, злое.

Малыши с опаской подходили к ванночке и по складам читали объявление:

«„Щука обыкновенная“, сам поймал. Вечерний лов. Тащил и маял ее ровно 11 минут. Есть свидетели: Гурьянов, Киселев, Гуревич, Потапов. Рыба хищная, зубастая, злая, как акула. Дрессировке не подлежит. Пальцы в рот не совать. Отвечать не буду. Пригодна в пищу, особенно хороша в фаршированном виде.

Малыши с интересом разглядывали щуку, удивлялись ее размерам, а щука время от времени била хвостом по воде и пугала окружающих.

Но наибольшим успехом пользовались у малышей обезьяна макака и говорящий попугай Альфред. Обезьяна все время чесалась, скалила зубы, улыбалась, показывала язык и морщила и без того смешную рожицу.

Попугай обзывал всех дураками, вызывая всеобщий восторг своим умом и развитостью.

Дошло дело и до дрессированной курицы. Ее хозяйка Зина Простоквашева сказала, что курица клюет зерно только из ее рук, а из чужих ни за что не возьмет. Потом Зина робко сказала, что ее Тотошка по утрам кричит… по-петушиному. Демонстрировать способности своей Тотошки Зина начала с зерен. Она насыпала пшеничные зерна себе в ладошку и нескольким первоклассникам. Но «ученая курица» оказалась жадной и прожорливой. В одно мгновенье курица склевала все зерна у хозяйки и у всех остальных тоже. У девочки даже слезы на глазах показались от обиды.

— В суп ее надо за такое поведение, — шепелявя, сказал круглолицый третьеклашка.

Зину успокаивали операторы телевидения и назло насмешникам показали курицу крупным планом.

Виталий Сопелкин вытащил в центр зала картонную коробку, перевязанную шпагатом. Он медленно развязывал шпагат и таинственно поглядывал на окружающих. В коробке оказались пять болотных лягушек! Лягушки были встречены взрывом хохота. Но когда Виталий посадил их в угол, а тазик с водой отнес метров на семь и как-то особенно свистнул и все пять лягушек, как по команде, поскакали к тазику, тут уж раздались бурные аплодисменты.

Митя Комариков принес в корзинке селезня.

Сначала никто не обратил на него внимания, селезень как селезень, нос лопаточкой, красивые переливающиеся перышки, как говорится, с вороной не спутаешь.

Но как только селезень выбрался из корзинки и сделал несколько шагов по паркету, Митя бросился за ним и схватил его на руки. И тут Вика Журавлева увидела, что от ноги селезня под крыло тянется какая-то ленточка.

— Что это у него? — спросила Вика.

— Протез, — ответил Митя.

— Какой протез?

— Протез ноги.

Митю Комарикова обступили со всех сторон. Селезень тревожно огляделся вокруг и несколько раз постучал клювом по Митиной груди. Митя приподнял руку, и селезень спрятал свою сине-зеленую голову ему под мышку.

— А что у него с ногой? — спросила Вика.

— Щука откусила, когда он еще совсем маленьким был.

— А как это случилось?

— Мы у реки живем. Когда первый раз утки вывели птенцов на воду, тут все и произошло. Я увидел, что селезень и утка заволновались, стали бить крыльями по воде, крякать. Я кинулся к реке, и на моих глазах один утенок исчез. У меня в руках была палка. Я сильно шлепнул по воде, и желтый комочек сразу же вынырнул. Я взял его в руки, а у него течет кровь, и я заметил, что у утенка откушена лапка.

— А почему ты думаешь, что это щука?

— Кому же другому на ум придет кинуться на беззащитного утенка? Щука это, точно.

— Ну, а дальше?

— А дальше я стал выхаживать Пушка. Выходил. Потом протез ему сделал. Пушок быстро подрастал. Мне пришлось ему шесть протезов сменить. Этот последний удачный получился. Пушок даже плавает не хуже других. Я ему ласту из резины сделал. Он и ходит хорошо, да только здесь очень скользко. Паркет.

— Хороший протез, — сказала Вика.

— Что ж тут хорошего? Будь он хоть золотой, а своя лапка все же лучше… Ну, мы пойдем. Волнуется он очень, — Митя просунул руку под крыло селезню. — Вон как сердце у него бьется. Ты на меня не сердишься, Пушок, что я тебя напоказ сюда принес?

Селезень, словно поняв ласковые Митины слова, снова постучал своим широким клювом ему в грудь и доверчиво уткнул свою голову Мите под мышку.