Моя жизнь - Ингрид Бергман

Вскоре Пиа прибыла в Париж. С Ларсом они поладили мгновенно. Меня сразу же отослали из комнаты присматривать за ужином. Они болтали, смеялись и подшучивали надо мной. Поздно ночью, когда мы остались одни, Пиа сказала: «Если ты не выйдешь за него замуж, это сделаю я».

Итак, Пиа была довольна. Теперь оставалось узнать, что думают по этому поводу близнецы.

Я играла в «Чае и сострадании» в Уэльсе, и девочки были со мной. Однажды вечером мы вымыли головы и, сидя в халатах на полу, сушили волосы. Я спросила шестилетних Ингрид и Изабеллу:

— Что вы думаете о том, чтобы ваша мама опять вышла замуж?

Они просияли:

— Это будет замечательно. — Потом они поинтересовались: — А ты уже нашла кого-нибудь?

— Да, — сказала я. — Помните такого симпатичного человека по имени Ларс — он навещал нас здесь, в Уэльсе?

— О да, он нам очень понравился. А когда же ты выйдешь за него замуж?

Робертино в это время находился в Париже вместе с Ренцо, тринадцатилетним сыном Роберто от первого брака. Я не могла поехать к Робертино из-за съемок.

Девочек я попросила:

— Не говорите пока ничего Робертино. Я хочу сама сказать ему об этом.

Но Роберто, который к этому времени уже все знал, сообщил новость Ренцо, а Ренцо сразу же доложил о ней Робертино. Когда я наконец приехала с девочками в Париж и вошла в дом, меня встретили двое ревущих мальчишек.

— Что случилось? — спросила я. — Что происходит?

— Бу-у-у, бу-у-у, ты снова собираешься замуж, бу-у-у!

— Что ж, извините. Я сама собиралась сказать об этом, но вы уже все знаете от кого-то другого.

Маленькие Ингрид и Изабелла забеспокоились. Может быть, их старший брат прав и всем им грозит какое-то несчастье?

Мне пришлось повести девочек и Робертино в парк. Репортеры, как всегда, решили нас сфотографировать. И вот появились трое детей с вытянутыми лицами. Снимок, на котором были запечатлены три расстроенных ребенка, производит ужасающее впечатление.

В конце концов я спросила Робертино:

— В чем дело? Ты же встречался с Ларсом. Ты ходил с ним в зоопарк.

— Я ничего не имею против Ларса. Мне он нравится, но это вовсе не значит, что тебе нужно выходить за него замуж. Пусть он живет с нами, но зачем тебе выходить замуж?

Итак, папа и трое детей объединились против меня. Правда, девочки были настроены более романтично. Они все время шептались и уже начали сомневаться в правоте своего брата.

Ларс встречал нас у входа в парк. Мы собрались ехать за город, чтобы посмотреть дом в деревне Жуазель, в сорока километрах от Парижа, который хотели купить. Робертино сидел впереди с Ларсом; Ингрид, Изабелла и я — сзади. Робертино уставился в окно, он не смотрел в сторону Ларса и вообще не открывал рта.

— Мама, — прошептала малышка Ингрид. — А Ларс знает, что ты собираешься за него замуж?

— Думаю, что да.

— Но ты его об этом не спрашивала?

— Нет, не спрашивала.

— Но ты же должна спросить его об этом, — расстроилась она. И чтобы обрести уверенность, она наклонилась вперед и проговорила: — Ларс, ты хочешь жениться на моей маме?

Ларс был так удивлен, что, быстро обернувшись, взглянул на меня. Он молча продолжал вести машину, но видно было, как он разволновался.

Ингрид повернулась ко мне и обеспокоенно спросила:

— Что он сказал?

— Ничего.

— О! — Она была в шоке, а вдруг Ларс не женится на мне. Поэтому она снова наклонилась вперед и сказала:

— Ларс, мама еще молодая.

Я чуть не заплакала. Это было самое очаровательное предложение, которое от имени матери могла сделать шести летняя девочка.

— Ну, если ты хочешь, чтобы я женился на твоей маме, возможно, я это и сделаю, — сказал, улыбнувшись, Ларс.

Теперь присоединилась и Изабелла:

— Мы бы очень хотели, чтобы ты женился на нашей маме. И не волнуйся о Робертино, мы с ним сами поговорим и все ему объясним.

Они остановились перед длинной, выложенной из серого камня оградой с огромной, окрашенной в зеленый цвет дверью. Войдя внутрь, они увидели большую зеленую лужайку, на которой небольшими группками росли кедры невиданной красоты. Их бледно-зеленые перистые ветви свешивались вниз, почти касаясь изумрудной травы. Ингрид сделала несколько шагов вперед и увидела небольшой фермерский дом из серого камня.

Мгновенно, как было и на острове Ларса, она почувствовала, что это как раз тот дом, который им нужен.

7 июля 1958 года она написала Лиане Ферри в Рим:

«Мы не можем избавиться от провокаций, подозрений, слухов — особенно с тех пор, как репортеры обнаружили, что мы купили дом, а я по глупости объявила, что, как только стану свободна, выйду замуж за мистера Л. Ш. С тех пор журналисты ведут себя просто невыносимо. Они охотятся за нами, как за зайцами, стараясь допытаться, когда и где мы будем сочетаться браком. Теперь я думаю, что лучше было вообще ничего не говорить. Нельзя же строить планы о будущей свадьбе, когда расторжение прежнего брака отдаляется все больше и больше. Близнецы знают о моих намерениях и относятся к ним прекрасно. Робертино, к сожалению, узнал обо всем от Ренцо и поначалу был в шоке, но думаю, что сейчас он тоже успокоится, если, конечно, все остальное семейство не станет рыдать и демонстрировать свое неодобрение. Я сказала Роберто, что ему нужно объявить детям только одно: что он вовсе не несчастен. И все будет в порядке. Но разве он это скажет? Он обещал сделать все, что в его силах, а сам, как мне думается, тревожится только о том, что дети вдруг слишком полюбят Ларса.

Чтобы успокоить тебя, хочу сказать, что ощущаю невероятную уверенность в себе и безмятежность. То, что происходит со мной, — самое лучшее из всего того, что может быть в моей жизни. Этот человек — единственный, кто меня прекрасно понимает и принимает со всем хорошим и плохим. Никогда мне не приходилось встречать от людей такого понимания».

15 июля 1958 года Ингрид писала Лиане Ферри:

«Дети все еще у Роберто. Как раз в тот момент, когда я собиралась совсем обозлиться на него, произошло несчастье: малышка Иза свалилась с аппендицитом. Сейчас уже все в порядке, но он не хочет отдавать мне детей еще две недели. Надеюсь, скоро он продаст свой телевизионный документальный фильм, — не может же это продолжаться вечно. Он не может понять, почему ему так не везет. Я пробую объяснить, что во многом виноват он сам, но в это он, конечно же, никогда не поверит».

Через десять дней она добавляла во втором письме:

«Сегодня вечером покидаю Париж, и дети опять будут со мной. По телефону они мне сказали: «Бедный папа, он проплакал всю ночь». Меня это сводит с ума; вместо того чтобы представить все происходящее как можно естественнее и проще, он обязательно должен устроить итальянскую мелодраму. Я пообещала, что они проведут с ним лето в «Санта Маринелле»».