Китай - Эдвард Резерфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты все еще здесь глаза мозолишь? Что это ты удумал?
– Если позволите, господин, – со всем уважением произнес я, – кажется, мне могла бы понравиться работа в лаковой мастерской. Я подумал, что, прежде чем учиться, нужно разобраться, что это за ремесло, понять, есть ли у меня талант.
– Это мастер говорит, есть ли у ученика способности, – резко сказал он.
– Я не хотел тратить время никого из мастеров, пока не выясню это сам, – ответил я. – И мне нужно было решить, могу ли я посвятить этому ремеслу всю оставшуюся жизнь.
– Зачем тебе тушь и кисти? Ты молодой ученый?
– О нет, господин. Взял всего лишь несколько уроков. Но я беден, поэтому мне пришлось самому учиться.
– Разве твой отец не может тебя обучать?
– Отец, к сожалению, неграмотный.
– Напиши что-нибудь, – велел хозяин.
Я старательно вывел несколько иероглифов. Он взглянул на них и сказал:
– Неплохо!
– Я думал, господин, – осмелился я, – что раз я выучился писать кистью, то, возможно, смог бы научиться наносить кистью лак.
Он взглянул на толстого мастера, а затем снова повернулся ко мне:
– У меня для тебя ничего нет. С учетом, как эти тайпинские дьяволы губят все наше производство, еще повезет, если мы сохраним имеющихся мастеров, а о том, чтобы взять подмастерье, не может быть и речи. – Он нахмурился. – Кто ты вообще такой и как сюда попал?
Я пытался не врать, но не хотелось рассказывать ему про отца, поэтому назвался вымышленным именем, сказал, что приехал из Пекина и собираюсь месяц провести у родственников. Вид у хозяина был несколько циничный.
– Ладно, никого не беспокой, – хмыкнул он.
Хозяин ушел, но на следующий день, когда я снова явился в мастерскую, худой мастер поманил меня к себе, велел сесть рядом, дал кисточку и показал, как ею пользоваться. Затем он выдал мне несколько деревянных щепок и крошечный горшочек с лаком и велел попробовать. Это было довольно сложно, потому что лак липкий и совсем не похож на тушь, но я начал привыкать и потратил остаток дня на это занятие.
На второй день все повторилось, и на третий день. Мне бы очень хотелось поработать с толстяком, поскольку то, что он делал, было намного интереснее. Но это было бы грубо по отношению к худому, и я выглядел бы невоспитанным. К тому же я уже понимал, что это своего рода испытание, мастера хотят проверить, насколько я трудолюбив и послушен.
Прошло еще три дня. Время от времени худой мастер показывал, что я делаю неправильно, поэтому я радовался, что все-таки проявил терпение. Я пробыл в мастерской десять дней, когда хозяин появился около полудня и строго сказал:
– Я позволю тебе учиться у моих людей. Но я совершенно уверен, что ты солгал мне о том, кто ты. Лучше скажи правду сейчас или проваливай и не возвращайся.
Я был очень рад, что он дал мне такой шанс, и во всем признался. Я рассказал ему, кто моя семья, как я хотел научиться читать, как отец изготовил сапоги для моего учителя и меня выгнали с уроков, как я продолжал учиться самостоятельно и приставал к учителю с вопросами так часто, как только осмеливался.
– Погоди-ка, – сказал хозяин, – ты тот самый парень, мать которого знакома с моей женой. Ты же должен был ко мне прийти.
– Да, господин, но разве вы бы заинтересовались, если бы ничего не говорило в мою пользу?
– Да, репутация твоего отца не в твою пользу, это точно. Он плохой работник. Все делает тяп-ляп.
– Я уважаю своего отца, – тихо произнес я с низким поклоном.
– И это правильно. Но ты же полон решимости не становиться таким, как он. Ты хочешь быть настоящим мастером. Так ведь? – (Я кивнул.) – Ну тогда можешь начинать прямо завтра, – внезапно сказал он. – Но ученику платят гроши, ты же понимаешь.
Меня это не заботило, по крайней мере тогда. Я был очень взволнован.
Я усердно трудился и быстро учился. Меньше чем за два года я стал почти так же хорош, как худой мастер, но и с толстяком я тоже работал. Однако я по-прежнему считался подмастерьем и был по положению ниже всех. Каждый сверчок знай свой шесток.
А еще я понял, как же мне повезло. По легенде, искусство изготовления лаковых изделий восходит к эпохе династии Хань. Долгое время лаковые изделия привозили в основном из южных провинций, где имелись ингредиенты для лака и климат достаточно влажный. Но постепенно мастера приехали и на север, и при правлении великого маньчжурского императора Цяньлуна[54] в Пекине действовала большая мастерская под эгидой двора. Но из-за варваров и тайпинов, а также из-за нехватки денег у двора искусство и промышленность приходили в упадок. Мой хозяин владел одним из немногих мелких предприятий, которые все еще работали. Он поставлял кое-какие изделия ко двору и всем желающим богатым людям, потому что на изготовление лакового изделия уходит так много времени, что его невозможно продать по цене, которую может себе позволить скромный человек. Мой хозяин мог бы нанять в столице любое количество безработных мастеров. Но вряд ли кто-нибудь из молодых людей захотел бы заниматься этим ремеслом. Вот почему я заинтриговал его. Это и еще моя настойчивость.
Мне нравилась работа с лаком. Готовые изделия хранились на стеллажах в одном из закрытых сараев. Я заходил туда и смотрел на ряды шкатулок, тарелок и ваз. Иногда мы даже производили мебель. Некоторые изделия покрывали черным лаком, но в основном красным. А еще мы изготовили красивые веера из лакированного бамбука и большую черную ширму с нарисованными на ней летящим аистом и далекой горой, которые предполагалось отвезти в порт для продажи богатому варвару. Для росписи хозяин нанимал художников.
Я мог смотреть на них часами. Иногда я позволял себе аккуратно дотронуться кончиками пальцев до изящной резьбы на шкатулках. Бороздки были такими глубокими, а узоры такими плотными, что казалось, будто у тебя под рукой целый маленький мир.
Однажды – это было в начале моей второй зимы в мастерской – хозяин нашел меня в кладовке. Я все еще немного его боялся. Он почти никогда не улыбался, и выражение его лица было довольно устрашающим.
– Тебе нравятся изделия, которые мы продаем? – спросил он.
– Да, господин, – ответил я. – Мне всегда нравились красивые
