Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

Джон Фолкнер, тоже писатель, в своих воспоминаниях „Мой брат Билл“ вспоминает, что Билл хорошо учился до 10-го класса, а потом вдруг потерял интерес к школе и формальному образованию. Он просто перестал ходить в школу. Дед пристроил его в свой банк. „Билл был счастлив целый год… у него развился почти фатовской вкус к одежде, за что он получил прозвище „Граф“…“

После университетской почты Фолкнер всерьез занялся литературой. Его первой книгой стал сборник стихотворений „Мраморный фавн“, который не имел никакого успеха, но после того, как Фолкнер стал Нобелевским лауреатом, сборник пошел нарасхват, и на одном из аукционов за сборник выложили 600 долларов (тогда доллар был более весомый, чем сегодня).

Еще Фолкнер успел поработать кочегаром на университетской электростанции. Брат вспоминал: „Работал он в ночную смену. Билл говорил, что там он написал свою лучшую книгу — „Когда я умирал“. Он рассказывал мне, как хорошо ему было там писать: тепло и тихо, никто ее мешал. Жужжание старой динамо-машины успокаивало. Он прерывался только для того, чтобы подкинуть угля в топку…“

Писал Фолкнер в основном тогда рассказы и рассылал их в редакции, как правило, их отклоняли, но после романа „Сарториус“ стали печатать даже те, которые раньше браковали. Первой книгой, имевшей коммерческий успех, стал роман „Судилище“, но книга, эта очень расстроила отца Уильяма, он потребовал изъять ее из продажи и заявив, что если Билл хочет писать книги, пусть пишет вестерны. Вестерны были единственным чтением отца. Мать говорила отцу: „Оставь его в покое. Он пишет то, что считает нужным“.

В 1949 году пришло известие, что Уильям Фолкнер удостоен Нобелевской премии. Это сообщение застало писателя за колкой дров для камина. Писатель наотрез отказался ехать в Швецию получать премию, сказав, что у него недостает бензина в баке для такого длительного расстояния. Его застыдили и уговорили поехать. Фрак для торжественной церемонии Фолкнер взял напрокат.

Нобелевская премия изменила жизнь Фолкнера. Человек, стремившийся, по его собственным словам, „остаться личностью, нигде не заприходованной“, попал под вспышки фотообъективов, под огни рампы и рекламы. Из „оксфордского затворника“ он превратился в „звезду литературной сцены“. В этой непростой ситуации Фолкнер не затерялся, не закружился и оказался достоин самого себя. Он приложил все силы к тому, чтобы разъяснить и развить основные идеи своего творчества.

В „Слове к молодым писателям“ (1958) Фолкнер сформулировал кредо: „Не только перед молодыми писателями — перед всеми нами стоит задачи, спасти душу человека, прежде чем человека не лишат души так же, как холостят жеребцов или быков; спасти личность от безликости пока еще не поздно и человек не превратился в двуногое животное. И кому же, как не прозаику, поэту, художнику, спасать человечность, ибо кто более них должен бояться потерять ее, ибо человечность — это горячая кровь творчества“.

После 1949 года всякие почести и награды хлынули на Фолкнера. Он был даже награжден орденом Почетного легиона Франции и очень гордился маленькой розочкой, которую носил в петлице. В 1955 году его роман „Притча“ получил и Национальную и Пулитцеровскую премии в США. Денег стало достаточно, но Фолкнер не пожелал изменять своих вкусов и привычек, он продолжал ездить на своем стареньком автомобиле. Кто-то ворчал по этому поводу: „Если бы у меня было столько денег, сколько у него, я бы своей кухарке не позволил ездить на таком драндулете“.

Не изменил Фолкнер и своих привычек письма. Никому не диктовал, а писал сам от руки мелким почерком, оставляя поля слева на листе для исправлений. Сам же и переписывал свои рукописи, потому что никто не мог разобрать его почерк.

Брат вспоминал: „Билл всегда развертывал действие своих романов и рассказов на фоне, который ему был хорошо знаком. Старое правило, касающееся любого писателя, — писать о своем заднем дворе — Билл знал так же хорошо, как знал и людей, о которых писал. Oн никогда специально не собирал материал для своих книг, но он постоянно смотрел и слушал, запоминал то, что увидел или услышал, чтобы когда-нибудь, возможно, использовать все это в романе или рассказе“.

В своих произведениях Фолкнер обессмертил американский Юг и перенес „черный“ вопрос в литературу, глубокий конфликт между черными и белыми», насилием белых хозяев над черными слугами. Обличая несправедливость, Фолкнер однако всегда настаивал на необходимости «терпения» жертв: ни в коем случае не ответное насилие. Достоинство человека — сквозная тема всех произведений Фолкнера.

О своем ремесле Фолкнер говорил так: «Быть писателем — значит иметь самую плохую профессию. Писатель — демоном внушаем, и тот постоянно его понукает, принуждает работать. Это изнурительный труд в одиночестве, и никогда не выходит так, как хочется. Пытаешься снова и снова — и все равно не выходит. Что за вознаграждение получает писатель — не знаю…»

— Почему вы считаете «Шум и ярость» неудачей? — однажды спросили его, и Фолкнер ответил: — «Если воспользоваться Хемингуэевским выражением, от этой книги „мне не стало хорошо“».

Фолкнера часто называли «затворником» и «отшельником», а он определял себя иначе: «Я фермер». И умер почти фермерской смертью, упав с лошади. Далее больница, кома и смерть 6 июля 1962 года, в возрасте 64 лет. Эпитафию на могиле он придумал сам: «Он писал романы и умер»

Уильям Фолкнер возмущался, что современные писатели «забыли о проблемах борющейся души… они пишут не о человеческой душе, а о волнениях тела…» А разве самого Фолкнера не тревожили «волнения тела»? Подростком он влюбился в Эстеллу Олдэм, жившую по соседству. Но она отвергла Фолкнера, вышла замуж за другого и уехала в Китай. Следующей большой любовью писателя стала Хелен Бэрд, которой он посвятил один из своих романов, но и она тоже вышла замуж за другого. Фолкнер в конце концов женился на вернувшейся в Америку Эстелле, брак их был не совсем прочным. Оба супруга довольно много пили. Ссорились, но разводиться не стали. В дальнейшем у Фолкнера была длительная связь с Метой Карпентер, он часто ей дарил свои эротические рисунки и стихи. У писателя была еще связь с коллегой по перу Джоан Уильямс, которая была моложе Фолкнера на 32 года. Так что сплошные «волнения тела».

В заключение приведем рассуждения Фолкнера, с которыми он делился с матерью в одном из писем 1925 года: «После того как я близко узнал американцев в Европе, я считаю, что именно сейчас секс для нас стал национальной болезнью. Мы изо всех сил заталкиваем его в политику и в религию, то есть в такие места, где его вовсе не должно быть, где ему просто не место. Все наше искусство — наши картины, наши романы, наша музыка — просто пропитаны им. Вот европейцы, например, относятся к сексу так, как к нему следует относиться, они держат его на втором месте. Их картины, их музыка, их литература ничего общего с сексом не имеют. Такой подход по сравнению с нашим мне кажется гораздо более здоровым».