Современный румынский детектив [Антология] - Штефан Мариан

Мамзель Эме встала.

— Разумеется, его надо было бросить. Один он выпутался бы легче, вы не находите?

Нет, я этого не находил.

Телевизоры опустошили улицы. Беглецы молча пробирались среди луж. Димок поднял глаза на окровавленное небо, свалившееся на пригороды.

— Опять проясняется к дождю… Как же нам быть, братец? Силе не ответил. Лицо его стало землистым, глаза метали молнии. Редкие фонари на перекрестках валяли их тени по мокрому асфальту. Вышли на бульвар. Вор остановился.

— Неладно, дя Силе! Беглый в сердцах сплюнул:

— А как ладно? Как, черт возьми?!

— Надо найти другую фатеру.

— Надо! Только и знаешь ходить за мной. А дура все устраивай…

Навстречу шел милиционер. Они по-заячьи шмыгнули за угол.

— Веревочка затягивается, — сказал вор, запыхавшись. — Что ни день, то хреновей. Они не уймутся, пока не засадят нас…

— Это все я виноват! Ты прав. Чувства, видишь ли, разыгрались!

Челнок насупился:

— Как это они нас засекли, а, дя Силе?

— Пошли по родне Бурды, потом по родне его жены, чему тут удивляться?

— Здорово работает майор! — Работает…

— Ну-ка, постой!

Димок остановился у какой-то арки. Он прочел название улицы и вошел под свод.

— Если ведьма дома, дело в шляпе! — Кто?

— Мица Просфирня, которая жила с Большим Зане. Он сейчас по тюрьмам. Женщина одинокая и комнаты сдает на ночь…

— Сводня?

— Со святой девой я не путаюсь.

Они поднялись по заплеванной лестнице. Мица Просфирня, давненько перезревшая гражданка, перекатила свои окорока через порог. Малый сладко улыбнулся:

— Целую ручку, мадам Мица!

— Митря Челнок…

Просфирня лишилась дара речи. Она лишь мигала и беззвучно шевелила губами, потом разразилась бранью. Силе внимал с разинутым ртом. Ему и раньше приходилось слышать ругань из женских уст, но то, что изрыгала сводня, превосходило всякое воображение. Все помои, собранные на мусорных свалках, бешеная злоба, спаренная со словесной грязью, обрушились на вора. Однако старания Просфирки оказались напрасными. Димок спокойно дождался разрядки, затем спросил:

— А в остальном? Все хорошо и прекрасно?

Сводня чуть не грохнулась в обморок. Она побледнела и стала искать, чем бы запустить в Димка. Тут дверь комнаты открылась, и вошел звероподобный мужик. Вор так и прилип к стене, в глазах его был страх. Он промямлил:

— Будь здоров, дя Зане! Я и не знал, что ты вышел…

— Вышел, Димок, — вздохнул мужик. — А ты рад?

— Как же, дядя, слава богу…

Обезумевший от страха Димок озирался, ища спасения. С четвертого этажа в окно не выпрыгнешь, а на лестничной площадке заняла позицию Просфирня. Большой Зане наступал не спеша. В правой руке у него блестел нож.

— Зачем ты меня продал, братец?

— Дя…

— Что я тебе плохого сделал, Димок? Почему ты такая парша?

— Кто? Я?

— Ты думал, Большой Зане так и сгниет там?

Силе оценил положение и понял, что действовать надо немедленно. Он отступил на шаг и выбросил вперед ногу. Получив удар по руке, громила выронил нож. Тем временем Димок что было силы боднул женщину головой в живот. Сводня, икнув, рухнула на колени. Дорога была свободна.

Они кинулись вниз по лестнице, перепрыгивая через четыре ступени. Выбежали во двор. Нож Зане пролетел мимо и выбил искры, ударив о камни. Сверху на головы беглецов вылили какую-то мерзость.

Они умылись в общественной уборной. Профессор побелел от отвращения и злобы. Осрамившийся Димок хорохорился:

— Ничего! Все равно я его пришью…

— У тебя была такая возможность, — заметил Беглый.

— Ладно, ладно… Силе покачал головой:

— Скажи спасибо, что ноги унес. — И посмотрел на него долгим взглядом. — Почему тебя никто не любит, Димок?

— А кому любить? Это люди?! Зане у меня ремеслу научился, теперь катается как сыр в масле, а видал его?

— Что же он так, с бухты барахты, захотел тебя прикончить?

— Оговорили меня…

— А братья Трикэ? Слышал, братец мой сказывал, фото твое заплевали.

— Настанет и их черед, дай срок! Я им покажу, как ножку подставлять!

— А полосатые тоже ножку подставили? Димок взъерши лея:

— Чего тебе надо от меня? Опять на рожон лезешь?

— Какой в тебе дьявол сидит, Митря?

Беглый не спускал с него глаз. На губах у вора дрожала гадкая улыбочка.

На углу у «Десяти яблок» Димок замедлил шаги и показал на обшарпанную халупу в глубине двора.

— Тут мой крестный проживает.

— Нечистый?

— Таке Крик, голубь, гроза замков. Банки грабил в свое время. Два года я у него в учениках ходил, души во мне не чает.

— Ты подумай, прежде чем идти. Вор открыл калитку.

— Не оставит он меня в беде! Подожди маленько.

Димок исчез, поглощенный густой зеленью двора. Беглый закурил, внимательно осматриваясь. Площадь заполнили тени. Смоляные тучи угрожающе надвигались на первую вечернюю звезду. Он услышал шум приподнимаемых жалюзи и повернул голову. В окно были видны обитые вишневым шелком стены, с которых смотрели старинные портреты. На потолке резвились позолоченные лепные ангелочки, большая хрустальная люстра рассеивала спокойный свет.

Силе привстал на цыпочки и увидел пожилую пару за игрой в карты. Улыбающаяся женщина тасовала колоду, мужчина, потягивая кофе, что-то рассказывал.

Беглый вспомнил свою квартиру в квартале Святого Георгия. Над ними жили пенсионеры, супруги Влэдояну. Они познакомились субботним вечером в «Бочке пива», было это году в пятнадцатом, и на протяжении сорока лет ежегодно в тот же день, в тот же час нарядно одетые приходили в это заведение.

Официанты знали их историю, всегда оставляли для них столик и подавали пару кружек пива. Супруги молча сидели, держась за руки, — они разговаривали глазами. А через час уходили домой.

И вот в такую субботу, пока господин Влэдояну брился, старушка задремала в кресле и больше не проснулась. А через две недели, в субботу, и он приказал долго жить…

Улыбка Беглого погасла: да, есть на свете и такие люди. Можно жить и так…

В доме послышался глухой шум, и Силе увидел бегущего к нему Димка. Оба глаза у него заплыли, губы сочились кровью. — Поцеловал тебя крестный?

— Мать его так, бандюгу! Силе вздохнул.

— Послушай моего совета, малый: иди с повинной! В тюрьме тебя охранять будут, может, цел останешься, а на воле свои точно прикончат.

Димок пригубил стаканчик с цуйкой и поморщился от боли. Лицо его опухло, стало похоже на свиное рыло. Старый шрам пульсировал, на щеках синели кровоподтеки — противно было смотреть.

Силе оценил его синяки:

— Ты был прав, Димок, крестный души в тебе не чает…

— Я в долгу не останусь!

Они выбрали притаившийся за печкой столик в малом зале распивочной. Туалет был в двух шагах, окно его выходило на пустырь.

Челнок затоптал окурок.

— Можно попытать у одной моей бывшей крали…

— Хватит! Хочешь остаться на костылях?

— Ой, не знаю, братец, все с ума посходили.

— Не надо было делать того, что ты делал!

— Так, так! Дави и ты меня, бей кулаками! Бейте все Челнока!

Силе усмехнулся:

— Уж если я бью, то крепко, Димок! Живым не уйдешь.

— Точно.

— Храни тебя матерь божья от моей руки. — Силе осушил стаканчик и добавил: — Не крути мне мозги.

— Чего «не крути», паря? И ты, что ли, с ума сошел?

— Смотри у меня, рухлядь! Один хлеб едим, ты прав — четыре глаза видят зорче, поддерживаем друг друга, но смотри у меня!

Вор пожал плечами и перевел разговор:

— Еще по одной?

— Можно.

В туалет прошел мужчина средних лет. Силе проводил его взглядом.

— Знакомый? — тут же среагировал Димок. — Вор?

— Нет. Забияка. Я сидел с ним две недели в предвариловке. Он отмутузил тещу по случаю Нового года…

— Наш парень!

— Как его бишь зовут?.. А! Грэдинару. Подойти к нему?

— Еще бы! Никогда не знаешь, откуда заяц выскочит.

— Лишь бы он не оказался из тех, со слишком длинным языком…

— Тьфу! Не каркай!

Димок прилип к печке с противоположной стороны. Когда Грэдинару вышел из туалета, Беглый схватил его за локоть и усадил за стол.

— Припоминаешь?

Грэдинару бросил на него быстрый взгляд и просиял:

— Господин профессор! — Он огляделся и зашептал: — Опять в бегах? За тобой гоняет один головастый, меня тоже зацепил.

— Зачем?

— Все, кто тебя знал, под наблюдением: и Мэцэуану, и Тейкэ.

— Ждут меня?..

— Ждут, господин профессор!

Беглый стукнул кулаком по столу, опрокидывая стаканы:

— В бога мать такую жизнь! Все бы отдал, чтоб сначала начать.

— Что ж… Могу я чем-нибудь помочь? Дать тебе деньжат?

— Яду мне дай! Грэдинару встал.