Современный румынский детектив [Антология] - Штефан Мариан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Яду мне дай! Грэдинару встал.
— Брось, паря! Выпутаешься. Будь! — И перешел в большой зал.
Из-за печки вынырнул Димок:
— Хреново!
— Слава богу, теперь и до тебя дошло!
— Что тебе от меня надо? Чем я виноват?
— Надо было с самого начала…
Он не договорил. Появился испуганный Грэдинару:
— Деру, господин профессор! Фараоны! Беглецы бросились к туалету.
Дождь возобновился, частый и мелкий. Вдоль стен осторожно крались две сгорбленные тени. Мозгляк попробовал пошутить:
— Опять мы их провели! Не падай духом, дядя, не сцапать им нас до Судного дня!
Слова, сказанные без всякой уверенности, лопались как мыльные пузыри, не достигая ушей Беглого. Силе шел впереди, мрачный и злой.
— Слышь, дя Беглый? Все-таки мы везучие…
— Помолчи, Димок! — Силе остановился на углу. — Дальше-то что?
— Дальше?..
— Прости, я и позабыл, что обо всем надо думать мне!
— Я же пытался. Ты сам видел…
— Да уж, нагляделся.
— Аида к биндюжникам, — предложил вор нерешительно.
— Они тебя знают?
— А как же!
— Тогда не надо.
Они шли по бульвару. При каждом дуновении ветра с листьев падали крупные капли воды.
— А сколько счас время?
Силе не ответил. Он зло пинал носком попадающиеся на пути камешки.
— Небось первый час уже, а, дя Силе?
— Тебя что, жена дожидается? Дети? Закроют подъезд, а у тебя нет ключа? Так в чем же дело? Шагай знай! Это наша участь — тикать! Куда? Куда глаза глядят. Сколько? Пока не лопнем.
Вор остановился.
— Да что на тебя нашло? Разрази меня гром, не пойму, чего ты убиваешься?
— Куда тебе!
— Кто тебя просил бежать-то? Дело ментов — ловить, наше дело — их дурить. Разве не так?
— Да, но…
— Чего «но»? Не ндравится тебе в бегах, сиди в каталажке! Тепло, роба — последний писк моды, шамовка дармовая, ни тебе дождя, ни тебе снега, все на казенный кошт.
Профессор остановился и с удивлением оглядел вора. Промокший до нитки, весь в синяках, Димок остервенело стучал зубами. Силе рассмеялся:
— А ведь ты прав, малый!
— Знаю, дура!
Они засмеялись. Отлегло от сердца, дождь и усталость отступили.
— Так, говоришь, не ндравится на воле — сиди в каталажке?!
— А как же? Задарма ничто не дается, тем паче беглым. Скажи спасибо, что можешь дойти до перекрестка и повернуть, куда твоей душе угодно. Так?
— Так, Митря!
— Да благодари всевышнего, что дал тебе в помощники человека с головой!
— Да-а, повезло…
— К примеру, что мы, по-твоему, должны сейчас делать?
— А то у нас есть выбор? Шагать вперед.
— Всю ночь?
— Всю! Хоть согреемся.
Димок удивленно поцокал языком:
— Тоже мне, головастик! А о том не подумал, что на улицах ни души и возьмет нас первый же постовой?
Беглый пожал плечами:
— Ну конечно, квартира пустует, а я гуляю!
— А чего ей пустовать? Пошли в мою берлогу!
— Ты ж говорил, что наврал и нет ее у тебя.
— Чего человек не сболтнет! Лево, кляча!
— Ловкач же ты, Митря! Завсегда у тебя туз в рукаве.
— А то!
— Все время думаю, какой еще сюрприз меня ожидает. Глаза вора сузились:
— Напрасный труд, голубь, не угадаешь!
Они свернули в узкую боковую улочку, объятую тьмой.
— Кто хозяйка? — спросил Беглый.
— Посаженая мать моих предков. Почтенная женщина. Году в тридцать шестом держала трактир в Дэмэроае.
— Ясно! Опять синяками разживешься. Видать, начало ндравиться…
— Махнем через забор, у меня нет ключа от парадного. Беглый перекрестился — за забором простиралось кладбище Белу. Вор прошептал:
— Нишкни! Чую нюхом, у ментов и дома покойников под наблюдением.
Они поползли между могилами. Трава была мокрая, дорожки развезло. Силе приложил губы к уху Димка:
— Ты был прав, вон патруль. — Где?
— На скамейке, рядом с большим крестом.
В ночи можно было различить два силуэта в дождевиках. То вспыхивали, то гасли огоньки сигарет.
— Пошли бог здоровья тому, кто придумал табак! — пробормотал вор.
— Тсс! Налево кругом!
— С чего это? Иди за мной. — Димок свернул к аллее бедноты, заросшей бурьяном. Деревянные кресты под порывами ветра шатались как пьяные.
Сердце Беглого сжалось. Он вспомнил своего отца на катафалке. Покойный был человеком бережливым, все беспокоился о детях, ради того, чтобы они не знали нужды, отдавал последнее. Как-то осенью он повстречал крестьянина, торгующего виноградом по дешевке. У отца не было корзины, так он снял сподники, завязал тесемками штанины и наполнил их гроздьями… Он отказывал себе в кружке пива, даже в стакане сельтерской. Единственной его страстью была обувь. Он недоедал месяцами ради покупки новых башмаков, трижды на дню чистил их кремом и наводил лоск бархоткой.
Хоронили его в одежде, купленной у старьевщика, и в ботинках с дырявыми подошвами…
Они опять оказались среди мраморных склепов. Вор достал из тайника ключ и открыл тяжелую железную дверь.
— Прошу, Посаженая мать ожидает нас.
Глава XV. Ищут двух беглых
Скупо светила лампада. Пахло маслом, смертью. Силе содрогнулся:
— У тебя не все дома! То ты меня в гроб затащил, теперь в склеп, а следующий раз…
— Отправлю на тот свет!
Вор смеялся, скривив рот, прищурившись. Смех этот настораживал Беглого.
— Чего же ты ждешь?
— Все в свое время, голубь. Пока что сиди за своей партой… — Он заметил, что у Беглого заходили желваки на скулах, и положил ему руку на плечо. — Брось, слушай, шуток, что ли, не понимаешь?
— Не понимаю.
— Кусочник! — Он прицельно плюнул в фотографию на камне: — Привет, мадам Маргарита!
— Кто это?
— Патрет-то, а? Весь гарнизон с ума свела! Чины дрались, аки петухи, один даже пулю себе в лоб пустил…
Силе всмотрелся в нежное лицо с большими ясными глазами и кукольным носиком.
— А на вид — сама чистота… — Дану?
— И немного мечтательная… Такие женщины всю жизнь хранят первый цветок, подаренный любимым.
Вор рассмеялся:
— Теперь я понял, почему ты попал в штангу с бабами!
Всем падлам падла! Ясно? Прикидывалась непорочной девой и дурила мужиков, что твоих младенцев!
— Как?
Вор растянулся на полу, заложив руки за голову.
— В те времена богатеи дневали и ночевали в Синае, морем-то заболели только теперь, в последние годы. Раз — и она приземлилась на курорте. Они всем скопом на нее. А сучка свое дело знает: очи в землю да вздохи, пока не подвернется старикашка с набитой мошной. Она тянет его в горы с рюкзаком, по немецкой моде. У живчика язык на плече, а ни гу-гу, за мужика хочет сойти. К вечеру он готов, забыл, как его зовут. Пьют шампанское, потом начинается цирк: не могу, я девственница. Утром фрайер готов поклясться, что это он ее спортил.
— Господи! А дальше что?
— Шлюха в истерику: в окно выброшусь, жизнь мою загубил! И фонтан слез. К обеду кладет миллион за пазуху…
— Фантастика!
— А через три дня — другой. На том и разбогатела, в газеты попала, здорово ей врезал Зизи Шербан куплетом.
— Маргарита… Как ее дальше?
— Врабие, дочь Жижи Паспарола из Милитарь. Отец ее работал по части покера, что его и доконало. Имей я столько деньжат, сколько домов разбила эта маруха!..
— Да уж…
Беглый опять залюбовался фотографией.
— Глядишь — и не верится, прямо ангел… Век живи, век учись!
— И все равно дураком помрешь! — дополнил вор, зевая. — Поспим часок? Глаза слипаются, не могу больше. Ложись рядом.
— Давай по очереди. Один захрапит — второй его толкает. Представляешь, идет мимо патруль и вдруг слышит храп мертвецов…
— Силен! Даром что дура, а нет-нет да и выдаст что-нибудь путное. Чур, я первый.
Уснул он мгновенно. Силе осмотрел тесное помещение. Лампада спокойно освещала лик Маргариты, заполняя утлы тенями. Вдруг он вскочил в испуге, вспомнив историю студентки, закрытой на ночь в склеп. Дурацкая шутка сокурсников дорого ей стоила: наутро ее нашли седой и абсолютно невменяемой. Ее взгляд был прикован к змее, ползавшей по полу…
Беглый стерег сон вора до самой зари, вздрагивая при каждом шорохе.
Димок заморгал. Сквозь вентиляционные отверстия врывался утренний свет.
— Почему ты не разбудил меня на смену?
— Уж больно ты сладко спал, — ответил Беглый устало. — Давай смываться, Митря, не могу я здесь больше. Вор приоткрыл дверь и внимательно осмотрелся.
— Зеленый!
Когда они выбрались с кладбища, Беглый облегченно вздохнул.
— Скажи, Митря, правда, что в склепах водятся змеи?
— Навалом! Но они не ядовитые. Профессор с отвращением плюнул:
— Знай, за эту ночь я постарел на десять лет!
