Великий океан - Иван Кратт

Отложив бумагу, он некоторое время раздумывал, не зная, что осмотреть сперва. Затем осторожно прошелся по залу, попробовал поскользить по натертым воском половицам.

Сейчас комната показалась ему еще больше, картины еще красивее. Он решил с них и начать, но прежде всего перевести и переписать бумагу. Тогда до возвращения правителя будет сколько угодно времени.

Николка взял лист, перо и чернильницу и примостился у окна. В быстроте своей работы он не сомневался. Он уже целый год выполнял подобные поручения Баранова. Еще на Кадьяке пьяный французик Деголль умилялся его способностям, сравнивая их только со своими. Мальчик мог написать любое письмо по-английски и по-французски, читал книги из библиотеки, оставленной когда-то на острове Резановым. Правитель умел отбирать людей.

Первые строки Николка сразу же переписал по-русски, не вникая в смысл бумаги. Но следующие заставили его отложить листок. Шкипер сказал, что это опись товаров, а о товарах тут не было даже упоминания. Мальчик еще раз прочитал строчки, перевел дальше и вдруг, бросив перо, недоуменно поднял голову. Смуглое худенькое лицо его от волнения покрылось пятнами. Он оглянулся, словно ища свидетелей своему открытию, потом с лихорадочной поспешностью начал читать до конца. Шкипер по ошибке дал Баранову не ту бумагу. Она раскрывала истинные замыслы новой компании.

Это была тайная инструкция Джилю, в которой под видом деловых указаний для ведения торговых переговоров поручалось произвести полное описание крепостей Ново-Архангельск и Росс, установить количество людей, оружия, пушек, выяснить способность колоний к защите, разведать, в какой мере русское правительство дорожит самим Барановым и нет ли русских фрегатов в Восточном океане… Сии сведения немедля доставить в Филадельфию, а все касательно колонии Росс — особому доверенному в Монтерее… Подпись под инструкцией стояла иная, чем под первыми бумагами, иной был и почерк.

Некоторое время Николка сидел испуганный и бледный, а затем принялся торопливо переписывать инструкцию. Помогая правителю разбирать дела, он понял хорошо, что могла означать такая бумага. Он в полчаса скопировал английский текст, написал перевод и, не подождав даже отлучившейся куда-то Серафимы, выскользнул из дворца.

Но сообщить Баранову о своем открытии ему не удалось до самого вечера. Правитель долго пробыл на шхуне, оттуда вместе с Джилем отправился на верфь, в литейню, на склады. Вернулся он во дворец уже с темнотой, и только тогда озябший, набегавшийся Николка смог передать бумагу.

Выслушав мальчика и прочитав перевод, Баранов долго молча ходил по залу. Пламя двух свечей и отблеск огня из камина освещали его согнутую невысокую фигуру, лысую голову, седые нахмуренные брови. Приход корабля в эту пору, скудные, наполовину ненужные товары, привезенные Джилем, выгодные условия новой компании — все становилось теперь понятным.

— Иди спать, Николка, — сказал он, наконец, своему маленькому помощнику. — И не болтай. Чужого добра нам не надобно, а до нашего — будем живы, — не пустим.

Утром Александр Андреевич вернул бумагу Джилю. Ни тот, ни другой при этом не сказали ни слова, но шкипер все понял и больше не съезжал на берег, а на палисаде чуть-чуть передвинулись жерла пушек. В сторону корабля.

Через два дня шкипер Джиль выгрузил все товары, даже те, которые не собирался продавать. Баранов отпустил положенное количество тюков с пушниной. В полном молчании, без единого выстрела колумбийская шхуна покинула гавань Ново-Архангельска. Кричали только чайки.

А за день перед этим одномачтовый бот, годный лишь для плавания по окрестным проливам, вышел по направлению к Калифорнии. Четверо смельчаков взялись доставить Кускову письмо правителя.

Глава вторая

Уже не одну неделю «Вихрь» шел курсом на юг. Попутный ветер и ясная погода благоприятствовали мореходам. Никто не сказал бы, что наступил январь. Только изредка тучи укрывали небо, шел дождь. Но он налетал, короткий и теплый, свежий ветер быстро сушил паруса. Штормов почти не было, зато непрекращающаяся сильная зыбь причиняла мучительное беспокойство.

За все время пути от Ферлонских камней ничего примечательного не попадалось. Лишь один раз, в начале перехода, увидели на горизонте стадо морских котов. Животные плыли на ближайшее лежбище. Да около тридцатой параллели встретили пару тропических птиц. Здесь по старым испанским картам должен был находиться остров. Но никакой земли со шхуны не приметили. Все же на всякий случай Петрович велел убавить паруса, ночью итти самым малым ходом.

— Из-за таких открывателей на банку напорешься, — сказал шкипер сердито. Кожаная зюйдвестка и длинный острый нос делали его похожим на птицу.

Все дни, когда Алексей не стоял на вахте и качка хоть немного уменьшалась, он переписывал английскую книгу, найденную в сундучке с мореходными инструментами. Английский язык Алексей изучал в Ново-Архангельской школе у крестника правителя Павла и умел объясняться с заходившими в порт корабельщиками. Шкипер Петрович сказал, что на Сандвичевых островах бывают бостонцы, часть местных жителей болтает на их языке. Нужно вспомнить многие слова, забытые за полтора года.

В книжке описывались путешествие в Китайские земли, двор богдыхана, пагоды, монастыри. Множество слов было незнакомых, Алексей сердился, закрывал книгу и шел на мостик к Петровичу. Но вычитанное окрыляло воображение, представлялось, как он сам скоро будет в новых местах, увидит земли, о которых столько велось разговоров еще в Ново-Архангельске, а потом в Россе. Он расспрашивал шкипера, бывавшего на островах, просил рассказать о короле Томеа-Меа.

Петрович глядел из-под зюйдвестки, перебирал короткими пальцами колесо штурвала.

— Король как король, — говорил он строго. — Мне королевши пуще понравились.

Насмешливый старик никогда не отвечал сразу серьезно, но Алексей знал его причуды и ждал, когда тот разговорится. Тогда Петрович мог рассказывать до конца вахты. Часто так и случалось. Невыспавшийся Алексей потом клевал носом во все время своего дежурства.

Это происходило в тихие дни. Зато, когда ветер свежел, темнело небо и «Вихрь», скрипя обшивкой, зарывался в водяные громады, с ревом и свистом рушившиеся со всех сторон, Алексей и Петрович оба находились на палубе и не покидали ее ни днем, ни ночью. Привязанный тросом, чтобы не сорвало в море, у штурвала стоял Петрович, а Алексей, цепляясь за штормлеер, помогал команде крепить паруса.

Но штормовые дни были только в начале пути. Чем дальше шхуна спускалась к югу, тем яснее и спокойнее становился океан. Бывали часы, особенно ночью, когда даже зыбь почти прекращалась, «Вихрь» плавно и быстро скользил на длинной волне. В такие дни Алексей и Петрович говорили о делах Росса, Ситхи, а особенно о войне с Наполеоном. Алексей уже сообщил шкиперу новости, полученные Кусковым от Баранова. Насмешливый старик эти разговоры вел охотно и серьезно, и они оба сходились на том, что война начнется. Свое беспокойство они старались скрыть друг от друга.