Мы – Tanzwut. Эра Тьмы (СИ) - Мурзина Ника

Сейчас Тойфель сидел в небольшом кресле под огромными сочно-зелеными листами больших растений в горшках. Жители гримерной скрывали рогатого в тени, как будто пряча от внешнего мира. Это немного успокаивало Тойфеля. Вожак как будто издалека наблюдал за происходящим, за активностью братьев, которые были уже готовы, но никак не могли усидеть на месте от волнения. С усмешкой рогатый провел сравнение с большим муравейником, в котором трудились мелкие насекомые, нагруженные своими крохотными делами. Это казалось забавным.

Вот перед глазами маячил Шумон, измеряя быстрыми шагами помещение. Он раскрасил себе руки в толстую частую полоску, от чего стал похожим на огромного шмеля. Прямо напротив кресла Тойфеля, на диване дремал Шлаф. Он не стал утруждать себя узорами, просто набросал несколько темных пятен на лицо и шею, взлохматив и без того непослушные волосы. Рядом, нахохлившись, сидел бледный и, кажется, слегка зеленоватый от тревоги Пиро. Алекс и Рене шептались о чем-то в дальнем углу. А перед зеркалом Штефан заканчивал свой особо сложный грим.

До начала оставалось меньше часа. Тойфель взволнованно косился на часы, отсчитывая секунды. И только сейчас он осознал, что ему по-настоящему страшно. Казалось бы, что сложного и пугающего в двухчасовом выступлении в оборудованном зале, когда ты до этого буквально всю жизнь провел на местечковых представлениях в менее предсказуемых и безопасных условиях?

Однако сейчас все по-другому. И тут даже дело не в том, что зрителей будет в десятки раз больше. Если верить достоверным источником, на сегодня было куплено более пятисот билетов. Тойфель даже не мог представить себе, как такое количество людей может поместиться в зал. Однако это не было проблемой для демона. Он давно научился бороться с боязнью сцены, пусть и не до конца избавился от нее. Научился абстрагироваться и не думать о количестве зрителей.

Дело было совсем в другом. То был совсем не концерт. Точнее, не просто обычное выступление, через такие вся стая проходила не один раз. Нет. Это была битва. Последняя битва. От ее исхода зависело буквально все. И Тойфель физически ощущал, как дурное предчувствие царапает крохотными коготками его изнутри. Может, даже заживо сжирало, поди разберись.

Скорее всего, братья разделяли его чувства. Они и сами понимали, что меньше, чем через час они пройдут точку невозврата. И произойдет что-то такое, из-за чего они не смогут жить, как раньше. Тойфель не хотел о таком думать, но даже не было никакой уверенности в том, что они всемером в принципе продолжат жить. Сохранить спокойствие было почти невозможно в таких условиях.

Хуже всего приходилось Рене. Он что-то постоянно видел. Видел нечто ужасное, что никак не вяжется с хорошим исходом. Более всего досадным был факт того, что паук не мог разглядеть и почувствовать что-то конкретное. Кровь. Боль. Страх. Комбинация отвратительная, но при этом абстрактная.

Пугал страх неизвестности. Никто не знал, когда, как и куда нанесет удар Темный Всадник. Это была очень продуманная стратегия со стороны противника — выматывающее ожидание. И оно действительно высасывало буквально все силы, не позволяло сосредоточиться на делах, погружало в удушающее ощущение нарастания паники. Уж в моральном сражении Всаднику точно не было равных.

А время уходило. Начинался обратный отсчет. Демоны уже столпились у выхода на сцену. Подавленно молчали. Переглядывались. Вот начали мелькать осторожные улыбки. Предвкушение хорошей игры все равно потихоньку брало верх над тревогой. Никто не мог слишком долго находиться во взвинченном состоянии. Да и, если так поразмышлять, какая разница, что произойдет? Это будет только в будущем. А жить нужно здесь и сейчас. Наслаждаться настоящим, даже если и уверен в нем только на следующие несколько секунд. Это и есть жизнь.

Друг за другом демоны покидали гримерную. С каждым новым выходящим до Тойфеля долетал какой-то странный шум. Он не сразу догадался, что это зал так бурно реагировал. Несколько сотен людей восторженно вопили и рукоплескали, радушно встречая музыкантов. Вскоре Тойфель остался последним. Группа по договоренности начинала без него. У вожака была еще пара минут на то, чтобы собраться с мыслями, которые предательски разбегались.

История циклична. Все повторяется. Многое произошло за эти неполные семь веков, когда стая находилась в забвении. Но стоило им только вернуться, как жизнь будто бы обновилась. Сделала полный оборот и вернулась к началу. К началу конца. Жизнь дала второй шанс для того, чтобы на этот раз довести дело до завершения. Жизнь сделала исключение для семерых, чтобы позволить им освободить и Ад, и Землю от жестокого тирана, что мешает развитию. Демоны не подведут. Они смогут довести дело до конца. У них все получится.

Тойфель искренне верил, что он все делает правильно. Иначе бы они не смогли зайти так далеко. Силы противоборствующих сторон слишком не равны, а на одной удаче долго не протянешь. В Мироздании, где есть место для всего, о чем можно было только подумать, могла затесаться и справедливость. Ничего не случайно. Все закономерно. Все повторяется. История циклична.

…Он шел по мощенной грязным камнем узенькой улице города. Его шагам вторил топот еще шести пар ног. Из-под ботинок летела пыль и песок, из-за чего создавалось впечатление, что они идут в клубах дыма. Пустой город. Почти вымерший город. Кто-то слонялся по улицам. Эти существа едва походили на людей — истощенные, сгорбленные, бледные, больные. Город, в который пришли демоны, был атакован заклинанием Темного Всадника, что высасывало саму жизнь из людей.

Стая пришла на помощь. Тому самому человечеству, которое всю свою историю старалось истребить гостей из Ада, хотя они никогда никому не делали ничего плохого. Случилась удивительная ирония жизни. Люди нашли последнюю надежду в тех, кого всегда гнали. Но почему-то Тойфель догадывался, что их подвиг мало что изменит. Люди еще не готовы. Демоны еще не готовы. Обе расы хороши. Одна не воспринимает другую больше, чем за пищу, а вторая не принимает даже своих, не говоря уже о чужих. Когда-нибудь все изменится. Но не сейчас. Сейчас важно другое. Сейчас нужно было выжить самим и помочь своим ближним.

Тойфелю было физически больно от того, что он видел лишь безразличие в погасших глазах тех, кого встречал. Как можно было помочь тому, кто и сам наплевал на то, что с ним случится совсем скоро? Это разжигало в груди рогатого ярость и недоумение. Злоба разливалась по всей ауре на того, кто заставил живое существо позабыть, насколько ценна каждая жизнь. На такое был способен только истинный монстр, чье сердце было выстужено ветрами жестокости и коварства.

Тойфель обернулся, тут же встретившись с взглядами нескольких пар разноцветных глаз. Все, как один, они уверенно кивнули, будто отвечая на мысли. Его стая. Его братья. Те, кто всегда был рядом с ним и в горе и в радости. Сейчас они преданно шли со своим вожаком в бой. Может быть, шли на верную смерть. Но их это не пугало, потому что они были единым целым. И если идет кто-то один — остальные составят компанию в любом деле. Это было их братство. Самое мощное и крепкое, чем они обладали. Это была великая сила, иметь которую выпала огромная честь Тойфелю. Братья не подведут его. Он не подведет братьев. В огонь и в воду. Вместе до самого конца.

— Посмотрите, люди! — закричал Тойфель, срывая голос, лишь бы достучаться до умирающих душ людей. — Вот Смерть стоит у вашего порога. Неужели вы просто сдадитесь?!

…В реальность он вернулся с трудом. Словно вынырнул из очень тяжелого и крепкого сна. Несколько мгновений пытался сообразить, что происходит. Казалось, что прошло несколько часов, а на самом деле, не больше пары минут. Чувство эйфории и вдохновения накрывало его с головой, опьяняло. Тойфель позабыл, что нужно сосредоточиться. Неважно. Холодная голова сегодня только помешает.

Смолк последний аккорд залихватского гитарного рифа. Песочное шелестение барабанных тарелок затихло. Волынки хрипло, устав надрываться горестным плачем, затихли. Звуки стали ощущаться физически. Они касались оголенного тела, что не было закрыто кожаным одеянием. Царапались, кололись, поглаживали, ласкали. Звуки стали запахами. Кислыми, сладковатыми, острыми. Он слился с симфонией звучания. Погрузился в нее целиком. Сам стал музыкой.